Андрей Евдокимов - Австрийская площадь, или Петербургские игры Страница 2

— По Австрийской площади все заглохло, как вы и говорили… — начал Калиниченко

— Забудь об этой чертовой площади! Совсем забудь! — прервал его Микен. — Давай, ближе к делу.

— Зафиксирована встреча Степанова с нашим Рубашкиным, который получил и принял…

— Сколько?

— Скрытой записью сумма не установлена. Ему поручено масштабно скомпрометировать Кошелева.

— Вот тебе и наш Рубашкин! Был человек и скурвился. Сколько он там получил!.. Ну тысячу, ну две. большего ведь не стоит…

— А он пока не очень шевелится. Никаких контактов по нашим вопросам у него не было. Думаю, мешать не будет. Что касается остального, то все проводки по банкам у нас в руках, документы в основном есть. Осталось поработать в части подбора свидетелей. Сдадим в следствие — не открутятся

— Ну что же, судя по всему, с полмесяца у нас есть. Даю тебе на все мероприятия в усиление трех человек, включая Авдеева. Отзывай его с этих гребаных курсов. Учти разницу во времени и срочно отправь туда шифрограмму. Я с военными из округа договорюсь, возьмут его своим бортом. завтра будет на месте. Развернутую справку по всем оперданным — мне на стол через десять дней. Пиши пограмотней, думаю, сразу наверх пойдет.

Близилось к полуночи, когда Микен вышел на улицу. Большой дом Главного управления на Литейном навис над ним черной громадой, без единого светящегося окошка.

«Дожили, служить некому! Все торопятся, к телевизору с футболом спешат да с пивком холодненьким», — подумал полковник. Садясь в подъехавшую «волгу», коротко приказал:

— Поехали!

1.3. У кого под вечер пятки горят?

Девушка стригла его молча, целиком сосредоточившись на своей работе. Ее лицо показалось Петру неярким и, на первый взгляд, вовсе непримечательным. Но чем дольше он смотрел на Иру, тем больше она ему нравилась. Особенно поразили глаза — светло-синие с льдисто-зеленым отсверком, как у напуганной сибирской кошки.

— Вы всегда молчите? — спросил наконец Петр.

— Боюсь испортить. Здесь все головы трудные, а у вас особенно, привставая на цыпочки, она чуть-чуть высовывала язык, а опускаясь прикусывала губы.

— Пойдемте со мной на банкет, — внезапно для себя предложил Петр.

— Что вы, нельзя — самая работа вечером. Кому прическу поправить, макияж, да мало ли чего. А я все забыла — практики не было.

— Тогда в другой раз — я свой телефон оставлю…

В дверь за спиной Петра постучали. Ира отошла, но тут же вернулась.

— Вот и наряд короля, — улыбнулась она, взмахнув большой пластиковой сумкой.

Через час Петр стоял перед большим зеркалом в черном, хорошо пригнанном и выглаженном Ирой костюме. Лицо после бритья и массажа с горячими компрессами стало гладким.

«И чего там только не было! Нордические ростбифы соседствовали с черной икрой, молочные поросята — с изысканными тарталетками и рыбными деликатесами всех видов копчения. Из бутылок в руках бесшумных лакеев вылетали пробки, пузырилось шампанское элитных марок и прозрачно разливалась экологически чистая водка», — улыбаясь, писал Петр. Увлекшись, он напрочь забыл, что и для кого пишет. Но, заметив, что текст уже занимает треть газетной полосы, остановился. требовался убедительный переход к скандалу вокруг затрат на переименование площади, но ничего путного не выходило. Петр несколько раз пересмотрел папку с документами и в конце концов продолжил так, как рассказывал Кошелев: «Через два месяца после череды фуршетов и фейерверков глава рай администрации обратился к мэру с покорнейшей просьбой — взыскать с австрийцев должок. Мол, они гарантию дали, что все расходы оплатят, а мы, убогие, поверили — работали день и ночь, в три смены. руководители лично по утвержденному графику возили на стройку чай с пряниками. Растратили все, что было в бюджете, а нынче край пришел. дворникам платить нечем!»

Петр начал писать про злоключения Павла Константиновича, и рассказ пошел своим чередом. удивительно, но вся сознательная жизнь героя уместилась на половине листа. «Кошелев родился в 1952 году в поселке Назия, неподалеку от Шлиссельбурга. После окончания юридического факультета пошел служить в КГБ, где получил редкую специализацию — борьба с идеологическими диверсиями среди творческой интеллигенции. дослужился до должности начальника отдела и звания подполковника КГБ. И то и другое дорогого стоят!»

Дальше он описал денежные махинации в Петроградской администрации, скрупулезно подсчитал сумму пропавших бюджетных средств и коротко напомнил об афере с ремонтом в квартире председателя законодательного собрания. Участвовал ли в них Кошелев? конечно, он не подписывал документы, но Петр не сомневался: Павел Константинович всегда знал, что делают его подчиненные. И был случай, когда глава администрации сам запустил руку в казну. несколько сотен миллионов рублей перевели в футбольный клуб «П.С.И.» по личному распоряжению Кошелева. Судя по всему, бывший подполковник замечательно вписался в верхний слой чиновников мэрии. Так почему же вдруг стал неугоден?

«Может быть, Кошелев не врет, что камнем преткновения стали деньги, затраченные на Австрийскую площадь?» — думал Петр. Сотни тысяч долларов действительно могли стать причиной раздора. Но все началось с желания мэра или его жены отдать весь квартал австрийским фирмам. А за такое дело нельзя браться без денег. Хотя бы потому, что сперва надо выселить прежних жильцов. Кто ж возьмется за это, не имея средств?

— Хорошо балдим, — сказал приземистый, почти квадратный, и волосатый Алик, — но мне хватит!

За ним вышли другие, и вскоре все расположились в соседней комнате, куда официанты вкатили столики с запотевшим пивом и легкой закуской.

— Так как там с моим контрактиком, Юрий Григорьевич? — негромко спросил Алик у Степанова.

— Не напрягай, сказал — сделаю, — ответил тот и стал рассказывать о том, как его встречали в Швеции.

Понемногу разговор оживился, и Петр вспомнил старый анекдот об охотниках, по очереди хвалившихся своими собаками. Только один молчал, а когда у него спросили, развел руками: «У меня нет собаки!»

— Видишь, Алик, — отсмеявшись, сказал Степанов, — человеку собака нужна, а не груши-яблоки. собаками торгуй — дружба всего дороже.

Дверь открылась, и вошел худощавый жилистый человек в переброшенной через плечо простыне. По усам и косой челке Петр узнал недавно встреченного Кошелева.

— А вот и Паша! — радостно закричал Степанов. — сперва штрафную, а после — просим. И не отговаривайся — гитару припасли, сейчас принесут.

Пока ждали инструмент, Кошелеву пришлось выпить не одну, а две штрафных. После он не стал чиниться и, пристроив гитару, запел приятным, старательно охрипленным баритоном.

«Лучше гор могут быть только горы…» — слова и мотив были естественно знакомы, но слышались чужими — фальшивила интонация, а может, какой-то другой подтекст, не тот, что был у Высоцкого. знаменитая «охота на волков» одобрения у слушавших не вызвала, скорее — смутную неприязнь.

— Скажи, Паша, ты и на службе эти песни пел? — поинтересовался Степанов.

— Да он же пленки Высоцкого на обысках изымал, а после диссидентам по пятерке сдавал, — веселый Владимир Петрович улыбкой показал, что шутит.

— Да, были люди в нашем КГБ: землю попашут, попишут стихи, а потом бац! — и готово, — сказал кто-то.

— Кончайте, ребята, Пашу обижать, — прервал Степанов и, обращаясь к Кошелеву, спросил: — А правда, что Высоцкий был агентом, после отказался стучать и вы его за это споили?

— Чушь все это. К тому же агенты не стучат, — серьезно пояснил Кошелев, — стучат стукачи. Агент по-латыни означает — действующий. А по Далю — это лицо, которому поручено дело от имени правительства- понимаешь, правительства! Агента вербовать надо, долго и умно вербовать. А стукач сам рвется нам помочь, бывает, по единственной причине: чтобы ближнему напакостить. Или мы его так обкладываем, что деться некуда. Стукач — он ущербный, всегда с комплексами. Вот, например, в Англии контрразведчикам вообще запрещено начинать работу с газетчиком, если он старше тридцати тридцати пяти, а после сорока рекомендуется списывать или, в самом крайнем случае, переводить в агенты влияния.

— Почему? — спросил Владимир Петрович.

— Комплексы по профпсихологии. Пока журналист молод, он стремится переделать мир, землю роет за правдой. А на четвертом десятке осознает, что правды, как он ее понимает, уже не будет. А круг общения у него — ой-ей-ей! Его сверстники — миллионеры, министры, депутаты. Он же — как был, так и остался в одних рваных штанах. Каково же человеку, нищему и в большинстве никому не нужному, рядом с огромными деньгами и при чужой славе?

Петр давно научился нехитрым приемам держать внимание слушателей, незаметно переводить тему, направляя интерес в нужную сторону. Поэтому он, как никто из присутствующих, оценил Кошелева. Тот действительно был мастером комнатной риторики. Тем большую неприязнь испытывал к нему Петр. Уже сколько лет прошло, а он так и не мог забыть страшных детских ночей, когда никто не спит и все ждут звонка или стука в дверь. От них с братом не скрывали, что может случиться. Около их кроватей всегда стояли рюкзачки, побольше — у брата, у Петра — поменьше.