Шарль Эксбрайя - Мы еще увидимся, детка! Страница 2

— Вряд ли это пойдет на пользу делу. Эти люди слишком недоверчивы, и при малейшем подозрении они меня выследят. Пусть лучше Блисс и Мартин наладят бесперебойное телефонное дежурство, чтобы я мог соединиться с ними в любое время дня и ночи.

— Рассчитывайте на меня.

Псевдо-Карвил явился на следующее утро в «Нью Фэшэнэбл» небритый, неумытый, в потрепанном костюме и грязной рубашке. С первого взгляда было видно, что человек провел ночь не в своей постели. Передавая ему ключ, Сэм заметил:

— Вчера вами интересовался легавый… Переписал формуляр, и мне пришлось позволить ему осмотреть ваши вещи. Я это говорю, чтобы вы не подумали…

— Сволочи все эти легавые… Я немного поцапался с одним из них, и меня до утра продержали в каталажке… я… я… мне чертовски нужно…

Блум заметил, что у его клиента сильно дрожат пальцы, и, когда тот замолчал, вкрадчиво осведомился:

— В чем же вы так нуждаетесь, мистер Карвил?

Инспектор сделал вид, будто готов признаться, но усилием воли заставляет себя сдержаться.

— В отдыхе, — пробормотал он.

— Ну так вот ваш ключ, мистер Карвил.

Да, это, конечно, наркоман, тут и сомневаться нечего, но еще недостаточно втянувшийся. Несмотря на инструкции, переданные Патрицией, Блум все-таки решил продать Карвилу несколько пакетиков порошка, разумеется, за изрядную сумму. Пусть только парень окончательно дозреет. Чего ради лишать себя выгодной сделки?

Через час мнимый Карвил спустился вниз.

— Не могу заснуть, — признался он. — Не знаю, что со мной…

— Вам нужно принять что-нибудь успокаивающее.

— Может быть, но его не так-то просто найти…

— О, способ наверняка найдется. В Сохо всегда можно отыскать все, что необходимо, но, разумеется, за соответствующую плату.

— Вопрос не столько в деньгах, сколько в том, чем рискуешь.

— Ну, мистер Карвил, тот, кто умеет выбрать верного человека, не рискует ничем.

— А вы знаете таких людей, мистер Блум?

— Могу навести справки, скажем так…

— Я был бы так вам обязан!

Разговор прервало появление девушки, о которой инспектор рассказывал суперинтенданту. Она как бы в полусне направилась к конторке Блума. Впалые щеки, постоянно подрагивающие руки, неверный шаг…

— Что вам здесь надо?! — завопил, увидев ее, Сэм. — Я вам уже сто раз говорил, у меня для вас ничего нет. Кажется, ясно?

— Но, мистер Блум, совсем капельку…

— Замолчите, сейчас же замолчите, черт бы вас…

— Мистер Блум, клянусь вам, я заплачу!

Сэм вскочил, схватил девушку за руку и с омерзительной грубостью вышвырнул за дверь. Инспектору пришлось напомнить себе о важности возложенной на него миссии, чтобы взять себя в руки и не броситься на Блума.

— Вот ведь пиявки! Честное слово, дай им волю, они бы высосали из меня все до последнего пенни. Вот что значит быть слишком добрым. — И с улыбкой, вызвавшей у инспектора жгучее желание надавать ему пощечин, хозяин гостиницы добавил: — Но в моем возрасте трудно с собой справиться.

Инспектору не терпелось броситься следом за несчастной девушкой, но ему важно было не возбудить у Сэма подозрений. Он поднялся, делая вид, будто не без труда удерживает равновесие.

— Я правда что-то очень неважно себя чувствую… Думаю, надо заставить себя немного пройтись. Может, это хоть отчасти освежит мне голову…

— Ладно… Но если все же ничего не выйдет, приходите посоветоваться со мной, мистер Карвил. Вы мне нравитесь, а я не люблю оставлять в беде хорошего человека.

К счастью для инспектора, девушка отошла от гостиницы всего на несколько шагов. Возможно, она еще надеялась как-то умолить Сэма Блума. Полицейский увидел, что она, поколебавшись, сделала было движение в сторону гостиницы, намереваясь вернуться туда, но тут же, одумавшись, нетвердым шагом побрела прочь. Он пошел следом. На каждом повороте девушка читала названия улицы. По-видимому, она знала, куда идет. Так, один за другим, они вышли на Бродвик-стрит, и там девушка вошла в дом, на котором висела табличка, извещавшая, что здесь живет доктор Хиллари Эдэмфис. Инспектор вошел следом, также позвонил в дверь и, оказавшись в зале ожидания, с облегчением обнаружил там ту, за которой следил. Когда подошла очередь девушки, она вскочила, едва доктор открыл дверь в кабинет, и, входя, почти оттолкнула его. Врач, казалось, несколько удивился, но он, очевидно, привык к странностям больных и не выказал ни малейшего неудовольствия. Эта сценка позволила Полларду получше рассмотреть врача. Красивый мужчина лет шестидесяти, с приятным серьезным лицом — явно из тех, кому, не колеблясь, поверяют все свои трудности, даже если признание стоит некоторого труда.

Когда врач вернулся в зал ожидания, инспектор откликнулся на приглашение войти, считая, что наверняка больше узнает о молодой наркоманке от обследовавшего ее врача, чем если просто отправится следом за ней. К тому же, раз девушка так упорно возвращается в «Нью Фэшэнэбл», значит, не знает, где еще можно добыть наркотики.

Врач усадил инспектора в кресло напротив себя.

— Вы пришли ко мне впервые, не так ли? — спросил он.

— Да, я здесь в первый раз, доктор.

— Назовите, пожалуйста, ваше имя.

Вместо ответа инспектор показал удостоверение Ярда. Эдэмфис долго рассматривал его, прежде чем задать следующий вопрос.

— Ваш визит вызван профессиональным интересом или?..

— Профессиональным.

— А-а-а…

— Я бы хотел, чтобы вы все рассказали мне о девушке, которая только что от вас ушла.

— Мисс Банхилл?

— Я не знаю ее имени. Спасибо, что вы мне его назвали. Не могли бы вы также дать мне ее адрес?

— Сент-Аннс-роуд, сто двадцать четыре.

— Это в Ноттинг-Хилле?

— Да, именно там. А могу я, в свою очередь?..

— На что она жаловалась?

— Вы должны понять, инспектор, что врачебная тайна…

— Какие могут быть врачебные тайны, когда речь идет о наркоманке, доктор?

— А, так вам это известно?..

Полицейский, не таясь, рассказал доктору Эдэмфису, как и где он встретил мисс Банхилл.

— Видимо, она не может достать наркотики. Что она вам сказала?

— Правду. Но это не такой уж тяжелый случай. Мисс Банхилл еще не успела как следует втянуться, и, думаю, если она доверится мне, я смогу вытащить ее из этого ада. Пока я дал ей успокоительное. Девушка должна снова прийти сюда завтра. Но придет ли? Если вы знаете наркоманов, инспектор, то вам не надо объяснять, как резко у них меняется настрой. Достаточно какой-нибудь подружке бесплатно предложить дозу — и все благие намерения пойдут прахом. Тут уж ни вы, ни я ничего не сможем поделать.

— Она не сказала, кто снабжал ее наркотиками?

— Нет, да я и не спрашивал, чтобы не спугнуть.

— Доктор, почему она пришла к вам?

— Не понимаю.

— Почему она выбрала именно вас? Или это случайность?

— В Сохо многие знают, что я все время борюсь с наркоманией. Наверное, ей об этом рассказали.

— И давно вы уделяете особое внимание наркоманам, доктор?

— С тех пор, как умерла моя дочь…

— Прошу прощения, но…

Доктор Эдэмфис сурово взглянул на инспектора.

— Руфь стала для меня всем, после того как я потерял ее мать. Как все отцы на свете, я считал ее лучшей из всех. Она училась в университете, и я гордился ее успехами, ее внешностью, ее знаниями. Но у меня почти не было времени наблюдать за ней, направлять, давать какие-то советы. Руфь мало бывала вне дома… Она собиралась преподавать восточные языки и очень много занималась. Как я гордился своей маленькой Руфью! А потом однажды заметил, что она худеет, а в глазах появился лихорадочный блеск. Я спросил, в чем дело, и впервые столкнулся с необычной сдержанностью, почти враждебностью… Я не стал настаивать, ограничился наблюдениями и тогда обнаружил, что она почти перестала есть. Я было рассердился, но натолкнулся на непроницаемую стену. Понимаете, инспектор, моя маленькая девочка ощетинилась против меня, как враг! Я был так поражен, так сбит с толку, что, помнится, в тот вечер просто встал из-за стола и ушел в свой кабинет, ожидая, что Руфь прибежит просить прощения. Но она не пришла.

У врача вырвался вздох, похожий на глухое рыдание, а полицейский в смущении не осмеливался вставить ни слова.

— Простите, но для меня эта драма все еще свежа, все еще причиняет боль… Вы догадываетесь, о чем я подумал в первую очередь, опять-таки как все отцы. Я попробовал вызвать Руфь на доверительный разговор, уговаривал, что она может все мне рассказать и, что бы она ни сделала, всегда найдет во мне друга… и что я меньше всего хочу, чтобы она отправилась за помощью к какому-нибудь шарлатану. Она изумленно посмотрела на меня, а потом воскликнула: «Уж не воображаешь ли ты, что я жду ребенка?» Руфь рассмеялась каким-то странным, истерическим смехом и, не сказав больше ни слова, вышла. Я не понял, в чем дело, инспектор, и, однако, мне показалось, что такой смех я уже явно когда-то слышал. Но где и когда? Только через два дня, разбирая старые бумаги, касавшиеся моей первой практики в больнице, я донял — подобный смех я действительно слышал, так смеялась одна наркоманка. И тут уже в памяти всплыли все явные симптомы этой болезни. Моя дочь колется! Это было для меня страшным ударом… нечеловеческим!.. Когда я сказал ей, что знаю, в чем дело, дочь повела себя вызывающе, инспектор. Руфь уже не была моей маленькой девочкой… Та исчезла, и я даже не заметил, как… Я потерял дочь, не сразу осознав, что случилось. Можете вы представить себе весь ужас моего положения?