Микки Спиллейн - Ублюдок Баннермен Страница 2

- Вы что же, считаете, что уже объяснили, кто вы такой? - возмутился он.

Я легонько толкнул его.

- Начать с объяснений придется вам, дружище!

Толчок, похоже, благотворно подействовал на него.

- Я Вэнс Колби и волею судеб я жених Аниты Баннермен...

Анита! Черт возьми! И как только я забыл про нее? Моя маленькая кузина! Мне было двенадцать, а ей тогда только исполнилось десять. Это была крошечная малютка, ходившая за мной по пятам, как преданная собачонка. Она тоже тайком совала мне сэндвичи и поила молоком, когда меня ставили в угол... Милый маленький цыпленок!

Когда я навсегда уходил из этого дома, она дожидалась меня в темноте у ворот. Поцеловав меня на прощание, Анита убежала обратно в дом, горько плача.

- Отлично! - буркнул я.

- А теперь ваш черед, мистер...

- Баннермен. Ублюдок Баннермен! Вы, должно быть, слышали обо мне. Макс, мой старик, и Майлс, этот вот, были родные братья. И какое-то время я жил в этом доме.

- Вот как?

Только это он и сказал. Потом кивнул с понимающим видом, будто действительно хорошо знал эту историю, и посмотрел на дядю Майлса. Но тот, казалось, превратился в соляной столб.

Положение принимало все более глупый и даже нелепый оттенок. Все размазалось, как бы не в фокусе, и в воздухе появилось что-то осязаемое, что все чувствовали кожей.

Наконец я прервал затянувшееся молчание.

- Я, конечно, не ждал, что в честь меня заколют барашка, но чтобы мои родственники опустились до того, чтобы принимать в доме таких, как эти двое...

Гейдж вздрогнул, а Матто поднял руку и предупредил:

- Полегче, парень!

Но мой молниеносный удар переломил его надвое, а второй - в тыльную часть шеи - кинул на ковер, и пока Гейдж вытащил револьвер, я ткнул ему в рожу своим сорок пятым. Дуло заскрежетало по зубам. Кровь тонкой струйкой потекла по подбородку, а глаза округлились от страха. Он отлетел к стене, вскочил и по нему было видно, что он собирается довести дело до конца. Но, получив не менее увесистый удар, чем первый, он с жалобным стоном свалился рядом с Матто.

Наступила зловещая тишина. Такая тишина, про которую говорят, что она даже звенит. Я вновь прервал молчание, заметив:

- Никто не смеет говорить мне "парень".

И по очереди оглядел всех троих Баннерменов, которые никогда не называли меня по-другому.

Но она никогда не называла меня ни "мальчишкой", ни "парнем". И с порога чуть ли не шепотом позвала:

- Кэт!

Моя девочка, моя маленькая, милая девочка! Только она могла превратиться в такую хрупкую изящную женщину. У нее были великолепные пышные каштановые волосы, глубокие синие глаза и милые теплые губы, подарившие мне первый в жизни поцелуй. Прекрасная грудь подчеркивала женственность фигуры. Талия у нее стала тонкой до дерзости и переходила в божественной формы бедра, которые были самым ярким штрихом ее чувственной красоты.

- Здравствуй, Анита! - выдохнул я.

Ни пара гостей на полу, ни кровь, ни револьвер в моей руке не остановили ее. Она бросилась мне на шею и со слезами на глазах очутилась в моих объятиях. Я с радостью прижал ее к себе, а затем немного отстранил, чтобы взглянуть ей в лицо.

- Черт меня подери, Анита, как ты изменилась!

Она смотрела на меня затуманенными от слез глазами.

- Откуда ты, Кэт? Мы все думали, ты умер... Ни разу не написал! И мы ничего.. ничего не слышали о тебе. Почему ты не...

- У меня же тут никого не осталось, - я приподнял ее за подбородок, кроме тебя. И все это время я хотел приехать за тобой и забрать отсюда, но до сих пор не мог.

- Анита! - Вэнс Колби раздавил в пепельнице сигарету. Он был единственный человек в комнате, отважившийся громко заговорить.

- Легче, приятель. Как-никак мы с ней родственники. К тому же мы были большими друзьями, и наша дружба даже скреплена поцелуем. Так что веди себя вежливо, если не хочешь, чтобы тебе показали на порог.

Казалось, Анита только сейчас заметила валяющихся мужчин. Она сразу стала какой-то скованной. Глаза, только что светившиеся счастьем, потускнели, а пальцы лихорадочно вцепились в мою руку.

- Может, мы поговорим в другом месте? - шепнула она. - Пожалуйста, прошу тебя!

Я взглянул на Колби и почувствовал, как рот совершенно непроизвольно скривила улыбка. Я сунул револьвер обратно за пояс и обратился к нему:

- Не возражаете?

- Нисколько.

Я показал на Гейджа и Матто.

- Когда они придут в себя, поздравьте их с приятным пробуждением.

2

В детстве мы находили друг друга в летнем домике. И сейчас мы отправились туда.

Анита села в большое плетеное кресло, а я расположился на перилах и сразу же спросил:

- Ну вот, дорогая... А теперь расскажи мне, что тут происходит?

- Ничего особенного, Кэт... Действительно ничего...

- С каких это пор Баннермены принимают всяких подонков? Дедушка или мой старик сразу бы выбросили их в окно, да и дядя никогда не распахивал двери перед теми, кто был по положению ниже его. Так в чем дело?

- Ты... ты знаешь этих двоих? Знаешь, да?

- Конечно, знаю. Это люди из "синдиката", их обычно называют контролерами. Они всегда объявляются, когда у "синдиката" возникают какие-нибудь... ну, недоразумения, что ли, в финансовых вопросах. Их всегда посылают, чтобы дать толчок и удостовериться, что "синдикат" свое получит.

- А ты откуда все это знаешь?

- А что?

- И у тебя есть револьвер?

- Видишь ли, штука в том, что именно я и занимаюсь такими делами. Но ты можешь не беспокоиться. Так в чем дело?

- Я не могу тебе этого сказать, - прошептала Анита.

- Ну зачем так, дорогая? Говори, ничего не бойся. Я все пойму.

Даже в темноте было видно, как судорожно она сжала руки.

- Пожалуйста, Кэт, прошу тебя, не надо об этом!

- Я ведь довольно странный человек, Анита. Кто знает, может, мне удастся наступить Руди на хвост. Он-то частенько проделывал это со мной.

- Но они... они же не всегда вели себя так...

- Не бойся, дорогая, рассказывай.

- Нет.

Я спрыгнул с перил и встал перед ней.

- Расскажи все, Анита, прошу тебя. И я с ними рассчитаюсь. Ничего другого я не хочу от этих гнусных пресмыкающихся.

Анита медленно отвернулась, прячась от моего взгляда.

- Я боюсь, Кэт... Они, конечно, сделали тебе много зла. И никто бы на твоем месте его не забыл. Но пожалуйста... пожалуйста, прошу тебя, не усугубляй положения.

- Странный ты человек, Анита, - я приподнял ее с кресла и крепко обнял. Только потому, что двоюродным братьям и сестрам разрешается обниматься, но тем не менее это оказалось ошибкой.

Пальцы вдруг ощутили ее нежное тело, руки непроизвольно сжали ее крепче, чем было допустимо, точно ток прошел по телу, в голове зашумело и мои чувства передались ей.

Она прошептала что-то, чего я не расслышал, потому что лицо мое зарылось в ее волосах, а губы жадно искали ее губы. Она ответила со всем неистовством страсти, на которую была способна, а ее горячий язычок вошел в мой рот, обдав его пламенем. Я невольно, хоть и против желания, отстранил ее.

- Кэт... я все время ждала тебя... и никогда не верила тому, что они говорили... Они говорили... будто ты умер... И я сказала тебе еще в ту ночь, когда ты уходил, что буду ждать...

- Мы были детьми, дорогая.

- Ты же сам сказал, что вернулся ради меня...

Да, наверное, она права. Именно поэтому я свернул с шоссе на дорогу к поместью.

- Как видно, я опоздал, Анита.

Ее глаза заволокло слезами и она прижалась лицом к моей груди.

- Я понимаю... ничего уже не изменишь, - она подняла голову. - Давай лучше вернемся в дом, Кэт... Пожалуйста, вернемся в дом, хорошо?

Я расстался с ней у входной двери, даже не попытавшись войти. Черного "кадиллака" уже не было, но "бьюик" все еще стоял н месте.

Я сел в свою машину и направился обратно по той же дороге, по которой ехал сюда. Калвер-Сити находился отсюда в шести милях на восток, и у меня было девять дней до того, как мне надо будет съездить в Нью-Йорк по делам, а потом снова вернуться на побережье.

Не доезжая до города, я остановился перед второразрядным отелем, выложил на стойку пять долларов и заполнил формуляр. У женоподобного дежурного не оказалось ко мне никаких вопросов. Отказавшись от расписки, я взял ключ. Даже не попрощавшись с ним, я поднялся в номер.

Я принял душ, лег на кровать и уставился в потолок, удивляясь своему желанию замуровать Руди и Тэдди в их собственном величественном особняке. Напоследок я засмеялся над этой нелепой мыслью. Я мог бы расправиться с ними обоими одной рукой, а уж о дяде Майлсе и говорить нечего. И тем не менее в сложившейся ситуации это приобретало какой-то совершенно другой оттенок. Там ведь были еще парни из Чикаго, и шутка могла кончиться холодным душем на мою горячую башку.

Я проснулся в семь утра, позавтракал в городе и, дождавшись половины девятого, щурясь от солнца, зашел в телефонную будку.

Трубку снял Марти Синклер.

- Алло! - услышал я.

- Это Кэт Баннермен.