Морье Дю - Монте-верита Страница 2

Со временем безрассудства у нас поубавилось, мы стали сообразовываться с погодой и научились почтительно обходиться с горами - не как с врагами, которых надо покорить, а, скорее, как с союзниками, которых мы должны приобрести. Мы привыкли подниматься в горы, не стремясь ни к опасностям, ни к новым вершинам, мы поднимались, потому что нам этого хотелось, потому что мы просто любили горы.

Настроения гор могли быть еще разнообразнее, меняться быстрее, чем у любой из женщин, - они то приносили радость, то пугали, то дарили великий отдых. Никто никогда не объяснит желание подняться ввысь. В былые времена люди, наверное, хотели достичь звезд. Сегодня любой человек способен купить билет на самолет и почувствовать себя хозяином небес. Пусть так, но он никогда не ощутит ни выступа скалы у себя под ногами, ни ветра, бьющего в лицо, не познает он и тишины, которая нисходит только с вершин.

Лучшие часы жизни я провел в молодости в горах. Жажда выплеснуть всю энергию, забыть все мысли, стать ничем, оказаться рядом с небесами - мы оба называли это горной лихорадкой. Виктор восстанавливал силы после похода скорее, чем я. Он следил за собой, планировал спуск тщательно, методично, а я забывал себя в этом мире чудес, грезил непонятно о чем. Мы доказали свою выносливость, вершины принадлежали нам, но что-то необъяснимое еще нужно было покорить. Оно неизменно отвергало меня, опыт, к которому я стремился, и нечто неясное подсказывало, что вина кроется именно во мне. Но это были славные дни, лучшие из тех, что я знал...

Однажды летом, вскоре после возвращения в Лондон из деловой поездки по Канаде, я получил от Виктора очень эмоциональное письмо. Он собирался жениться, причем в ближайшее время. Он писал, что его невеста - самая очаровательная девушка на свете, и просил меня быть шафером на их свадьбе. Я ответил ему, как подобает в таких случаях, выразив искреннюю радость и пожелав ему огромного счастья. Убежденный холостяк, я понял, что потерял самого близкого друга, готового теперь погрязнуть в мелочах семейной жизни.

Невеста была родом из Уэльса и жила рядом с поместьем Виктора в Шропшире. "Поверишь ли ты мне, - сообщал Виктор в следующем письме, - что она никогда не поднималась на Сноудаун. Я хочу сделать из нее альпинистку". Лично мне было бы крайне неприятно тащить за собой в горы неопытную девушку. В третьем письме Виктор предупредил, что приедет в Лондон вместе с невестой. Они начнут готовиться к свадьбе. Я пригласил их на завтрак. Не знаю, кого я ожидал увидеть. Наверное, какую-нибудь темноволосую, коренастую молодую особу с выразительными глазами, во всяком случае, отнюдь не ту красавицу, которая подошла ко мне, подала руку и сказала: "Я Анна".

В годы перед первой мировой войной молодые женщины не пользовались косметикой. Губы Анны не были накрашены, а ее белокурые волосы были заплетены тугими, толстыми косами над ушами. Помню, что я засмотрелся, пораженный ее невероятной красотой, а Виктор радостно засмеялся и произнес: "Ну, что я тебе говорил". Мы сели завтракать и вскоре все трое непринужденно и с удовольствием болтали. Природная сдержанность была частью обаяния Анны, но, поскольку она знала, что я друг Виктора, я оказался допущен в их союз, и это мне понравилось.

Виктор и правда счастлив, сказал я себе, и всякие сомнения по поводу их брака рассеялись, когда я увидел Анну. Наш разговор неизбежно зашел о горах и туризме. Случилось это где-то в середине завтрака.

-Итак, вы выходите замуж за человека, который обожает лазить по горам, а сами так ни разу и не поднялись на вершину вашего Сноудауна.

-Нет, - ответила она, - я там никогда не была.

Меня удивила неуверенность, прозвучавшая в ее голосе. На переносице у нее обозначилась маленькая морщинка.

-Но почему? - спросил я. - Ведь это почти преступление - быть валлийкой и ничего не знать о самой высокой горе в Уэльсе.

Тут вмешался Виктор.

-Анна боится, - сказал он. - Каждый раз, когда я предлагаю отправиться в горы, она придумывает какой-нибудь предлог...

Анна быстро повернулась к нему.

-Нет, Виктор, - проговорила она, - это не так. Ты просто не понимаешь. Я не боюсь подниматься в горы.

-Тогда в чем же дело? - задал он вопрос.

Виктор положил руку на стол и сжал ею ладонь Анны. Я видел, как он ей предан и какими счастливыми они должны стать в браке.

Анна посмотрела на меня, и я догадался по выражению ее глаз, что она хочет сказать.

-Горы очень требовательны, - начала она. - Им надо отдать все. Для таких, как я, гораздо разумнее держаться от них в стороне.

Я понял, что она имеет в виду, по крайней мере в то время я так решил, но тут же подумал: если они любят друг друга, будет лучше, чтобы она разделила его увлечение, и тогда, может быть, ей удастся преодолеть свой изначальный страх.

-Но это замечательно! - откликнулся я. - Вы совершенно правильно относитесь к горам. Конечно, вы должны отдать им все, но вдвоем с Виктором вы сможете этого достичь. Виктор не позволит вам делать что-нибудь свыше ваших сил. Он куда осторожнее меня.

Анна улыбнулась и отняла свою руку от руки Виктора.

-Вы оба очень упрямы, - сказала она, - и никто из вас не хочет понять. Я родилась в горах и знаю, о чем говорю.

Затем к столу подошел наш с Виктором общий знакомый, мы представили его Анне и больше не возвращались к разговору о горах.

Свадьба состоялась через шесть недель. Никогда прежде я не встречал невесты красивее Анны. Виктор нервничал и был бледен. Я это хорошо запомнил и подумал о том, какая ответственность легла на его плечи - сделать эту девушку навсегда счастливой.

Я много видел ее в эти шесть недель и, хотя Виктор ни о чем не подозревал, влюбился в нее так же сильно, как и он. Меня влекли к ней не ее природное обаяние, не красота, а их странное сочетание, своего рода излучаемый ею внутренний свет. Единственное, что беспокоило меня в их будущем, - это поведение Виктора, слишком беззаботного и шумного, он был очень открытым, простым человеком, и она из-за этого могла бы замкнуться в себе. Старая тетушка Анны устроила в их честь прием, и я залюбовался ими, так они были хороши. Я начал сентиментально предвкушать дни, когда смогу пожить с ними в Шропшире и стану крестным отцом их первенца.

Вскоре после свадьбы меня призвали неотложные дела, и вплоть до конца года я с Виктором не общался. Но в декабре он пригласил меня отпраздновать с ними Рождество, и я с радостью согласился. Они были женаты уже около восьми месяцев. Виктор выглядел довольным и очень счастливым. Анна показалась мне еще красивее прежнего. Я не мог оторвать от нее глаз. Они приняли меня на редкость тепло, и я на неделю обосновался в прекрасном старом доме Виктора, который хорошо помнил по предыдущим посещениям. Их брак вполне можно было считать удачным, и я понял это с самого начала. Если сейчас они не собирались обзаводиться детьми, то в запасе у них еще оставалась масса времени.

Мы гуляли по имению, немного охотились, по вечерам читали. Наше трио было удивительно дружным.

Я заметил, что Виктор сумел приспособиться к спокойствию Анны, хотя вряд ли удачно было называть спокойствием ее дар внутренней сосредоточенности и тишины. Эта тишина - я не могу подобрать другое слово исходила из глубин ее существа и создавала в доме особую атмосферу. И раньше было приятно гостить в этих своеобразно спланированных комнатах с высокими потолками и решетчатыми окнами с маленькими стеклами, но теперь эта мирная обстановка стала еще спокойнее, словно каждую комнату переполняла странная тишина. Все это мне очень нравилось, куда больше, чем прежде.

Удивительно, но, вспоминая рождественскую неделю, я не могу с уверенностью сказать, устраивали мы традиционное празднование или нет. Совершенно забыл, что мы ели и пили, ходили ли в церковь, наверное, ходили, ведь Виктор был местным сквайром. Помню только необычайную гармонию по вечерам, когда опускались ставни и мы сидели перед камином в большом зале. Деловая поездка утомила меня больше, чем я мог себе представить, и здесь, в доме Виктора и Анны, мне хотелось одного - расслабиться и погрузиться в блаженную, целительную тишину. Другая перемена, которой я не придал значения, пока не прожил там несколько дней, состояла в том, что в доме сделалось как-то пусто. Множество безделушек и унаследованная Виктором от предков мебель исчезли, и это, конечно, бросалось в глаза. Все большие комнаты опустели, и в зале, где мы сидели, остались лишь длинный обеденный стол и стулья перед камином. Казалось, Анна поступила правильно, но, поразмыслив немного, я решил, что для женщины это странная идея. Обычно новобрачные покупают занавеси и ковры и пытаются привнести какой-то женский уют в былой холостяцкий дом. Я рискнул сказать об этом Виктору.

-О да, - ответил он, рассеянно оглянувшись, - мы очистили дом от бездны хлама. Так хотела Анна. Обладание вещами не для нее. Нет, продавать мы ничего не стали, просто постарались от всего избавиться.