Сергей Устинов - Проигрыш Страница 2

Нет, не думал я ни о чем подобном. Но и сейчас помню, что с высоты крыльца отделения милиции весь мир вокруг казался мне в тот миг добрым и справедливым...

Как это бывает, предавшись воспоминаниям, я отвлекся от настоящего. А между тем вокруг меня что-то изменилось. Витая далеко, я все же боковым зрением и каким-то верхним слухом фиксировал, оказывается, происходящее. Вот Епифанов, почему-то встав со стула, отрывисто поговорил с кем-то по телефону. Вот вбежал, схватил что-то со стола и сразу выбежал с озабоченным видом Гольба. Вот приоткрылась дверь, в ней мелькнуло нахмуренное лицо самого начальника уголовного розыска республики Котэ Абуладзе - и я вдруг остался один. Сцена опустела, все умчались за кулисы. Уж не туда ли, где и в самом деле происходят захватывающие события? Сказать, что мне стало обидно, значит ничего не сказать. Я сидел на своем первоклассном месте и с ненавистью глядел на бессмысленный блокнот у меня в руках, когда дверь снова распахнулась.

На пороге стоял Епифанов. Несколько секунд он задумчиво изучал меня и наконец изрек:

- Пошли в машину, корреспондент. Хотел посмотреть, что у нас за работа? Сейчас увидишь...

Замки воздушные и пластилиновые

Море начиналось в ста метрах от места происшествия. В ста метрах от поросшего кустами оврага, вокруг которого сгрудились наши автомобили, оно сверкало и серебрилось сквозь деревья под лучами предзакатного солнца, а его огромная чаша отражала, фокусировала и усиливала в вечернем воздухе прибрежные курортные звуки. Кто-то с размаху плюхался в воду, бухал методично волейбольный мяч, звенели невнятно голоса. Иногда на дорожке, ведущей с пляжа, показывались неторопливые, разомлевшие отдыхающие в шортах с сумками и надувными матрасами, но путь им преграждал сержант в форме. Оттуда, с моря, им были видны лишь машины и свет прожекторов, установленных в кустах по краям оврага. Наверное, они думали, что идет киносъемка.

Мальчишка лежал среди пустых консервных жестянок, арбузных корок и прочего мусора, уткнувшись лицом в землю, заострив под майкой худые острые лопатки. Приседая, щелкал затвором фотограф. Следователь прокуратуры, маленький человек с большим "дипломатом" в руках, на одной ноте, словно молитву, негромко бубнил помощнику то, что следовало записать в протокол осмотра. Ветерок с моря доносил взрывы смеха.

- Заза Квициния, пятнадцать лет, - тихо сказал мне Епифанов. - Пропал вчера вечером, не ночевал дома, мать всполошилась.

Он кивнул Гольбе, как бы передавая дела, а мне вполголоса бросил:

- Пойдем, поговорим с ней, с соседями. Тут и без нас разберутся.

Продравшись сквозь кусты, мы выбрались на пыльный истоптанный пустырь. Оказывается, с тех пор, как мы подъехали, здесь собралась порядочная толпа - десятка полтора стариков, старух, несколько женщин, двое-трое ребятишек. Все они молча стояли в почтительном отдалении, бесстрастно разглядывая нас, как разглядывают незнакомцев сельские жители. Но мать убитого я определил сразу.

Маленькая худая женщина в черном вдовьем платье, поддерживаемая с боков двумя соседками или родственницами, стояла ближе всех к оврагу, устремив невидящий взгляд сквозь заросли, туда, где горели прожектора. Рядом неловко переминался с ноги на ногу милиционер, а невысокий полный мужчина в белой рубашке горячо ей о чем-то толковал. То ли от жары, то ли от смущения он постоянно тяжело отдувался, бухал, как паровоз, готовый к отправлению.

- Цуца - бух, бух - клянусь, не надо тебе здесь стоять! - убеждал он ее. - Потом поедешь в больницу и все сделаешь как положено. А сейчас пойдем в дом, поговорим. Ты ведь хочешь, чтобы мы нашли убийцу сына?

Постояв еще немного, женщина молча повернулась и побрела к домам на противоположном краю пустыря. Мы двинулись за ней. Мужчина в белой рубашке поотстал от нее и присоединился к нам.

- Нестор Кантария, - представил мне его Епифанов. - Заместитель начальника отделения милиции по уголовному розыску. Это его район.

- Бедная женщина, - вздохнул Кантария и покачал головой. - Три года назад мужа похоронила, теперь вот сын единственный...

Комната напоминала декорацию комнаты. Ковер на стене, сервант с хрусталем, полированный стол посредине, плюшевый мишка с бантом в углу дивана. "И мы не хуже других, - намекала обстановка, - и у нас все как у людей". Но холодно и неуютно показалось мне здесь, не было ни единой детальки, которая превращает четыре стенки в человеческое жилье. Как ни странно, единственное, что оживляло комнату, была большая фотография давно умершего человека. Квициния-старший, крупнокостный мужчина с орлиным носом, сумрачно разглядывал нас с высоты серванта.

Рассевшись кто где, мы некоторое время сидели молча. Я, например, не решался даже глаза поднять на окаменевшее лицо матери Зазы. Было что-то неприличное в том, что мы пришли сюда в такую минуту, хотя все, и она тоже, понимали, что так надо. Наверное, и это имел в виду Епифанов, когда обещал, что я увижу, какая у них работа. Расспрашивать убитую горем женщину - это вам не бандитам руки выкручивать...

Наконец Епифанов прокашлялся и начал издалека:

- Цуцунда, кем работал покойный муж?

- Крановщиком, - ответила она, поднимая глаза на фотографию. - Лицо ее вдруг размягчилось, потекло. Цуца заплакала. - Ах, Нугзар, Нугзар! Был бы ты жив сейчас!..

- Что, не справлялась с Зазой, да? - участливо спросил Кантария.

- Почему не справлялась? - удивилась она сквозь слезы. - Заза хороший мальчик, добрый. Мухи не обидит. Да ведь не в этом только дело... Пятнадцать лет парню. Так что ж, он хуже других должен быть, если отца нет? Джинсы надо? Надо! Куртку "Адидас" надо? Надо! Кроссовки - сто рублей! - надо! При Нугзаре все было, в достатке жили. - Она снова подняла на портрет залитое слезами лицо. - А я одна что могу? Купила ему кроссовки, а он их товарищу дал поносить. Через два дня вернул - не узнать. Все в царапинах, грязные. Я говорю: неси обратно. Пусть деньги возвращают. А у меня денег нет каждый день тебе новые кроссовки покупать.

- Отнес? - поинтересовался Епифанов.

- Сама отнесла! - гордо сказала маленькая женщина. - И все сто рублей до копеечки получила!

- Скажи, Цуца, были у Зазы враги? - наконец приступил к делу Кантария.

- Какие враги у парня в пятнадцать лет? - удивилась она.

- А у вашей семьи, у Нугзара?

- Нет. - Она покачала головой. - Разве вы не знаете, Серго Каличава наш родственник! А с таким родственником разве враги могут быть?

- Что-то, если мне память не изменяет, Нугзар этого родственника не слишком жаловал, а, Цуцунда? - спросил Кантария.

- Все равно, - упрямо ответила женщина. - Родственник есть родственник.

- Помогает он вам? - поинтересовался Епифанов.

- Помогает немного. Вот недавно купил Зазе магнитофон. Обещал моторку. Что он может? Сам только недавно пришел... оттуда...

- Это мы знаем, - со значением сказал Кантария и переменил тему: Ну, а друзья у Зазы были?

- Полный двор! - грустно улыбнулась Цуца. - С утра до вечера с друзьями во дворе. Приходит из школы - и туда.

- И чем они там занимались, во дворе?

- Кто их знает... - понурилась Цуца. - Иной раз идешь мимо, сидят кучкой, о чем-то разговаривают, а бывает - кричат. Подойдешь ближе замолкнут. Вроде пить не пьют, а что делают... Разве матери до того? Все на мне: дом, работа, Заза... А теперь ничего этого нет... - Она снова горько заплакала. - И ведь какой хороший мальчик был мой Заза! продолжала жалобно сквозь слезы. - Бывало, говорит мне: вот вырасту, мама, заработаю много-много денег, заживем с тобой как люди! А как он рисовал, выпиливал, какие игрушки клеил! Ну кто, кто это сделал? - вдруг в отчаянии закричала она, сжав маленькие кулачки.

Мы не могли ответить на этот вопрос и неловко молчали. Цуца между тем вдруг словно очнулась и как-то нервно засуетилась.

- А вот я вам сейчас покажу, - приговаривала она, вскочив со стула. Вы должны посмотреть, какой был мой Заза. Пойдемте, пойдемте... - позвала она, и мы, не в силах перечить, смущенно поднялись со своих мест.

Комната, куда она нас привела, была гораздо меньше и принадлежала, видимо, ее сыну. Здесь было больше свободы: по стенкам висели портреты известных футболистов, даже целых команд, валялись сдутый мяч, велосипедный насос, стоптанные кеды. А одну стену занимали стеллажи, на которых чего только не было: спутанные провода, паяльники, инструменты, но самое главное, они были заставлены творениями рук Зазы. Макеты кораблей, самолетов, домики, башенки, человеческие фигурки - из бумаги, картона, фанеры, пластилина. А в углу на отдельной подставке стоял замок.

Видимо, Заза и впрямь был талантливым мальчиком. Во всяком случае замок у него получился отличный. За пластилиновым рвом с контрэскарпами вздымалась крепостная стена, склеенная из спичек с обрезанными головками. С равными промежутками выдавались из стены сторожевые башни, сложенные из маленьких кирпичиков. А за оборонительными сооружениями высился господский дом - с богатыми парадными дверями, со слюдяными витражами в овальных окошках, дымовыми трубами на покатой металлической крыше.