Павел Генералов - Юность олигархов Страница 2

— В общем так, мужики, — сказал он, протягивая урну Полторадядьке, который принял её с остолбенелым выражением на круглом лице. — Выдайте мне, пожалуйста, Сидорова. Георгия Валентиновича.

— Давай, — кивнул Полторадядько Савельеву, всё ещё не выпуская урну из рук. Прилипла она к нему, что ли?

Из дверей отделения Гоша вышел первым. Время, проведённое в казённом доме, никак не отразилось на его внешности. Как вошёл красавчиком, так красавчиком и вышел. Ох, как Гошу доставала его смазливая внешность! Никакой солидности, только девицы липнут. В основном — дуры–бабы, любительницы индийского кино.

За Гошей, тяжело переступая, с клубом пара выкатился Толик.

Нур газанул и подкатил к самому выходу из отделения, пристроившись позади «мерса».

По мрачной физиономии Толика все сразу поняли, что бурную щенячью радость проявлять не время и не место.

И все же он улыбнулся:

— Ладно, с вас — кабак!

— Как раз и столик заказан! — высунулся Лёвка. — У нас с Катей сегодня год свадьбы.

— А вы что, разве женаты? — Толик недоверчиво сдвинул брови. — Это что–то новенькое.

— Были–были, — ответила Катя и добавила для точности: — Ровно восемь месяцев, как развелись.

— Да ребята, с вами не соскучишься. Поехали. Только ненадолго, у меня ещё сегодня встреча.

Монстр Иванович ждать не любит, — это он сказал уже не вслух, а исключительно самому себе.

Часть первая

На старт! Внимание! Фас!

Глава первая. Ария Гейгера

13 января 1997 года

Выехали затемно. Рублёвка в этот час была девственно пуста. Здешние обитатели столь рано не просыпались. Только постовые на каждом километре привычно отдавали честь зелёному «шестисотому», мчащемуся на крейсерной скорости в сопровождении гробовидно–чёрного джипа охраны.

Лишь выскочив на Можайку, включили проблесковый маячок. Мертвенно–синие всполохи выхватывали из пространства людей на замерзших остановках и распугивали следующие параллельным курсом автомобили. Те испуганно жались к обочине.

Кутузовский и Новый Арбат преодолели в стандартном режиме — за девять с половиной минут. Людей на улицах поприбавилось. Сквозь затемненные стёкла, перечёркнутые косым колючим снегом, они были похожи на тени.

Маршрут для Михаила Ефимовича Смолковского, главного пассажира, был самый что ни на есть привычный. На Арбатской площади можно было свернуть на Пречистенский и уже через пять минут оказаться на Сивцевом Вражке, где располагался новенький, отстроенный в стиле московского модерна головной офис компании «Хронотоп». Однако можно было свернуть и чуть позже, с Волхонки в Крестовоздвиженский переулок. Тогда, скатившись вниз по Знаменке, сходу влетали в Боровицкие ворота, прямо в Кремль. Путём Президента.

Но сегодня маршрут был иной. Не в офис и не в Кремль, а дальше. И — выше. В смысле, если смотреть по карте Москвы.

Проезжая мимо циклопических сооружений Лубянки Смолковский недобро усмехнулся. Едва ли не все окна здесь светились. Чекисты, похоже, работали круглосуточно.

Маячок пришлось вырубить — негласно считалось, что в этом квартале ими пользоваться не положено даже таким гражданам, как Михаил Ефимович. А ведь он, господин Смолковский, был лицом, приближенным к самым высшим кремлёвским сферам. За руку здоровался с самим, страшно вымолвить, Президентом! Михаил Ефимович входил в дюжину самых богатых и влиятельных людей России. И с ироничной гордостью носил присвоенное ему народом звание олигарха.

Насколько с Самим–то легче! — в который раз подумал Смолковский, нервно барабаня пальцами по тонкой кожаной папке. Нервы, нервы. Михаил Ефимович положил папку рядом с собой, и ладонями коснулся коленей. Надо было расслабиться и успокоиться. Он прикрыл веки и представил себя растущим лотосом. Ехать было ещё далеко, и он вполне успевал не только вырасти, но и распуститься.

Проспект Мира тем временем плавно перетёк в бесконечное Ярославское шоссе. Сразу за Мытищами свернули направо, на ничем не примечательную дорогу. Эта пустынная дорога, обрамлённая пушистыми сторожевыми елями, вскоре упёрлась в бетонный забор с зелёными воротами, на которых гордо красовались красные армейские звёзды.

Хищный зрачок камеры слежения смотрел прямо в лобовое стекло. Прошло несколько секунд, но ворота так и не сдвинулись с места. Зато открылась маленькая железная дверь в стене и показался высокий человек в защитной форме с погонами капитана и в мерлушковой, не по чину, серебристой ушанке.

Начальник охраны Смолковского, лицом и манерами неуловимо напоминавший главного охранника страны и Президента, обернулся с переднего сиденья к хозяину. Тот кивнул, не поднимая глаз. Начальник охраны вышел и отправился на переговоры к капитану. Через минуту вернулся:

— Михаил Ефимович! Дальше они пропускают только вас. Может…

— Лучше успокойте своих бойцов, — мягко оборвал его Смолковский. Из машины сопровождения пока никто не вышел, но дверцы её уже распахнулись. — Я сам.

Начальник охраны рявкнул в рацию, и двери джипа мгновенно захлопнулись.

Смолковский накинул зелёное кашемировое пальто и, брезгливо морщась, ступил узким блестящим ботинком на грязноватую утрамбованную дорогу.

При его приближении военный коротко взял под козырёк:

— Капитан Пичугин. Мне приказано вас сопровождать.

— Сопровождайте, если приказано, — негромко ответил Смолковский.

Сразу за воротами их ждал обычный армейский «уазик» с брезентовой крышей. Смолковский сделал вид, что принимает всё, как должное, и легко вскочил на высокую подножку, подхватив полу длинного пальто. Из будки охраны на него смотрели чьи–то любопытные глаза. Он улыбнулся глазам открыто и дружелюбно, как обыкновенно улыбался телекамерам.

По заснеженному лесу проехали ещё километра три. Казалось, конца не будет этой дороге. Всё–таки остановились — на круглой утоптанной площадке, на краю которой возвышалась одинокая бетонная будка. Толстенная бронированная дверь медленно открылась. На пороге прибывших встретил очередной капитан.

Так, в виде бутерброда — капитан снизу, капитан сверху, посередине Смолковский — они и начали спускаться в бункер по крутым бетонным ступенькам. Было абсолютно тихо, только звук шагов гулко отдавался под сводами и где–то, очень далеко, что–то капало.

На каждой «лестничной площадке», откуда в стороны разбегались бесконечные коридоры, их встречал встававший по стойке «смирно» безмолвный лейтенант.

На шестом лейтенанте они свернули направо, в коридор, по потолку которого тянулись аккуратно выкрашенные серой краской трубы и толстые пучки кабелей. Через равные промежутки то справа, то слева возникали запертые железные двери с порядковыми номерами. Нумерация шла по нарастающей.

— Здесь, говорят, расстреляли товарища Берию, — подал голос «задний» капитан, Пичугин, возле двери под номером шестьсот шесть. Смолковский промолчал и передёрнул плечами: однако у них здесь прохладно. И всё же нашёл в себе силы усмехнуться. Правда, про себя: по логике вещей здесь, на этом этаже, вполне уместной была бы дверь с номером «666», числом зверя.

Остановились они у двери и вовсе без номера, зато отделанной дубовыми панелями, точно такими же, как в Сенатском здании Кремля до глобального «новорусского» ремонта. Да, видимо, это и был один из многочисленных кусков Кремля, этакая метастаза на случай, не иначе как ядерной войны.

— Прошу, — «передний» капитан пропустил Смолковского вперёд. Дверь за спиной Михаила Ефимовича сама собой закрылась. Следующую, уже обычную дубовую дверь, ему пришлось открывать самому.

За нею оказался вполне просторный аскетичный кабинет с длинным столом для заседаний, похожий на натурную декорацию к фильму о Великой Отечественной. Лишь серебристый сейф, да чучело чёрного ворона на нём немного выбивались из подчёркнуто скромного стиля тоталитарного минимализма. Именно в таких кабинетах Вождь, отец народов, попыхивая трубкой, проводил заседания со своими маршалами и генералами.

Вождя не наблюдалось. Зато генералы присутствовали. Лысый и волосатый. Оба двое давно и хорошо были знакомы Михаилу Ефимовичу.

Во главе стола восседал генерал–полковник Морозов Юрий Иванович, среди особо и не особо приближённых известный под ласковой кличкой Монстр Иванович. По правую его руку кресло занимал Фёдор Ильич Покусаев, генерал–лейтенант, числившийся по военному ведомству — в отличие от Морозова, честного гэбиста. Монстр Иванович имел кабинет не только здесь, на шестом подземном, но и на четвертом обыкновенном этаже главного лубянского здания.

— Ну, здравствуй, Миша, принес? Присаживайся, — пророкотал Монстр Иванович, не выпуская изо рта папиросу. Курил он исключительно вонючий «Беломор», не иначе как из мизантропических соображений. От вечной беломорины в густой белоснежной шевелюре генерала образовалась несмываемая жёлтая прядь, а указательный и большой пальцы правой руки навеки приобрели пергаментный оттенок.