Райдо Витич - Синдром синей бороды Страница 2

— Что ж ее туда занесло? Любовь, да? К какому-нибудь робкому чукотскому мальчику. Впрочем, судя по фамилии — еврейскому мальчику.

— Муж у нее русский, сибиряк…

— Да, да. Заметно — фамилия исконно русская, — хохотнул опять Вадим.

— Это фамилия ее первого мужа.

— А-а-а. А первый чем плох был? Пейсы раздражали?

— Я в подробности не вдавался. Знаю лишь, что она с ним пять лет прожила. Потом он умер.

— Братва путевку организовала?

— Нет, инфаркт. Ему было за пятьдесят.

— Новость. Чем же ее старичок привлек?

— Не спеши с выводами, Вадим, не думаю я, что Марина стоит твоей ненависти. Жизнь порой такие коленца выкидывает, что не поймешь, кто прав, кто виноват. Тебя, если со стороны смотреть, тоже есть за что судить.

— Например?

— А ты подумай, почему тебя тот же Стрельцов `Синей бородой' называет?

Вадим нехорошо посмотрел на Егора и протянул:

— Синяя борода значит? Раб Александр придумал? А что, вполне в его духе. Завидует стервец.

— Да уж чему завидовать, Вадим? Сколько у тебя жен было? И хоть бы с одной благополучно…

— С Ритой, — усмехнулся Вадим.

— А, ну да! Ты ее бросил, оставив инвалидкой, но хоть живой. Действительно — обошлось!

— Слышу сарказм в голосе. Упрекаешь? Осуждаешь? А сам чтоб сделал?

— С твоими возможностями можно было найти хорошего врача.

— А зачем? Это был ее выбор! Ее блажь! Она хотела, она получила.

— Согласен, не злись. Поступила она дурно, но и заплатила за то с лихвой…

— Тогда какие претензии ко мне? — развел руками Вадим.

— Ладно, опустим Риту, хотя все равно мог и помочь.

— Она для меня еще в тот день умерла, когда на пикник отправилась. А мертвым я не помощник.

— Хорошо, а Катерина?

— А ну давай и ее сюда же. Тоже я виноват?

— Нет, я про ее сына…

— Он ее сын.

— Он был совсем ребенком.

— Бесенком! Да меня от одного его вида бросало в дрожь! Бедный, несчастный мальчик, и все-то ему мало было. Подойдет — вид ранимый, трогательный, взгляд честный. Смотришь и не веришь, что это чудовище мать с грязью смешивает… Да что вспоминать? Проехали.

— Его посадили.

— Наркота? Криминал?

— Откуда знаешь?

— Предположил. Наклонности у него с рождения весьма красноречивые были. Воровал легко, врал — виртуозно.

— Он был ребенком, — упрямо повторил Егор.

— Он был законченным эгоистом! Монстриком! Катя понимала это!

— Больная тема?

— Да, неприятная. Ты решил всю мою жизнь сегодня просмотреть? Психоаналитик! Извини, Егор, прежде чем меня осуждать, на себя посмотри. Тоже — не ангел. Да и не встречал я их на нашей грешной земле. А есть ли они на небе — у Стрельцова спроси. Хотя обманет, прохвост. Не верь ему.

— Не злись, Вадим, — примирительно похлопав брата по плечу, сказал Егор. — Я не осуждаю тебя, а всего лишь пытаюсь понять — что не так? Что с тобой происходит? Сорок три года — это возраст. Пора иметь стабильность не только в финансах, но и в личной жизни: детей, семью.

— Мне племянников хватает. Кстати, как они?

— Нормально.

— Прошлый раз так и не свиделись. Скажи, специально их тогда в Гагры отправил?

— Твоя мнительность оскорбительна.

— Констатация.

Егор помолчал, смиряя желание послать брата к черту, вздохнул:

— Вера будет рада тебя видеть.

— Я ей безделушку привез.

— Карат на двадцать? — усмехнулся Егор. Вадим улыбнулся в ответ:

— Двадцать два, всего.

Егор в порыве братских чувств обнял его:

— Ты, главное, держись, братишка, — прошептал, желая поддержать в трудную минуту. Видел бы он в этот момент каменное лицо Вадима, стальной блеск черных глаз, понял бы, что зря. Греков не нуждался в сочувствии. Он вообще ни в чем и ни в ком не нуждался.

Глава 2.

— Что читаешь? — Катя бесцеремонно выхватила книгу из рук Маши и, посмотрев на обложку, присвистнула. — Барикко — ну даешь! Вчера ж Гоголь был. Ты что это, подруга, муру всякую читаешь?

Маша не стала отвечать на глупый вопрос, молча отобрала том и отложила в сторону, хлопнула ладонью рядом с собой:

— Садись, раз пришла. Откуда пробегом на этот раз? А-а, вижу, решила почтить салон своим присутствием. Неужели решилась превратиться в пепельную блондинку?

— А то? — хитро улыбнулась девушка и, приземлившись на диван, повернулась в фас и профиль, выказывая Маше новую прическу.

— Тебе идет, — оценила та.

— Мне тоже понравилось. Так, что у нас в планах на вечер? Категорически не желаю тратить время на всякую ерунду, — блондинка кивнула на томик итальянского прозаика. — Пошли прогуляемся?

— Не охота. Дождь второй день.

— Зонтики есть.

— У меня горло еще болит.

— Скажи: не все раритеты с папиной полки на свет извлекла. Кончай ерундой заниматься. На пенсию выйдешь, будешь читать заунывную прозу…

— На пенсии поздно будет. Учатся в юности. В старости пожинают плоды оной.

— Какая ты заумная, Машка, — скривилась Екатерина. — И в кого? Мать у тебя — чудная женщина, отец — душка, брат — мечта.

— Эта `мечта' вчера пуд железа принесла в дом. Под металлиста теперь косит: цепями обвесился, на руки килограмм колец, на шее череп в пентаграмме. Завтра, наверное, `Харлей' в комнату прикатит, записавшись в байкеры.

— Живет мальчик, — пожала плечами блондинка, озабоченно разглядывая свой нарощенный ноготок. — Себя ищет.

— А находит приключения на весь состав родни.

— Перерастет.

— Угу. Я к тому времени состарюсь. Он же не один имидж меняет — всех под него склоняет. Когда рокером был, нас от ДДТ подбрасывало вместе с соседями. Когда в культуристы подался, я все ноги о гантели по квартире разбросанные отбила.

— Да, ладно, Маш, пусть твоим Ярославом мама с папой занимаются. И не прибедняйся: в вашей квартире можно тренажерный зал организовать, а вы и не заметите. Так что пусть братик самовыражается на здоровье, а ты о себе думай. Пошли гулять?

— Не хочу. Да и не могу. Говорю же, горло еще болит.

— Почему ты на подъем такая трудная?

— Ничего подобного.

— Обижусь, — надула розовые губки Катя. Маша с тоской посмотрела в окно: небо серое, тучами затянутое.

— Нет, не охота.

В комнату деликатно постучали, и на пороге возник взъерошенный парень загорелой наружности. Катя заинтересованно уставилась на его симпатичную физиономию и облизнула губки, пройдя взглядом по внушительному контуру мышц, не по-юношески развитого, обнаженного торса:

— Заходи, Ярослав, — пропела томно.

— Здрас-сте! — кинул в ответ парень, отвесив дурашливый поклон девушкам.

Маша хмуро посмотрела на брата, по лицу читая — что-то ему надо.

— Ну, — бросила не ласково.

Тот перестал кривляться, шагнул к сестре, подал лист исписанной бумаги:

— Сходи за меня, а? Мать в магазин гонит, а мне никак, Маш, — пробасил просительно.

Маша перечитала список нужных продуктов, и, прикинув, что ей столько не только до такси не донести, но в принципе и не поднять, возмущенно уставилась на брата:

— Я не поняла, кто в нашей семье культурист?

— Ну, Маш, вы вон с Катериной вдвоем…

— А я причем? — выгнула бровь блондинка. — Я тяжелей косметички ничего не поднимала и поднимать не собираюсь.

— Вот-вот. Так что катись-ка ты братик, куда мама послала.

— Маш? Ну, Маш? Я же тебя редко о чем-то прошу, — загудел парень.

— Ага? Перечислить? Нет? Вот и иди. Не нарушай идиллию девичника. Общаться мешаешь.

Парень решил обидеться, гордо вскинул голову, прищурился, приготовившись высказать сестре все, что думает и о ней, и о девичнике, но передумал, сообразив, что перед ним не подружка. С Машей лучше по-хорошему, тонко, умно.

Вздохнул и, рухнув на колени, брякнул лбом о паркет:

— Отслужу, сестрица родная! — взвыл дурашливо. — Только не руби мне планы! Век твою доброту помнить буду!

— Вот шут, — хохотнула Катя, восхищенно поглядывая на Ярослава.

Маша, тяжко вздохнув, махнула ему ладонью:

— Сгинь, изверг!

Парень вскинул на сестру лукавый, довольный взгляд и с улыбкой… пополз к выходу.

— Да встань ты!

— Не смею, твоя доброта меня сразила.

— Перестань паясничать! — скривилась Маша. Ярослав поднялся и вышел, осторожно прикрыв дверь.

— А парнишка далеко пойдет. Ох, змей-искуситель растет. Респект, — с плутоватой улыбкой заметила блондинка.

— Напоминаю: он младше тебя на четыре года, — зная Катеринину любовь к доступным и неразвращенным мужским телам, предупредила Маша, поднимаясь с дивана.

— Возраст для любви не помеха.

— Помеха, поверь. Мысли прочь от Ярослава. Пойдешь со мной в магазин?

— Ну, вот, приглашала на романтическую прогулку с целью окручивания пары десятков молодых и интересных, а получила пошлое предложение о молочно-сосисочном рандеву. Фи! Позвони домработнице.