Гилберт Честертон - Бесславное крушение одной блестящей репутации Страница 2

- Немедленно. Возьмите кеб.

Грубый, низкий голос ответил изнутри:

- Будет сделано.

Дверь захлопнулась; мы снова очутились во мраке и снова устремились вслед за таинственным незнакомцем, плутая в лабиринте узких переулков и ориентируясь по фонарям. Было всего только пять часов, но благодаря зиме и туману казалось, что уже полночь.

- Удивительно странная прогулка для человека в лакированных ботинках, повторил я.

- Не знаю, - скромно сказал Бэзиль. - Мы, кажется, выходим на Берклей-сквер.

Продолжая шагать, я напряженно всматривался в темноту, чтобы хоть как-то установить направление. В течение десяти минут я не имел ни малейшего понятия, где мы находимся; наконец я увидал, что мой друг прав. Мы находились в самой фешенебельной части Лондона, еще более унылой, надо сознаться, чем убогие плебейские кварталы.

- Удивительно! - сказал Бэзиль, когда мы завернули на Берклей-сквер.

- Что именно? - спросил я. - Вы, кажется, сказали, что все вполне естественно.

- Я не удивлялся тому, что он расхаживает по запакощенным улицам, отвечал Бэзиль. - Я не удивился и тому, что он вышел на Берклей-сквер. Но меня удивляет, что он направляется к дому очень хорошего человека.

- К кому же это? - спросил я, задетый его тоном.

- Просто удивительно - как действует время! - сказал он, по обыкновению начиная издалека. - Сказать, что я забыл ту пору, когда я был судьей и общественным деятелем, было бы не вполне правильно. Я помню все очень живо, но так, как помнят прочитанную книжку. Пятнадцать лет тому назад я знал этот сквер так же хорошо, как знает его лорд Роберри, и куда лучше, чем этот человек, поднимающийся сейчас по лестнице дома, принадлежащего старику Бомонту.

- Кто такой старик Бомонт? - спросил я.

- Замечательно славный парень! Лорд Бомонт-оф-Фоксвут - неужели вы не слышали этого имени? Человек исключительной искренности, философ и филантроп. Я допускаю, что он имеет несчастье быть не в своем уме, более того, что он явно сумасшедший. Да, он подвержен той мании, которая пышным цветком распустилась на почве нашего горячечного прогресса и страсти к новшествам: он твердо верит, что все новое, все неведомое доселе должно всячески поощряться. Ему важно, чтоб был прогресс, а куда вы прогрессируете, к звездам или к дьяволу, ему абсолютно безразлично. В результате его дом переполнен бесчисленным количеством литераторов, политиков и т. п.; людьми, носящими длинные волосы, потому что это романтично; и людьми, носящими короткие, потому что это гигиенично; людьми, ходящими на ногах только для того, чтобы размять руки; людьми, ходящими на руках, чтобы не утомить ноги. Но, несмотря на то, что большинство посетителей его салона такие же сумасшедшие, как он сам, они, как и он, почти сплошь хорошие люди. Я весьма удивлен, что в его дом собирается войти преступник.

- Милый друг, - твердо сказал я, шаркая ногой по тротуару, - вся эта история объясняется очень просто. Пользуясь вашим же красноречивым выражением, вы тоже имеете несчастье быть сумасшедшим. Вы встречаете на улице совершенно незнакомого человека; вам приходят в голову всевозможные теории относительно его бровей. Затем вы называете его грабителем на том только основании, что он входит в дом честного человека. Все это слишком чудовищно! Сознайтесь, что это так, Бэзиль, и пойдемте домой. Хотя тут только еще пьют чай, мы забрели так далеко, что опоздаем к обеду.

Глаза Бэзиля вспыхнули в тусклом свете фонарей.

- А я-то думал, - сказал он, - что уже изжил в себе чувство тщеславия.

- Чего же вы хотите? - воскликнул я.

- Я хочу того, - крикнул он, в свою очередь, - чего хочет девушка, когда она надевает новое платье! Я хочу того, чего хочет мальчик, когда он ругается с классным наставником. Я хочу показать кому-нибудь, какой я ловкий парень! То, что я говорил об этом человеке, так же верно, как то, что у вас шляпа на голове. Вы утверждаете, что этого нельзя проверить. А я говорю, что можно! Я поведу вас к моему старому другу Бомонту. Он чудесный человек, и с ним стоит познакомиться.

- Неужели же вы думаете?.. - начал я.

- Я попрошу извинить нас за несоответствующие костюмы, - сказал он спокойно и, пройдя через туманный сквер, поднялся по каменным ступеням и позвонил.

Чопорный слуга в черном и белом отворил нам дверь; услышав фамилию моего друга, он мгновенно переменил удивленный тон на почтительный. Процедура доклада длилась очень недолго, и вскоре к нам вышел хозяин седовласый господин с лицом, выражающим, крайнее волнение.

- Дорогой мой друг! - воскликнул он, с жаром тряся руку Бэзиля. - Я целую вечность не видал вас! Вы были... э... в провинции? - спросил он несколько удивленно.

- Не все время, - ответил, улыбаясь, Бэзиль. - Я давно уже ушел в отставку, дорогой Филипп, и живу в философском уединении. Надеюсь, я не попал к вам в неурочное время?

- В неурочное время! - воскликнул пылкий джентльмен. - Вы пришли в самый удачный момент, какой только можно себе представить! Знаете, кто у меня?

- Нет, - серьезно ответил Бэзиль. В это время из смежной комнаты донесся взрыв смеха.

- Бэзиль, - торжественно промолвил лорд Бомонт, - у меня Уимполь.

- А кто такой Уимполь?

- Бэзиль! - воскликнул лорд. - Вы, как видно, все это время торчали в провинции! А вернее, на Северном полюсе! На Луне! Кто такой Уимполь? Кто такой Шекспир?

- Что касается Шекспира, - кротко возразил мой друг, - то я, во всяком случае, не на стороне Бэкона. Гораздо вероятнее, что Шекспир - это королева Мария Шотландская. А что до Уимполя... - Новый взрыв смеха в соседней комнате заглушил его слова.

- Уимполь! - воскликнул лорд Бомонт в каком-то экстазе. - Вы не слышали об этом великом современном уме?! Друг мой, он претворяет беседу, не скажу, в искусство - ибо она, быть может, всегда была им, - а в великое искусство, подобное творчеству Микеланджело, в достижение великого мастерства. Его ответы, мой дорогой друг, убивают людей наповал. Они совершенны, они...

Опять раздался взрыв веселого смеха, и почти одновременно с ним в холл влетел полный, апоплексический пожилой господин и направился к нам.

- Ну, дружище! - с жаром начал лорд Бомонт.

- Я не могу этого вынести, Бомонт, прямо скажу вам! - вскричал полный старик. - Я не хочу, чтобы меня высмеивал какой-то грошовый писака-авантюрист! Я не хочу быть посмешищем! Я не хочу...

- Ну, бросьте, бросьте, - лихорадочно сказал Бомонт, - разрешите мне познакомить вас. Господин судья Грант, прошу! Бэзиль, я уверен, что вам приходилось слышать о сэре Уолтере Чолмондели.

- Как же, как же! - ответил Грант и поклонился почтенному старому баронету, взглянув на него с некоторым любопытством.

Последний был в данную минуту сильно разгорячен гневом, но даже это обстоятельство не могло скрыть благородных, хотя и расплывчатых очертаний его лица и фигуры, пышных седых кудрей, римского носа, мощного, хотя и несколько грузного тела, аристократического, хотя и двойного подбородка. Это был типичный старый джентльмен, и он оставался им даже в приступах гнева, даже совершал любые faux pas.

- Я безгранично огорчен, Бомонт, что проявляю недостаточно уважения к этим господам, - ворчливо сказал он, - а тем паче к вашему дому. Но это не касается ни вас, ни их, а только этого кривляющегося паяца-полукровки.

В это время из внутренних комнат вышел весьма мрачного вида молодой человек с закрученными рыжими усами. Он тоже казался не слишком очарованным тем, что творилось за стеной.

- Вы, вероятно, помните моего секретаря и друга, мистера Дреммонда, сказал лорд Бомонт, обращаясь к Гранту. - Вы должны его помнить еще школьником.

- Помню прекрасно, - ответил тот. Мистер Дреммонд обменялся с ним сердечным и почтительным рукопожатием, но морщина на его лбу не разглаживалась. Затем он обратился к сэру Уолтеру Чолмондели:

- Леди Бомонт выражает надежду, что вы не уйдете так рано, сэр Уолтер. Она говорит, что почти не видела вас.

В душе старого джентльмена, все еще не остывшего, происходила тяжелая борьба; наконец его воспитанность восторжествовала; сделав жест послушания и пробормотав что-то вроде: "Если леди Бомонт... конечно... дама", - он последовал за молодым человеком обратно в салон. Прошло не более полуминуты, как новый взрыв смеха дал нам понять, что он, по всей вероятности, снова оказался мишенью насмешек.

- Я от всей души прощаю милого старого Чолмондели, - сказал Бомонт, помогая нам снять пальто. - У него несовременный ум.

- Что такое современный ум? - спросил Грант.

- О, это такая штука, знаете ли... удивительно передовая - надо все в жизни принимать невсерьез. - В это время изнутри донесся новый взрыв смеха.

- Я потому только спрашиваю, - сказал Бэзиль, - что из двух последних ваших друзей, обладавших современным умом, один считал, что нельзя есть рыбу, а другой - что следует есть людей. Прошу прощения - кажется, сюда, если я не ошибаюсь.

- Знаете ли, я никак не могу уяснить себе, к какой группировке принадлежите вы, - с какой-то лихорадочной суетливостью сказал лорд Бомонт, семеня вслед за нами. - Порой вы кажетесь ярым либералом, а порой - заядлым реакционером. Вы современный человек, Бэзиль?