Никита Воронов - Огненный лис Страница 2

— Девушка! Будьте любезны нам с Семой ещё граммов триста водочки! Скоренько… Але-оп! Фьюить… фьють…

Он даже попытался присвистнуть, но получилось не очень хорошо.

На шум подошла официантка. Окинула клиентов подозрительным взглядом, но заказ приняла. И вернувшись на удивление скоро, водрузила на стол графинчик с безбожно разбавленным пойлом:

— С вас двести семьдесят два рубля. Всего…

Мужчина в «тройке» решил возмутиться:

— А почему это вы нас сию минуту хотите рассчитывать? Мы ещё не уходим, девушка! Мы, может, ещё чего-нибудь заказывать будем!

Официантка хмыкнула:

— Вы сначала за это все рассчитайтесь. А уж потом…

— Так вы, красавица, сомневаетесь? В чем? В моей платижа… платежеспособности?

Последнее слово далось Семиному приятелю нелегко, от этого он ещё больше разгорячился и тут же начал неистово выгребать из карманов мятые купюры:

— Пожалуйста! Нате!

Официантка невозмутиво обтерла вечно испачканные шоколадом пальцы об уже использованную кем-то салфетку, собрала деньги и пересчитала их:

— Здесь всего двести шестьдесят девять. Трех рублей не хватает! А говорите…

— Что? Ах, трех рублей? Сейчас, сейчас… — клиент торопливо вытащил из внутреннего кармана пиджака аккуратный пластмассовый футляр от ученической авторучки.

На влажную скатерть, между огрызков, тарелок и свежих пятен от соуса тяжело впечатались три старинные серебрянные монеты.

— Во-на! Прошу пани… Не побрезгуете?

Вопреки ожиданиям мужчины, красивый жест его никакого впечатления на официантку не произвел:

— Я не коллекционирую. Нормальные деньги есть?

— Нормальные… — передразнил её клиент. — Что бы ты понимала! Деревня… Это же десятый век, ясно?

Но зад официантки, обтянутый черной суконной юбкой, уже удалялся от столика.

— Сема, слышишь? Я тебе эти монеты дарю на память. Как другу!

— А Ленин? Ильич на них есть? — Сема с трудом оторвал физиономию от скатерти и неожиданно во весь голос затянул:

— «И Л-ленин, такой молодо-ой,И юный Октябрь впер-реди!»

— Нехорошо, гражданин, — возникший у столика вместе с вернувшейся официанткой метрдотель посчитал необходимым сделать подгулявшему посетителю замечание:

— Надо и время знать, и место… Платить будете?

Подождав, когда мужчина в «тройке» наскребет по карманам недостающую мелочь и рассчитается, метрдотель исчез так же незаметно, как появился.

Клиенты остались наедине.

— Ну? Есть на них Ленин? — Снова поинтересовался Сема, стараясь не опрокинуть наполненую рюмку.

— Нет. Ленина на них нету, — признал собеседник, предварительно зачем-то внимательно разглядев монеты.

— Тогда не возьму, — помотал головой Сема. — Пива на них не дадут, «Беломора тоже»… Партвзносы — и то не заплатишь!

— Плебей, — пристыдил его мужчина в «тройке».

— Нет. Не возьму.

— Да тут одного серебра грамм сорок будет, понял? Бери! А то обижусь до конца дней своих. До гробовой доски обижусь, до встречи — тьфу-ты! — с Господом…

Сема, который успел к этому моменту опять приклонить буйну голову к скатерти, открыл правый глаз, протянул руку и сунул футлярчик с монетами куда-то за пазуху.

Потом сделал над собой неимоверное усилие, сел почти вертикально, приосанился и перекрывая ресторанный шум затянул:

— Господу помо-олимся! Господи, помилуй… Господи, поми-илуй!

Метрдотель покачал головой и на всякий случай вызвал наряд милиции.

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

На западе Амурской области, примерно в восьмидесяти километрах от границы с Китаем, на территории исправительно-трудовой колонии усиленного режима УВ 14/5, в воскресенье, в шесть пятнадцать утра по местному времени произошло черезвычайное происшествие: осужденный Бабарчак произвел захват заложников.

— Во, бля, номер! Не было печали — шнурок развязался… констатировал дежурный офицер, капитан Быченко после того, как сбежавшиеся на внутреннюю вахту контролеры-сверхсрочники, перебивая друг друга, доложили ему скверно складывающуюся оперативную обстановку.

Помимо вопроса «что делать?» в глазах каждого из них явно читался и второй, не менее важный: «что и кому теперь за это будет?»

Вся надежда была на Быченко — все-таки, семь лет в капитанах, бунт восемьдесят пятого пережил, трех начальников… Звали дежурного офицера Андрей Федорович, и слыл он человеком решительным, а в силу своей могучей «два на два» — комплекции, способным решать любые служебные задачи.

Как и все по-настоящему сильные люди, капитан редко пускал в ход свои огромные кулачищи — в сущности, это был довольно веселый мужик, умеренный дебошир и вполне безобидный пьяница.

Известно, какие здесь, на краю света развлечения для полного сил и здоровья тридцатидевятилетнего мужчины? Кругом тайга, а посреди неё — зона, распластанная на берегу когда-то золотоносной речки Альдой, да крошечный поселок Тахтамыгда с одноименной железнодорожной станцией.

В свободное от службы время, любил Быченко, выпив пару поллитровых бутылей местного дрянного самогона, ходить на окраину поселка — бить стекла в пустующей заброшенной общаге расформированного авиаотряда. Чем, собственно, пьянка и ограничивалась, не вызывая ни у кого ни малейших нареканий: сами не без греха!

По сути, битье по пьянке стекол, да и не только стекол в злополучном бараке давно уже стало для местных жителей и начальства колонии даже не шалостью или проступком, а чем-то вроде невинной народной традиции.

— Нет, ну надо же такое, а? Конец дежурства… У Любки выходной сегодня после смены, — капитан таращился по сторонам липкими от бессонной ночи глазами. Войлочный воротник шинели до красноты и зуда натер шею, волосы на лбу слиплись от пота, чесалось тело, а во рту от чрезмерного курения дешевых папирос было очень погано.

Андрей Федорович обернулся:

— Баньку под вечер протопить, что ли?

— Баньку? Да, что же… Пар костей не ломит, — дипломатично кивнул стоящий ближе всех вольнонаемный начальник цеха, ранее отсидевший на этой же «зоне» шесть с половиной лет за взятки.

В помещении становилось дышать все труднее. Народу и так набилось сверх меры — офицеры-отрядники, контролеры, да ещё только что прибежал молодой «кум»-оперативник Плющев со своим готовящимся на пенсию шефом, майором Гелязитиновым.

А дежурный все бормотал под нос себе какие-то лишние, не имеющие отношения к делу фразы:

— В обед собирались огородом заняться, теплицуп поправить, дыры на пленке залатать… Кабаны-паскуды проломали! Повадились, суки, картошку рыть, понимаешь?

— Товарищ капитан…

— Ох, Бабарчак, Бабарчак… Говнюк! Не мог пару часиков подождать, пока я сменюсь, а? Не терпелось же тебе с самого сранья-то?

Тохтамыгденская колония существовала уже почти полвека и за эти годы прошли через неё сотни тысяч людей. Видели здесь и политзэков тридцать седьмого, и врачей-вредителей, и настоящих «коронованных» воров в законе, и детоубийц, и даже людоедов — но вот от террористов пока Бог миловал.

— Что вот теперь делать-то?

Что делать — никто не знал. Все имеющиеся в наличии инструкции касались, как правило, штатных ситуаций, или же описывали действия личного состава при массовых беспорядках, побегах и прочей, редко случающейся ерунде. Нашлись даже увестистые тома наставлений по организации коммунистических субботников, но что касается захвата заложников…

— Может, пожарную машину подогнать к дверям? И стрельнуть? — Робко подал голос старший лейтенант Плющев. В органы внутренних дел он пришел года два назад из уже упомянутого авиаотряда, где служил беспереспективным электриком.

— Ты чего — совсем сдурел? — Отмахнулся Быченко. — Шесть утра! Отряды спят, начнешь стрелять — поднимешь «зону».

— Правильно, правильно, Андрей Федорович, — поддержал его Гелязитинов. — Шуметь не надо. Нежелательно! Зэки, когда пронюхают, в чем дело — на работы точно не выйдут, им только повод дай! Так и ищут, сукины коты, где бы мне, понимаешь ты, нагадить.

Плющев смутился и закурил «Приму». Вслед за ним «Приму» опера закурили остальные.

В дежурке сразу же повисло плотное облако табачного дыма, и некурящему прапорщику Иванычу сделалось дурно. Тяжело закашлявшись, он вышел наружу, но прежде чем притворить за собой дверь бросил через плечо:

— «Пожарку» нельзя.

— Чего? — не понял Быченко. — Чего?

Иваныч вернулся и пояснил:

— «Пожарку», говорю, подогнать нельзя. У неё вчера коробка передач гавкнулась.

Дослушав, пока Быченко выматерится, прапорщик продолжил:

— «Ассенизатор» можно. Там рядом с санчастью, у входа, есть выгребная яма. И если «говновоз» подьедет и начнет сосать, подозрений это у Бабарчака не вызовет.