Сергей Рокотов - Тропинка в никуда Страница 2

- Я не сужу, мама, - тихо и задумчиво произнес Борис. - Только я хочу, чтобы у меня была одна женщина... девушка... Самая лучшая в мире, единственная на всю жизнь... И я знаю, что встречу такую...

- Не загадывай, сынок, - усмехнулась Тоня. - А, впрочем, может быть, ты уже встретил? - Она слегка дотронулась до его плеча правой рукой. Молодежь теперь ранняя...

- Нет еще, - еле слышно произнес Борис. - Только мне не нравится, как все произошло у папы... Да и у тебя...

- Не судите, да не судимы будете, - нахмурилась Тоня и этими словами прервала разговор, принимающий нежелательный оборот. Однако, замолчав, снова почувствовала то самое нарастающее чувство тревоги, которое было у неё с утра... Тревога на сей раз была настолько сильная, что она даже стала ощущать дрожь в руках, что было совершенно некстати во время вождения автомобиля. Слава Богу, дорога прекрасная, да и до аэропорта Внуково было рукой подать...

... Подъехали к аэропорту, узнали в справочном, что самолет из Одессы прибывает вовремя. До прибытия оставалось ещё около двадцати минут. Тоня и Борис вышли на улицу и стали ожидать прибытия самолета, глядя в голубое, с легкими облачками, небо... Было тепло, дул легкий ветерок, люди были одеты совершенно по-летнему... Было бы все очень хорошо, тихо, спокойно, если бы не эта тревога, нарастающая, шумящая в ушах, шепчущая на ухо какие-то страшные непонятные слова... Тоня от ужаса закусила губу и побледнела...

- Что с тобой, мама? Тебе плохо? - заметил её состояние Борис.

- Мне? Что? А?... Я... Плохо... Я не знаю, что со мной, голова очень кружится...

А через полминуты, крик ужаса пронесся над аэропортом... Коллективный крик ужаса... Потому что самолет, показавшийся в небе, вдруг загорелся ярким пламенем и разлетелся на куски... И эти кажущиеся крохотными куски летели с огромной высоты вниз...

- Вот оно, - сквозь зубы шептала Тоня. - Вот оно... Я знала, я чувствовала... Все, Боренька, - она сильно схватила его за руку повыше локтя. - Все, нет у нас с тобой больше папы, одни мы с тобой, сынок, на этом черном свете...

Стон и крик в толпе нарастал. Какая-то молодая женщина, вырывая на голове волосы с криком бросилась бежать к зданию аэропорта, рыдали дети, стонали мужчины... В толпе Тоня увидела искаженное ужасом лицо Ани, жены Стасика Багрова... Все произошло неожиданно, буквально как гром среди ясного неба... Оставалась надежда, что взорвавшийся в небе самолет, был не тот, которого ожидали все...

Последние надежды вскоре улетучились. Скорбный голос в репродукторе просил соблюдать спокойствие и выдержку... Надеяться было не на что. Все было кончено. Самолет был тот самый... Как все просто, и как страшно... Весна, май, цветение, ожидание скорой встречи... И вот - этот царящий в ясном синем небе непроглядный ужас... Страшная гримаса злой судьбы...

- Мама, мама, - шептал Борис, не зная, что сказать, и сам ещё не осознавая до конца трагизма произошедшего, горечи потери, понимая пока лишь одно - матери очень плохо, она буквально теряет сознание... А в здании аэропорта непрерывный стон и вой...

- Ничего не хочу, ничего не хочу, домой, только домой, - отвечала бледная как смерть Тоня.

Борис держал её под руку, и они побрели к машине... Неожиданно Борис обернулся. Ему показалось, что кто-то пристально смотрит на него. Поймал этот взгляд и вздрогнул от ужаса и отвращения. Среди всеобщего горя и страха, душераздирающего крика и стона ярким радостным огнем горели два женских глаза. Они находились довольно далеко, но излучение от них было очень мощное. Глаза были зеленые и принадлежали высокой женщине с распущенными рыжими волосами, одетой в длинное темное платье. Женщина была довольно молодая и статная, но в её лице было нечто отталкивающее, порочное... Она ещё несколько секунд торжествующим взглядом поглядела на Бориса и исчезла в колышущейся, содрогающейся от ужаса шелестящей толпе...

Борис повел мать к машине. Он не имел понятия, как они доедут домой...

1.

Декабрь 2000 г.

... - Ну, Ксюша, как тебе это местечко? - улыбаясь, спросил Борис. По-моему, это именно то, что ты хотела... Тишь, гладь, божья благодать, кругом - ни души, а погода - лучше не придумаешь...

Оксана ничего не ответила, только приветливо улыбнулась Борису и слегка дотронулась до его плеча рукой.

Оксана и Борис надели лыжи и пошли в правую сторону от железной дороги...

Погода для лыж была и впрямь совершенно идеальная... Градусов пять мороза, полное безветрие... Вокруг великолепный лес, покрытые снегом деревья, звенящая в ушах тишина... И прекрасная накатанная лыжня... И никого вокруг... Только они одни, на всем белом свете одни...

... Оксана Краснова и Борис Вербицкий дружили с первого курса. Сейчас они были на третьем. Обоим было по двадцать лет... Они собирались пожениться, и никто не был в состоянии им в этом помешать... Пройти пришлось через всякое - слишком уж велика была разница в материальном положении их семей. Мать Оксаны Лидия Владимировна была президентом коммерческой фирмы, имеющей миллионные обороты, мать Бориса работала дворником в ЖЭКе. Казалось бы - два противоположных полюса человеческого благосостояния. И тем не менее, двое молодых людей подружились и полюбили друг друга... Совсем недавно познакомились и их матери. Лидии Владимировне Красновой понравилась мать Бориса Антонина Ильинична, это была добрая, легкая в общении женщина. Еще раньше Краснова узнала от дочери о той трагедии, которая произошла несколько лет назад с мужем Вербицкой... Знала и о том, что после гибели в авиакатастрофе гражданского мужа Вербицкой Андрея Померанцева, как снег на голову, явилась из-за кордона его жена Татьяна и получила по всем существующим законам все имущество покойного, в том числе, и его трехкомнатную квартиру на Ломоносовском проспекте. Тоня и Борис остались без крыши над головой. Актриса Татьяна Померанцева была женщиной совершенно без всяких комплексов, спокойной, даже с какой-то заторможенной, на первый взгляд, реакцией. На простые слова Тони о том, что им с сыном просто негде ночевать, Померанцева отвечала монотонным голосом, что ее-то эти проблемы совершенно не касаются, при этом не проявляя ни малейшей агрессии по отношению к бывшей сопернице. Тоня поняла, что наткнулась на каменную стену, даже личные вещи забрать из этой квартиры было довольно проблематично - Померанцева подвергала сомнению каждый предмет, даже самый незначительный, даже явно принадлежащий Тоне или Борису. Затем она все же, как женщина цивилизованная, сочла нужным проявить гуманность и позволила Вербицким пожить некоторое время в квартире под её строгим надзором, чтобы, не дай Бог, из квартиры не пропала ни одна мелочь. За это время Тоня судорожно пыталась что-то придумать... Ехать с сыном обратно в Иркутск очень не хотелось - в трехкомнатной квартире с матерью жила младшая сестра Тони с двумя детьми. Снять квартиру в Москве было не на что - Таня Померанцева наложила свою мощную руку на счет Андрея в банке... И тут неожиданно Господь сжалился над Тоней. В ЖЭКе освободилось место дворника и служебная комната... Тоню знали, хорошо к ней относились и взяли её на работу. Так и стали Тоня с Борисом жить в том же доме, через два подъезда в маленькой десятиметровой комнатушке с облезлыми обоями... Прежняя дворничиха тетя Клава скоропостижно скончалась, её имущество быстро разворовали соседи, в комнате остались только продавленная кушетка, старенький стол и два стула. Ни холодильника, ни телевизора, ни занавесок на окнах... В соседней комнате безмятежно проживала местная достопримечательность Угрюмов по кличке Шпана, тридцатипятилетний парняга, могучий и конопатый, завсегдатай медвытрезвителя и отделения милиции, в другой - круглая как мяч бабка-хлопотушка Козлитина, въедливая и дотошная, очень строгая к соблюдению всевозможных правил коммуналки. Разумеется, правила предъявлялись только Тоне и её сыну, со Шпаной разговаривать было совершенно невозможно. Однажды, например, он вдребезги разбил унитаз, и долгое время никто не мог пользоваться туалетом, пока Шпана с кирюхами не спер где-то другой и не водрузил его на положенное место. А уж похабные песни горланил тогда, когда ему было нужно, дня и ночи для него не существовало. Так что замечания делались только вновь прибывшим... Тоня принимала их с молчаливой покорностью. Она и так была рада, что осталась в Москве. Шпана было попытался приучить тринадцатилетнего Бориса к пиву и водке, но это ему не удалось. Борис сосредоточился на занятиях, замкнулся в себе и с золотой медалью кончил школу, а затем поступил на английское отделение Лингвистического университета. Потихоньку наладилась их жизнь. Скоропостижно скончалась бабка Козлитина, не дождавшись того, что Тоня убьет её сковородкой по голове, не выдержав её мелочных придирок, и в комнату въехала веселая приветливая молодая женщина. А вскоре после этого Шпана получил за кражу три года, и его площадь занял русский беженец из Таджикистана, в прошлом преподаватель иностранных языков в Душанбинском университете. Теперь он тоже работал дворником в ЖЭКе вместе с Тоней и помогал Борису готовиться к поступлению в Университет...