Михаил Март - Там, где обрывается жизнь: повести Страница 2

— Телеграмма пришла два часа назад. Дмитрий умер, а меня рядом не было…

— К сожалению, синьора, такое случается. Вам вернут деньги, выплаченные за несостоявшуюся трансплантацию. Жаль, что не успели ему помочь.

— Дело не в деньгах, доктор Сапатерос. У Дмитрия Николаевича остались двое сыновей, они унаследовали болезнь отца. Я хочу сохранить очередь для одного из них.

— Но они не проходили обследование в моем центре.

— Обследование можно провести у кардиологов в России. Но не операцию. Вы лучший из лучших…

— Каков их возраст?

— Старшему, Аркадию, сорок три. Младшему, Юрию, сорок один. Оба бизнесмены и ведут интенсивный образ жизни. Их право решать, кто ляжет под нож, важно сохранить очередь. Дмитрий не дождался. Целый род под угрозой гибели. Вы должны меня понять правильно.

— Хорошо, синьора. Отец или сын, значения не имеет. Мы сохраним за вами место. Пришлите результаты исследований на того, кто согласится на трансплантацию.

— Безмерно вам благодарна.

Виктория поднялась и направилась к дверям. Внизу ее поджидал лимузин. Вэл вышел из машины и открыл дверцу.

— Ну что? — спросил он, сев за руль.

— Полагаю, надо начинать со старшего. Позаботься о билетах, Вэл, мы должны успеть на похороны.

Свой красный чемодан Олег увидел сразу. Схватив его с ленты транспортера, помчался к выходу из аэропорта. Приземлились несколько рейсов почти одновременно, пассажиров — бесконечный поток, не возьмешь такси первым, потеряешь полдня. В гостинице ему заказали номер, где должна пройти промежуточная встреча с одним из заказчиков. Хорошо бы еще повидаться со старым приятелем, ставшим в здешних краях одним из лучших репортеров. Но неизвестно, как сложатся обстоятельства.

Гостиница оказалась паршивой. Забронированный номер не отличался комфортабельностью, но такие мелочи Олега не интересовали. Жить ему здесь не придется.

Первым делом он принял душ, предварительно заказав кофе с бутербродами. Когда обмотанный махровым полотенцем, вышел из ванной, увидел возле окна мужчину в приличном костюме, он курил и наблюдал за движением на улице. На столе стоял поднос с кофейником и тарелка с бутербродами. Чемодан был там, где его поставил Олег. Вряд ли этот тип до него дотрагивался.

— Я вам не помешаю? — немного раздраженно спросил Олег.

Мужчина повернулся:

— Олег Громов?

— Вашими молитвами.

— Моя фамилия Васильчиков. Я из конторы.

— Оперативно.

— Конечно. Мы могли бы встретить вас в аэропорту, но вы не сообщили номер своего рейса.

— Присаживайтесь. Мне надо что-нибудь проглотить. Желудок бунтует.

Васильчиков устроился в кресле и положил на стол конверт.

— Билеты на самолет. Рейс завтра в восемнадцать тридцать. В нашем городе есть на что посмотреть. Отдыхайте.

— Отлично. Передышка мне не повредит, повидаюсь с друзьями.

— Только не хвастайтесь своими успехами.

— Могли бы не предупреждать. Вас интересуют детали?

— Конечно. Вы работали в одиночку, без нашей поддержки.

Олег налил себе кофе и закурил.

— Я всегда работаю в одиночку и достигаю результата. У меня нет разногласий с самим собой. Так вот. На поиск казначея у меня ушло три недели, и две недели я не спускал с него глаз. Он виделся с десятком членов картеля, эта десятка стоит во главе всех групп. Наши воротилы чувствуют себя в Испании вполне комфортно. В Россию они не вернутся. Их портреты есть в ваших досье. Я привез две сотни фотографий и полные списки участников.

— На такой результат мы не рассчитывали.

— По вторникам казначей собирает отчеты о работе за неделю. В отчетах указаны все операции по отмыванию денег. Составляется баланс, определяется распределение доходов.

— Эти подробности вам доложил казначей?

— Я их читал. Если не хотите упустить наших бывших соотечественников, то вам придется договариваться с испанской полицией. За сутки они могут взять всех. Русская мафия их давно беспокоит, но не факт, что они передадут хоть одного арестованного России. Порядки и законы у испанцев свои.

— С ними можно поторговаться. Дать им лишь наводку, а факты придержать.

— Такая сделка их устроит. Но на многое не рассчитывайте. Больше трех-четырех человек они не выдадут. А там их сотни.

— Где вы читали материалы?

— Купил портфель точно такой же, как у казначея, набил его газетами, а потом сумел подменить.

— Он оставил документы без присмотра?

— Документы он хранит в сейфе. Его танком не разломаешь. Хитрость в том, что пульт отключения сигнализации находится в соседней комнате. В моем распоряжении имелось двадцать-тридцать секунд. Я успел. Сегодня пятница. К казначею приезжает бухгалтер, стало быть, сегодня подмена будет обнаружена. Я вовремя смылся.

— Мы обязаны связаться с Москвой.

— Я в ваши дела не вмешиваюсь. Я выполнял задание редакции, а не вашей конторы. Материалы будут сданы издателю, с ним и разбирайтесь.

— Мы можем на вас надавить…

— Бесполезно. На журналиста такого масштаба, как я, давить бессмысленно. Кстати, грамоту за успехи мне вручал лично Президент России. Впрочем, вы все сами знаете.

Васильчиков встал:

— Спасибо за информацию. Мы свяжемся с вашей редакцией. Приятного отдыха.

Как только гость удалился, Олег набрал номер приятеля и принялся за бутерброды.

— Тема, дорогой ты мой, Громов беспокоит. Я проездом. Номер 605, отель «Восход». Времени в обрез. Жду. Прихвати пузырь с огненной водой… Чао!

Покончив с бутербродами, Олег поднял чемодан с пола и положил его на кровать. Ценным бумагам надо найти более укромное местечко. Люди из «конторы» так просто не успокоятся. Конечно, Олег все понимал, он не был простофилей, документы переснял еще в Испании и отправил бандероль с флешками самому себе «до востребования». Но оригиналы имели несоизмеримо большую ценность.

Ключ к чемодану не подошел. Как он ни старался, у него ничего не получилось. Пришлось воспользоваться ножом, чтобы вскрыть замок, вернее сломать. Крышка открылась, и Олег замер в идиотской позе с открытым ртом.

В чемодане лежали женские вещи. Очнувшись от шока, он начал выкидывать их на пол. На дне лежала фотография старика в рамке и пара фарфоровых статуэток: танцор и танцовщица в испанских национальных нарядах, какие-то медицинские документы, написанные по латыни, а может, по-испански.

В растерянности Олег сел на ковер, оперевшись о спинку кровати. Так и застал его, сидящим на полу, старый приятель Тема, ворвавшись в номер с бутылкой коньяка. Олег на появление друга не реагировал.

— Узнаю старого пройдоху! — воскликнул Тема. — Не успел появиться в чужом городе, а на полу уже разбросаны женские трусики и лифчики. Ну ты даешь!

— Мне конец, Тема!

— А чегой-то ты на полу сидишь?

— Меня обокрали. Я не жилец! Я — проигранная битва.

— Клофелинщица? — Тема присел на корточки перед Олегом. — Давай по рюмочке, и решим все твои проблемы. Я подниму на ноги журналистскую братию, мы ее найдём.

— Кого «ее»? Сам лопухнулся. В аэропорту взял чужой чемодан. Вечная гонка. Волка ноги кормят.

— А где бирка с чемодана?

— Я всегда их срываю.

— Начудил. Наводка в чемодане есть?

— Дюжина трусиков… Фотка какого-то старика…

— Уже что-то. Дай-ка глянуть.

— На дне чемодана.

Тема, или Тимофей Отрадин, так больше подходит к его статусу, проверил содержимое чемодана и достал фотографию старика.

— Знатная фигура. Дмитрий Николаевич Кайранский. Бывший генерал-полковник, в дальнейшем крупнейший бизнесмен, самый богатый человек города и области. Ныне покойник. Его хоронили сегодня в десять утра. Прессу не допустили. Во сколько прибыл твой рейс?

— В одиннадцать тридцать.

— Кто-то из его многочисленных родственников торопился на похороны, но опоздал. Зато на поминки наверняка успели. Я знаю, где они проходят. Поедем, браток, может, кого и узнаешь. В одном самолете летели.

— Дело говоришь. Хватка у тебя та же, Тема.

Машина выехала за черту города и начала набирать скорость.

— Жестокий был мужик, — продолжал рассказ Тимофей. — В армии его не любили. Десятка два офицеров сдал под трибунал. С людьми уживался трудно. Но деньги умел делать из воздуха. Бабами вертел, как хотел. Трех жен со свету сжил.

— Это как?

— Первая выбросилась из окна. Но это еще не факт. Надоела, и выкинул с восьмого этажа. Военная прокуратура замяла дело. Вторую жену выгнал из дома на шестом месяце беременности. Третью заточил в психушку. Много лет гниет там заживо. Потом нашел себе четвертую, двадцатилетнюю модель. Бывшая шлюха. Похоже, она взяла его в оборот, и сердце старика не выдержало.

— Сколько ему было лет?

— Скончался на шестьдесят третьем году жизни. Не такой уж и старый, а выглядел на все восемьдесят. Сердце у него больное. Наследственная болезнь. Детям тоже передалась, сыновьям. Внучка здорова.