Анатолий Галкин - Замкнутый круг Страница 2

— Я так понимаю, Варвара, что заказчиком у нас выступает антиквар Рыжов?

— Не совсем так! Захар Ильич — мой очень дальний родственник. Рыжов мне позвонил вчера. Мы встретились. И он рассказал все, имея ввиду, что мы сами будем решать, что дальше делать.

— Значит, что он нам не собирается платить за работу?

— Нет!

— Отлично, Варвара! Я в том смысле, что очень жаль. Обычно ювелиры — хорошие клиенты.

— Он, Игорь Михайлович, не ювелир. Он — антиквар.

— Один черт! Все равно он рядом с золотом работает. Итак, Варя, вернемся к баранам. Про рыжего посетителя я уже понял. Давай-ка еще раз легенду. Но медленно и подробно. С чувством, с толком, с расстановкой.

Получив такое указание, Варвара не стала спешить. Она включила чайник, подготовила чай-кофе, загрузила в микроволновку блюдо с пирожками и только после этого вернулась в кресло.

— Значит так, Игорь Михайлович. Это не совсем легенда.

— Это быль?

— Возможно, что так. Некоторые вещи подтверждаются документально. В начале прошлого века в Москве на Мясницкой поселился молодой богатый купец Степан Собакин. А где-то недалеко снимал квартиру адвокат Ганский. И была у него красавица-дочь Фаина. Степан встретил молодую Ганскую в своем магазине и влюбился без памяти.

— Красиво говоришь, Варвара. Пока все, как в сказке.

— И дальше так будет. Купец попытался ухаживать за девушкой. Отправлял корзины цветов на квартиру Ганских. Заказал для Фаины стихи у Блока. Во дворе под ее окнами построил веранду, куда приглашал цыган и настоящих итальянцев с серенадами. Все делал! Но Ганские стояли насмерть! Сама Фаина уже начала колебаться, а у родителей гордыня взыграла. Типа того, что адвокат купцу не товарищ!

— Понятно, Варя. Сословные предрассудки!

— Да, так вот, Собакин решил действовать круто! На Кузнецком Мосту, совсем рядом с Мясницкой находился магазин придворного ювелира Карла Фаберже. Степан идет туда и заказывает из платины, золота и изумрудов пуделя. Намек простой. Мы, Собакины — знатная фамилия.

— Да, Варвара. Наши купцы бесшабашные! Помнишь, как Рогожин в «Идиоте»?

— Помню! Только это из другой книги, а Степан Собакин в конце мая 1908 года посылает Фаине драгоценного пуделя. В письме обещает на каждые именины дарить ей собачку другой породы. Причем — независимо от того, пойдет она за него замуж или нет.

— Очень благородно! Согласись, Варя, что это сказки! Тут такая любовь, что Шекспиру и не снилось!

— Согласна! Так вот, в 1909 году Собакин преподносит Фаине Ганской золотого дога с глазами из бриллиантов.

— Что-то вроде собаки Баскервилей?

— Да, но гораздо симпатичней, в 1910 году появился спаниель с сапфирами. Потом болонка из изумрудов, короче, Ганские сдались на пятой собаке, и в 1912 году сыграли свадьбу.

— А еще пять собак, откуда взялись? Неужели купец и после свадьбы дарил ей Фаберже?

— Представьте себе, дорогой Игорь Михайлович! Тогдашние мужчины не то, что нынешние.

Дальше начиналась очень эмоциональная часть рассказа о Степане Собакине. Варвара не могла говорить сидя. Она встала, начала ходить по кабинету и жестикулировать.

Последняя собачка — серебряный сеттер на подставке из бирюзы и рубинов. Купец подарил эту фигурку жене в мае 1917 года. А вскоре закрылась фирма Фаберже, и началось смутное время. В декабре были конфискованы товары на всех складах Собакина. К весне 1918 — разграблены его магазины и сожжена квартира на Мясницкой.

Ходили слухи о том, что Степан с Фаиной в двадцатые годы тихо жили где-то в Подмосковном городке. Оба работали на низких должностях — сторожами или конторщиками.

Но главное, что после Октябрьского переворота собачки семьи Собакиных исчезли. Их и до этого мало кто видел, а тут они вообще — как сквозь землю провалились. Редкие ювелиры, слышавшие об этой серии Фаберже, стали даже сомневаться — а были ли собачки?

— Но ты говоришь, Варвара, что это не легенда? Значит — десять собак существуют?

— Это не я говорю. Это мнение Рыжова. Он копался в архиве Фаберже и нашел счета, эскизы, описания собачек. Они точно были, Игорь Михайлович! Вы верите?

— Верю, Варвара! Но почему эти псы молчали до сих пор? Почему они за девяносто лет ни разу не гавкнули? Очень странно!

— И продавец какой-то липовый, похожий на криминальную личность. Все очень подозрительно! Но любопытно.

— Согласен, Варвара. Поскольку у нас из-за кризиса легкий простой, то давай пока раскрутим эту легенду. Правда, это будет собачья работа!

Час назад московский «Боинг» приземлился в аэропорту Шарля де Голля, называемого чаще «Ройси».

И сейчас туристический автобус уже влился во французские пробки в самом центре Парижа.

Когда наши туристы оказались на бульваре в районе площади Пигаль, то у всех возникло ощущение, что они ошиблись страной.

Это не Франция! Это Африка вперемешку с Азией.

За окнами автобуса виднелись магазинчики, лавки, киоски и просто развалы, наподобие блошиного рынка.

Но самое главное — это местная публика. Продавцы общались с покупателями на каких-то гортанных восточных наречиях. Треть из них — лица турецкой или алжирской национальности. Треть этих новых «французов» — чистые негры. А оставшаяся треть это покупатели и зеваки — японские туристы, поляки, немцы, наши россияне и немножко настоящих парижан.

Автобус притормозил в переулочке под холмом с красивым названием Монмартр. Около часа туристы разгружались, размещались и приходили в себя после перелета из Москвы.

Маленький номер на втором этаже достался странной парочке средних лет. Еще в Шереметьево они всем сообщали, что состоят в гражданском браке — они супруги, но без штампа в паспорте!

Они и в самолете возвращались к этой теме, хотя гид клятвенно заверил, что они будут жить в одном номере. В Париже важна любовь, а не печать в документе.

Уже в гостинице парочка сообщила гиду, что у них своя программа, и поэтому они пропустят несколько экскурсий. Сопровождавший группу молодой ехидный парень подмигнул и сообщил, что Франция — свободная страна, а воздух Парижа очень способствует любым личным мероприятиям.

Когда после обеда автобус повез группу на обзорную экскурсию по Парижу, то веселые туристы начали дружно обсуждать поведение парочки. Мол, все мы стремимся осмотреть достопримечательности, а эти спешат в кровать.

Так думали все, но все ошибались!

Парочка вышла в город с картой и разговорником в руках. Еще в Москве они определили маршрут от гостиницы к парижскому филиалу аукциона Кристи.

Очевидно, что у них был план действий. Найдя это самую «Кристи», они разделились. Женщина пошла в католический собор напротив, а мужчина вошел внутрь конторы с стал что-то объяснять охраннику на хилом английском.

В офисе аукционной фирмы его сразу поняли и провели к специалисту по русскому искусству, им был потомок дворянского рода Бобринских. Русский язык он знал в совершенстве, хотя говорил с какой-то французской мелодичностью и с каким-то шармом.

Этот Бобринский сообразил, что перед ним перспективный клиент, и быстро взял его в оборот. Они уединились в шикарном кабинете для переговоров.

— Вы давно из Москвы? О, простите, мы же не познакомились. Я — Петр Сергеевич Бобринский, эксперт, ну и все прочее.

— А я — Иванов Иван Иванович.

Это был самый примитивный псевдоним. Он был шит белыми нитками, но Бобринский даже глазом не моргнул. Если человек не хочет раскрываться, то это его право. Франция — свободная страна!

— Итак, Иван Иванович, что вы хотите нам предложить? Вы намекнули, что у вас что-то ценное.

— Да, очень ценное. Я спрашивал в Москве, консультировался у специалиста, это уникальная вещь!

— И что же это такое? Вы меня заинтриговали. Показывайте скорей!

— Показать могу только фотографии, смотрите, Петр Сергеевич! Это чистый Фаберже.

Фотографии были отличного качества. Они передавали все детали шедевра, и Бобринский почти не сомневался, что это тот самый пудель из легендарной псарни Степана Собакина. Крупным планом фотограф взял клейма фирмы придворного ювелира Карла Фаберже. Петр Сергеевич присмотрелся. Он наизусть знал эти печати со всеми их дефектами и накладками.

— Да, похоже, что это подлинник! Хотя, надо держать в руках саму вещь. Сейчас и фальшивки делают изумительно.

— Это, Петр Сергеевич, подлинник. Уверяю вас! Это получено из первых рук.

— Верю! Как только получу от вас шедевр, то сразу готов оформлять договор на аукцион.

— А по какой стартовой цене?

— Думаю, что где-то около миллиона долларов, но я помню, что по слухам собак было десять. Если выставлять всю коллекцию, то я бы начал с двадцати миллионов.

— И это стартовая цена?