Тимур Свиридов - Бедный Сэнсэй Страница 2

Олег все смотрел и смотрел на картину. Ему уже казалось, что кожа его ощущает мягкие касания щекотливых водорослей и трепетных плавников. Потрясающий эффект присутствия…

А рыбки-от крупных, величаво-медлительных до мелких, беспокойно-шустрых — продолжали свою нескончаемую игру. В их движениях была какая-то расчетливость, чуть ли не обдуманность. Мысль об этом почему-то растревожила Олега, вернула его к повседневным заботам. "А ты, — беспокойно терзался он, — неужели ты не в состоянии учиться, как все нормальные люди? Какой бес толкает тебя к тому, чтобы ты пропускал лекции? Ты же прекрасно знаешь, чем это все может кончиться! Захотел вылететь? Это, пожалуйста, в два счета, Кустова и так к тебе уже цепляется из-за каждой мелочи…"

В ту же минуту Олег словно ощутил рядом своего куратора. Людмила Сергеевна Кустова представилась ему такой, как всегда выглядела в минуты гнева: жестокое выражение лица, в темных жгучих глазах — явный укор. "А впрочем, — пытался он успокоить себя, — все обойдется. Хотя, сколько веревочке не виться… Кстати, что ты, — задавал он себе вопрос, — намерен делать с языком польским и дойчштунде? Потянешь еще немного, и, чего доброго, вышибут…"

"А пускай, — деланно зевая, подумал Олег. — Сегодня это не самое главное. Есть и похлеще заботы".

Но он до некоторой степени лицемерил с собой. Учеба для него была одной из самых болезненных проблем. Она постоянно давала о себе знать, тревожила его.

"…Ну хорошо! — снова успокаивал себя Олег. — Если уж тебе так неохота тащиться в ликбез, то найди в себе силы потратить время с толком. Сядь и выучи. Политэкономия — не такая уж это сложность".

А рыбы между тем продолжали свою игру. Они били прозрачными золотистыми плавниками, азартно изгибали сверкающие спинки. "Мне бы такую активность, — почему-то подумал Олег, и тут же укорил себя: — Но ты не хочешь ничего. Ты пассивен, нерасторопен, инертен".

И опять настойчиво пробивается иная мысль: никого не слушай. Лучше пивка попить как следует. Звони Бегемоту и вперед!..

Но тут же остановил себя, вспомнив последнюю встречу с шинханом[4]. Беседуя с Олегом, он сказал, что на днях зайдет к нему на занятия. Как можно было забыть об этом. "А у твоего молоднячка, — рассуждал Олег, — как раз намечается зачет по аисту. Так что надо на ближайшей тренировке Торшина к ним поставить часика на два. И пусть крутят аиста до посинения. Шинхан должен убедиться, что в группе все железно…"

Дверь в комнату раскрылась и на пороге показалась бабушка — мать отца. Ее глаза в лучиках морщин смотрели ласково и настороженно.

— Ты меня звал?

— Да нет, Ба, — мотнул головой Олег, мельком поглядывая на картину с рыбками. "До чего дошел, — подумал о себе, — уже вслух разговариваю сам с собой". — Это я так…

— Ужинать будешь, борец?

— Нет, — вяло отмахнулся Олег, — спасибо. Пока ничего не разогревай.

"Ах, шинхан, шинхан, — снова терзала его какая-то смутная обида, — настоящий учитель должен регулярно вести тренировки со своими сэнсэями[5]. Иначе никакой рост невозможен и все это выродится в чистое предпринимательство с налетом спорта и восточной мистики. Почему тебя влечет расчет на моду и сопляков? Ведь не это главное. Искусство-это всегда рост и вдохновение. Не морочь хоть себе голову. Ты просто платный наставник, и отнюдь не художник. Ты только натаскиваешь их по азам, ничему толковому не учишь, да и сам не растешь…"

Резко зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, Олег сорвал трубку.

— Да?

— Олежка? Это была она.

— Здравствуй, — выдохнул Олег. — Как дела?

— Лучше не бывает, — прощебетала она голоском птички. — Ты чего такой?

— Какой?

— Ну, какой-то квелый…

Олег промычал что-то непонятное.

— Что?

В трубке затрещало. Он посмотрел на наручные часы: половина пятого. Значит, заседание кафедры закончилось раньше.

— Что-что? — переспросила она, повысив голос. — Не слышно!

— Ничего. Как ты сегодня?

— По-всякому, — она сделала вид, будто не понимает, что он имеет в виду вечернюю встречу. — Ты мне звонил?

В ее голосе звенели изучающие нотки. А может быть, ему это показалось.

— Нет, — соврал он. — Не успел еще. А что?

— Да так… У нас тут кафедра заседала. Я думала, что если бы ты звонил, меня могли не подозвать.

Теперь ему казалось, что с того конца провода доносится оттепель успокоения.

"Мнительным, мнительным стал, — ругнул себя Олег, — мог ведь какой-нибудь приятель просто звонить или студент".

— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил он прямо.

— О-о, — обреченно протянула Маринка, — ты же помнишь, у меня сегодня еще три пары. Две лекции и семинар. И никак не прогуляешь.

— Хочешь, я приеду проводить тебя?

— Что это с тобой? — искренне удивилась она.

— Ты не забыла еще меня?

— Какая глупость.

— Ты меня еще любишь?

— Ну, конечно. Не задавай глупых вопросов, Олежка.

— Скажи, что любишь!

— Ты с ума сошел. У меня тут куча народу. И, кстати, телефон уже нужен. Так что ладно, Олежка, давай прощаться. Позвони мне завтра, хорошо? — Не дожидаясь, пока он ответит, неожиданно для Олега сказала: — Ну пока, целую!

Олег отнял от уха трубку, издававшую звонкое "пи-пи-пи", задумчиво посмотрел на нее, как на экспонат зоологического музея. "Так-то, милый друг, — подумал он. — Марина тебя целует. По телефону".

От разговора остался неприятный, тяжелый осадок. Олег вдруг понял, что, сам того не сознавая, он рассчитывал вечером на Маринкино общество. Уж не у нее ли искал он успокоения?

Вечер предстоял долгий. Как бы лучше убить время? Не успел он подумать об этом, как раздался стук в дверь.

— Да, да, — крикнул Олег.

Ба была воспитана по-особому, она никогда не входила к нему без стука. Это вызывало восхищение всех без исключения друзей Олега.

— К тебе Слава пришел.

Выскочив в прихожую, он увидел Торшина, загораживавшего широкой спиной зеркало. На его шапке таяли снежинки, капельками падая на синюю "аляску".

— Ты почему не звонил? — поинтересовался Олег после рукопожатия. — Раздевайся.

— До тебя не дозвонишься, — отмахнулся тот. — Что ты собираешься делать?

Вместо ответа Олег качнул плечами.

— Слава, проходите, выпейте чаю.

— Спасибо, Валентина Павловна. Я на минуту. Слушай, — повернулся он к Олегу, — у меня тачка.

— Конторская?

— Ну не своя же?! Ты как, свободен?

— А то! — Олег почувствовал радостное возбуждение. — Только погоди, переоденусь.

— Давай. Я буду ждать внизу. — И Торшин скрылся за дверью.

А на дворе обильно валил снег. Да такими крупными пушистыми хлопьями, что казалось, будто под фонарями вытянулись белоснежные конусы. Деревья, провода, тротуары, автомобили и даже шапки пешеходов сразу покрылись снежными слоями. Мир преобразился, стал светлее.

Когда Олег выскочил из подъезда, Торшин с остервенением очищал от снега заднее стекло голубых "Жигулей" с эмблемой ДОСААФ на борту и значком "У" — учебная. Оба сели и почти одновременно хлопнули дверцами. После уличного морозца внутри автомашины казалось тепло. Щетки лобового стекла работали безостановочно, еле справляясь.

— Ну что, — Слава приоткрыл дверное стекло, — каковы наши планы?

Он повернул ключ в замке зажигания. Прогретый двигатель тут же отозвался тихим урчанием. Колеса несколько раз прокрутились на месте, прежде чем удалось тронуться.

— Будь осторожнее, — озабоченно пробормотал Олег. — Смотри, как скользко.

— Ничего-ничего, — Слава неторопливо вывернул на улицу.

Несмотря на малую скорость, машину ощутимо занесло на повороте.

— Что это Дед расщедрился? — спросил Олег.

— Да я пообещал, что скоро вернусь. Дед, правда, сказал, что за это я буду чистить карбюратор. А у меня для этого уже три штрафника в группе есть. Улеханов будет чистить. Он, стервец, на той неделе рукоятку коробки передач оторвал. Ему не то что карбюратор за это, всю тачку вылизывать надо. — Торшин закусил свой рыжий ус. — Ну, так что делать будем? У меня почти полный бак.

— Все равно. Поехали в Шереметьево кофе пить. Торшин искоса посмотрел на Олега, затем снял свою мокрую шапку и, не глядя, кинул на заднее сиденье. Разлохматил слежавшиеся волосы.

— Давай отложим Шереметьево. Пусть гаишники сегодня отдохнут без меня. Мне совсем неохота выяснять потом отношения с Дедом.

Они вырулили на Большую Переяславскую и сразу оказались в гуще машин. Из-за снегопада движение было медленным. Колеса оставляли за собой борозды в не расчищенном снегу. Лицо Торшина стало озабоченным, он часто и резко оглядывался по сторонам.

— Ты не волнуйся, — сказал Олег. — Если что, у меня тут свой тормоз.

Место рядом с водителем на этой учебной машине было оборудовано запасным тормозом для преподавателя.