Дик Фрэнсис - Дьявольский коктейль Страница 2

Я вздохнул, допил пиво, зашел в уборную и вернулся к своему «Моуку». Аполлон по-прежнему неистовствовал в медном небе, как сказал бы любитель классической поэзии.

Первоначально режиссером боевичка, который мы сейчас снимали, был тихий и вежливый интеллигент, начинавший прикладываться к рюмочке еще до завтрака и скоропостижно скончавшийся в десять утра - хватил лишку виски. Случилось это в выходные, которые я провел в одиночестве, бродя по холмам Йоркшира. А вернувшись во вторник к съемочной группе, узнал, что новым режиссером назначили Ивена и что он уже начал натягивать поводок.

Предстояло доснять еще примерно восьмую часть фильма. Меня Ивен встретил исполненной яда улыбочкой. Я обратился с протестом к менеджеру. Меня погладили по головке, но толку вышло мало.

- Все прочие режиссеры такого масштаба заняты… Вы же понимаете, мы не можем рисковать финансами спонсоров - в наши-то тяжелые времена… Будьте реалистом… Да, Линк, конечно, я знаю, что обычно вы с ним не работаете, но ведь это чрезвычайная ситуация, черт возьми! В вашем контракте на этот счет ничего не говорится, я проверял. На самом деле мы, видимо, рассчитывали на ваше понимание…

- И на то, что я получаю четыре процента от прибылей? - сухо перебил я.

- Н-ну… - Менеджер прокашлялся. - Конечно, с нашей стороны напоминать об этом было бы ошибкой, но раз уж вы сами первый заговорили… Да.

Это меня позабавило, и я наконец сдался, но дурные предчувствия не покидали меня: нам еще предстояли съемки на местности, в машине. Я заранее знал, что работать с Ивеном будет непросто. На что я не рассчитывал - так это на то, что его поведение будет граничить с садизмом.

Я резко затормозил позади навеса и накрыл «Моук» брезентом, чтобы машина не накалялась. Отсутствовал я минут двенадцать, но, когда я обогнул навес, Ивен уже извинялся перед операторами за то, что я их задерживаю и заставляю ждать себя на жаре. Терри только рукой махнул - я прекрасно видел, что он едва успел вставить в «Аррифлекс» новую пленку, которую достал из холодильника. Спорить никто не стал. На такой жаре - сотня градусов в тени* - сил не осталось ни у кого, кроме Ивена.

По Фаренгейту; около 39" по Цельсию.

- Хорошо, - отрывисто сказал Ивен. - Линк, в машину! Сцена 623, дубль десять. И давайте, черт возьми, сделаем его как следует!

Я промолчал. Из предыдущих девяти дублей три оказались засвеченными. Остались сегодняшние шесть. И я, как и все прочие, понимал, что Ивен мог прекрасно использовать любой из них. Я сел в машину.

Сделали еще два дубля. Ивен снова с сомнением покачал головой. Но главный оператор сказал ему, что свет становится чересчур желтым и новые дубли не пойдут, так как не будут соответствовать отснятому ранее материалу. Ивен сдался только потому, что не нашелся что возразить. Спасибо Аполлону.

Команда принялась собираться. Ассистентка подошла и сняла с меня наручники. Двое разнорабочих принялись закутывать «Спешиал» мешковиной и брезентом. Терри и Дакки начали снимать камеры с треног и упаковывать их в футляры, чтобы увезти с собой.

Народ по двое, по трое потянулся к фургонам. Я подвез Ивена на своем «Моуке», не сказав ему по пути ни слова. Из соседнего городишки Мадроледо приехал автобус с двумя ночными сторожами. Автобус - это, конечно, громко сказано: старая аэропортовская колымага с большим количеством места для оборудования и минимумом комфорта для пассажиров. Компания обещала заказать роскошный туристский автобус с кондиционерами, но вместо роскошного автобуса нам дали эту развалюху.

Отель в Мадроледо, где жила съемочная группа, был примерно того же уровня. Удобства, которые мог предоставить нам маленький городок, почти не посещаемый туристами, привели бы в ужас даже самого неприхотливого оператора, но менеджерам пришлось поселить нас здесь - они утверждали, что лучшие отели на побережье, в Альмерии, заняты сотнями американцев, снимающих на соседнем клочке пустыни эпический вестерн.

На самом деле этот фильм, при всех его сложностях, нравился мне куда больше, чем предыдущий - нудная картина про альпинистов, где мне приходилось целыми днями висеть на утесах, пока меня поливали сверху водой, создавая искусственный ливень. Жаловаться на жестокое обращение было бесполезно: в конце концов, я ведь начинал как каскадер, так что мне и холод, и жара должны быть нипочем. Так что давай, лезь на скалу или садись в машину - и подумай о том, сколько бабок ты отложишь на то время, когда тебе придется лечиться от артрита. Не беспокойся, ничего серьезного с тобой не случится, никто этого не допустит - выплаты по страховке очень высокие, к тому же почти все фильмы с твоим участием окупаются в первый же месяц после выхода на экраны. Милые люди эти менеджеры! Вместо зрачков - знаки доллара, вместо сердца - кассовый аппарат…

Остуженная и отмытая, съемочная группа собралась перед ужином в помещении, которое в Мадроледо считается американским баром. А на равнине, в теплой ночи, ждал меня закутанный в брезент «Спешиал», освещенный стерегущими прожекторами. Завтра к вечеру или, самое позднее, послезавтра мы должны закончить съемки кадров, где мне придется сидеть за рулем. Если Ивен не выдумает причин заново отснять эпизод 623, останутся только эпизоды 624 и 625 - «Помощь идет!». Эпизоды 622 и 621 - герой приходит в себя и осознает, что попал в ловушку, и кадры, снятые с вертолета, - были уже готовы. Вертолет кружит над машиной, и камера показывает голую пустыню, потом «Спешиал» посреди нее и скорчившуюся фигурку человека за рулем. Это должны были быть начальные кадры фильма, на фоне которых пойдут титры. А основная история того, как герой дошел до жизни такой, будет рассказана.позднее, в ретроспекции.

В баре Терри и главный оператор вели беседу о фокусных расстояниях, запивая каждую мудрую мысль глотком «Сангрии». Главный оператор, называемый еще ведущим, по имени Конрад, мягко похлопал меня по плечу и сунул мне в руку почти холодный стакан. Мы все успели полюбить этот местный напиток - терпкое красное вино с добавлением фруктов.

- Держи, дорогуша. Жажду эта штука утоляет изумительно, - сказал Конрад и, не переводя дыхания, продолжил реплику, обращенную к Терри: - А он взял восемнадцатимиллиметровку с широким объективом, ну и, разумеется, потерял все напряжение эпизода.

Конрад говорил с уверенностью человека, у которого в буфете хранится «Оскар», и ко всем, начиная с продюсеров и кончая последним разнорабочим, обращался «дорогуша». Благодаря звучному басу и роскошным висячим усам Конраду удалось достичь статуса «персоны» в глазах тех, кто мыслит такими категориями. Но за броской внешностью скрывался острый ум профессионала, который раскладывал течение жизни на двадцать четыре кадра в секунду и окрашивал мир во все цвета радуги.

- «Бил Филмс» больше не даст ему работы, - сказал Терри. - Он ведь отснял в Аскоте две тысячи футов пленки без восемьдесят пятого фильтра. А следующая скачка в Аскоте должна была состояться только через месяц, и им пришлось выплачивать компенсацию…

Терри был лысый сорокалетний толстячок. Он давно оставил честолюбивую мечту сделаться главным оператором, чтобы его имя писали в титрах крупными буквами, и удовлетворился тем, что остался просто надежным и опытным оператором, постоянно занятым на съемках. Конрад любил работать с ним.

К нам присоединился Саймон. Конрад и ему сунул стакан с «Сангрией». Саймон исполнял обязанности подручного при Терри. Он держался куда менее уверенно, чем следовало бы в его двадцать три года, и временами бывал наивен до такой степени, что невольно приходили на ум мысли о его замедленном развитии. Его работа состояла в том, чтобы щелкать хлопушкой перед каждым дублем, записывать тип и количество отснятой пленки и заправлять свежую пленку в кассеты.

Терри сам учил его заправлять кассеты. Вся штука в том, чтобы намотать пленку на катушку в полной темноте, на ощупь. Сначала этому учатся, наматывая ненужную пленку в освещенной комнате, и тренируются до тех пор, пока не смогут сделать это с закрытыми глазами. Когда Саймон научился делать это безупречно, Терри поручил ему намотать несколько катушек уже по-настоящему. И только после долгого съемочного дня лаборатория обнаружила, что вся пленка засвечена.

Похоже, Саймон сделал все, как его учили: намотал пленку с закрытыми глазами. А свет в лаборатории не погасил.

Саймон отхлебнул розового вина и сообщил как нечто из ряда вон выходящее:

- Ивен велел написать «В печать» на всех катушках, которые мы сегодня отсняли!

Он, видимо, ожидал, что все удивятся. Никто не удивился.

- Но послушайте, - с негодованием воскликнул Саймон, - если первые дубли были достаточно хорошие, чтобы их печатать, какого ж черта он велел отснять так много?

Никто не отозвался, кроме Конрада. Конрад посмотрел на Саймона с жалостью и сказал:

- Печатай, дорогуша. Печатай все.