Николай Леонов - Эхо дефолта Страница 2

Сестренка была в ауте и в нокауте!

Она тут же поняла, что умной ей больше не быть никогда! Вот так вот!

А когда еще Нонка достанет Толика, и он, ворча и похмыкивая, то ли от чувства собственного благородства, то ли просто потому, что ему шевелиться тяжело, отсчитает бабки, тогда Ольга просто будет валяться в полном ничтожестве.

Вот так вам всем!

Нонка начала вспоминать обиды, полученные ею от Ольги. Список получался внушительный, даже если не брать далекое детство.

Кричала сестренка, что книготорговый колледж - это заведение для дебилок и дегенераток?

Еще как кричала.

Надувалась сестренка непробиваемой спесью от сознания того, что сама круто учится в МГУ на психологиню?

Еще как надувалась!

Вот теперь и учи детишек в лицее уму-разуму, пиши всякие гадости в дневниках и продолжай надуваться дальше.

А колготки у Ольги - тако-ой отстой...

Нонка зевнула и задержалась как раз на половине зевка, потому что во входную дверь позвонили два раза.

Она мухой слетела с дивана, очень точно, с первой же попытки, влезла в левую тапочку, а вот правой ногой все никак не могла попасть. Подлая тапочка скривилась, замялась и вообще норовила куда-то уползти. Вела себя, как живая и подлая.

- Сейчас! - громко крикнула Нонна. - Сейчас-сейчас! Уже иду! Уже-е!

Подлая тапочка не желала поддаваться и надеваться, и Нонка наклонилась, схватила ее в руку и побежала к двери.

Позвонили еще два раза, быстро, нетерпеливо. Так звонил только Толик. Хотя он имел от этой квартиры ключи, ну еще бы их ему не иметь - его же квартира, - но он всегда предпочитал сперва позвонить.

Как-то Толик, после того как побывал Лялькой, пообещал ей эту квартиру подарить. На день рождения. Но потом к разговору больше не возвращался. Наверное, забыл.

Нонна как раз сегодня собиралась поговорить с ним об этом. Или завтра. Однако Ольга, как всегда, все и испоганила. Деньги ей, понимаешь, понадобились!

Нонна подбежала к входной двери, бросила правую тапочку на пол, сунула в нее ступню и загремела замками.

Когда Толик в первый раз привел ее сюда - Нонна прекрасно помнила тот день, - она удивилась количеству замков и вообще внешнему виду двери. Сейф. Ну, натуральный сейф, какие в кино показывают.

Толик потом объяснял, что он же банкир, поэтому привык к надежности запоров и засовов, но Нонне в первое время было странно. Но не страшно. Просто странно, что она будет жить в такой квартире и за такой дверью.

А насчет привычек - это Толик просто загнул. Можно подумать, что если бы он был дрессировщиком, то здесь везде бы были решетки! И тигры без намордников по углам. Ерунда все это на постном масле.

Нонна распахнула дверь. За нею стоял он. Он!

- Привет, - улыбнулся Анатолий Анатольевич своей Нонне, перешагнул через порог и чмокнул красавицу в подставленную щеку.

Анатолий Анатольевич был мужчиной среднего роста, уже лысым, уже в сильных очках, но в хорошем костюме за две тысячи долларов, с коричневым шелковым узким галстуком "Handwork".

Выглядел Анатолий Анатольевич хорошо, даже прекрасно, но то, что ему перевалило уже за полтинник, было очевидно всем.

Самому Анатолию Анатольевичу, разумеется, это известно было в первую очередь, но он считал, что выглядит никак не старше сорока пяти или даже сорока четырех. То есть он еще очень молод и у него все впереди. В том числе и счастье на личном фронте.

- Почему так долго не открывала, Нюшка-хрюшка? - улыбаясь, спросил Анатолий Анатольевич, ставя свой кожаный портфель на пол в коридоре и снимая плащ. - Любовника завела и от меня его прятала?

- Нет, не прятала, - очень естественно ответила Нонна, - я его выпустила в окно. Он теперь убегает огородами.

- Или до сих пор летит. Надеюсь, ты его предупредила, что здесь двенадцатый этаж? - Анатолий Анатольевич снял ботинки и тщательно причесался перед зеркалом.

Нонна всегда отворачивалась, чтобы не заржать, когда он вынимал из кармана пиджака расческу.

- Забыла! - притворно ахнула Нонна, подхватывая шутку Анатолия Анатольевича, и приложила ладошки к щекам. - Что же теперь будет?!

- Теперь, как всегда, появится какой-нибудь ушлый шантажист, папарацци гребаный, не вовремя засевший с фотоаппаратом и высунувшийся из... - начал Анатолий Анатольевич.

- Из вертолета! - подхватила Нонна, подавая тапочки своему... пока Толику.

- Ну да, из него он и высунулся, - согласился Анатолий Анатольевич.

- Надеюсь, ты прикажешь расстрелять шантажиста на месте? - спросила Нонна.

- Ага. Из рогатки.

Анатолий Анатольевич подхватил портфель, еще раз поцеловал Нонну и пошел в кухню.

- Посмотри, что я принес! - довольным голосом провозгласил он.

Нонна, уже зная наверняка, что принес он ерунду, вроде замороженного овощного полуфабриката, пошла неторопливо, чтобы Толик хоть немного подождал ее. А то, что это такое? Он свистнул, она и прибежала? Ни фи-га! Пусть подождет, мы себе цену знаем!

Анатолий Анатольевич стоял посреди кухни с бутылкой вина.

Такая покупка не была необычна, но Нонну заинтересовала. Все-таки лучше, чем "Парижская смесь", или как там еще называется это замороженное вегетарианское дерьмо в пакетиках?

- Это что? - спросила она.

- Это вино! - приподнято сообщил Анатолий Анатольевич совершенно очевидную вещь. - Это вино, потому что на улице весна!

- Ты ведь меня любишь? - моментально отреагировала Нонна. А какая еще могла быть у нее реакция на слово "весна"? Только эта, и никакой другой.

- Ну-у... да, в общем-то! - немного смутился Анатолий Анатольевич и, сообразив, что Нонна недопонимает, вынул из портфеля вторую бутылку, поставил ее на стол и объяснил:

- Стало тепло, и поэтому заканчивается эпоха красного вина и начинается эпоха белого! Начинаем с "Блан де Блан". Жана-Поля Шене! Ты ничего не замечаешь необычного в этих бутылках?

Нонна почему-то, хотя еще и сама не могла себе сказать, почему именно, чувствовала себя немножко неуютно. Просто дурой она себя чувствовала, что уж тут скрывать! Какое-то вино, какая-то весна! К чему такие сложности? Купил, принес, выпили - и все! Точнее, не "и все", а "в койку - и все"!

Нонна посмотрела на бутылки и угасшим голосом констатировала:

- Ты меня не любишь, Толик! А я тебя так ждала! Я тебя... - Нонне стало себя жалко, и она поняла, что сейчас разрыдается.

Анатолий Анатольевич нахмурился, прокрутил в голове слова Нонны, потом свои, сказанные ранее, и туповато признался:

- Не понял!

- Да ладно! - Нонна махнула рукой. - Зато я все поняла! Эскалопы свои будешь? Или, точнее говоря, антрекоты?

Нонне стало себя жалко. Ну вот, всегда он так! Из какой-то ерунды делает проблему, а потом уже и не хочется ничего!

- Буду, но позже, - Анатолий Анатольевич выразительно посмотрел на Нонну и направился в спальню. Раздеваться.

Нонна бросилась в ванную включать воду. Толик любил, когда ванна была уже согрета. Обиды обидами, но когда показываешь негодяю, какое сокровище он обижает, то даже самый распоследний мерзавец начинает испытывать муки совести и потом заглаживает свою вину колечком или браслетиком. Хотя какие браслетики могут залечить сердечные раны? Только с бриллиантиками!

Через пятнадцать минут чисто внешне мир был восстановлен.

Анатолий Анатольевич сидел в напененной ванне с фужером вина в руках, рядом с ванной на табурете примостилась Нонна.

Она тоже держала фужер, а на разделочном столике, находившемся рядом с нею, стояли тарелочки с сыром, мясом и фруктами.

- Ну, так продолжаю, - объявил Анатолий Анатольевич, посматривая на просвет вино в фужере. - Шене - это, как говорил голосом Олега Табакова полосатый котяра Матроскин из мультика, "фамилие такое".

Нонна кивнула, героически сдерживая зевоту.

- Он был поставщиком двора французского короля-Солнца Людовика Четырнадцатого. - Анатолий Анатольевич не выдержал и еще больше углубился в одному ему интересный исторический экскурс. - Вот, кстати, еще один фокус: Людовик! Непонятно, почему у нас так переводят это имя. С французского на немецкий, а получается чисто по-русски. Сами французы называли своих Людовиков - Луи. Луи - и все!

Нонна снова кивнула и улыбнулась сквозь проступившие на глазах слезы. Она не собиралась плакать, потому что повода не было. Слезы были следствием убитого в самом зародыше неуместного зевка.

Может быть, Ветринов заметил это и понял, а может, и не заметил, но только он, продолжая с видимым удовольствием слушать самого себя, рассказывал дальше, словно аудитория пылала вниманием к его лекции, что было, конечно же, не совсем так:

- А Людовик вышеназванный был любитель покушать и выпить. И пил, как уже было сказано, ля белль мадемуазель, винишко этого Шене. И однажды, во время одного из обедов, Шене срочно вызывают к королю. Он бежит, спотыкается, прибегает, подходит к королю, все как положено, кланяется, делает свои реверансы и книксены, а король ему тычет пальчиком в бутылку, стоящую перед ним. Тычет и спрашивает: что, мол, сие есть, мессир Шене? Почему мне, да вдруг подсовывают такую гадость? Шене глядь, а бутылка по свинскому недосмотру сперва ханыги дульщика-стекловара, а затем придурка-завхоза - кривая! Горлышко сдвинуто набекрень, и, надо же было такой подлянке приключиться, бутылка встала на стол перед самим королем! Наверняка конкурент какой-нибудь подлянку подкинул. Они же, эти гадостные людишки, норовят подкинуть подлянку ближнему и испытывают от этого радостные чувства.