Вячеслав Воронов - Скальпель Страница 2

Взглянув на сына, который по-прежнему безмятежно спал в гостиной, развернувшись поперёк дивана и скомкав простынь, я стал надевать туфли.

Припарковался я у дома культуры, расположенного в центре города. Свободных мест для парковки было много. Я включил сигнализацию и вошел внутрь. Напрасно осматривал я стены холла, увешанные броскими рекламными плакатами — того, что интересовало меня, не было нигде. Я обратился к дежурному, который с сонным видом листал в кабинке бульварный журнальчик. Тот взглянул на меня недоуменно. Он явно впервые слышал, что здесь проводятся такие занятия, и задумался, скорчив недовольную мину, как будто я заставлял его разгружать вагон с цементом. С полминуты не слишком плодотворно потрудившись мозгами, медленно и лениво двигаясь, он извлек из недр стола рабочий журнал и принялся его листать. «Что за ерунда, — подумал я, наблюдая залысины на голове дежурного, — ни рекламы, ничего, даже этот не знает. Они вроде и не хотят, чтобы к ним люди шли. И почему так дешево?».

Но дежурный промычал вдруг: «А-а-а!» — и пальцем с траурной каемкой под ногтем стал водить по странице. После этого он взглянул на меня с неподдельным интересом, словно я сошел с летающей тарелки или сознался в своей нетрадиционной ориентации.

— Вспомнил. Подымайтесь на пятый этаж, комната пятьсот пятьдесят пять. У нас много свободных помещений на нижних этажах, но им почему-то захотелось повыше, поближе к небу, так сказать. А еще хотели на шестом этаже, и очень жалели, что у нас всего пять.

«Ну, такая у них методика, — не без иронии подумал я, — они или рекламные гении, или полные придурки. Еще и на шестом хотели — шестьсот шестьдесят шесть, что ли?».

Комнату под номером пятьсот пятьдесят пять я нашел не сразу — она оказалась в самом конце пустынного коридора с рядами запертых дверей. На многих из них не было номеров. Неподалеку немытое окно выходило в загаженный всяким хламом внутренний двор. Цифра «555» на двери присутствовала в гордом одиночестве, никакого объявления, чего я ожидал хотя бы здесь, не было. «Хорошенькие курсы, — снова взыграла моя ирония, — какого черта я здесь делаю». С внезапно нахлынувшей мошеннической радостью я подумал, что не заплатил еще ни копейки, да и вовсе не тороплюсь выкладывать денежки, не так-то просто меня обмануть, вот какой я крепкий орешек. Изобразив на лице подобие блатной ухмылки и тут же погасив ее, я отворил дверь.

Помещение было довольно большим, с ровными рядами столов и школьной доской на стене. За столами сидело несколько мужчин, все примерно одного, среднего возраста. Я подумал, что ни один из них не спрашивал дежурного, как пройти сюда, иначе тот уже знал бы и не копался в журнале. Я негромко поздоровался, но никто мне не ответил. Большинство столов, размещавшихся сзади, были заняты, и я уселся ближе всех, во втором ряду.

Мой взгляд тот час привлекла висевшая на стене, рядом с доской, пластиковая маска, выполненная на африканский мотив. Маска изображала некоего колдуна с ожерельем из клыков хищных зверей на шее. Голову колдуна обрамляли разноцветные птичьи перья, лицо было черным, как смола. Когда я присмотрелся внимательнее, то с удивлением понял, что такая же физиономия, воплощенная в дереве, валяется у меня дома.

С неделю назад на улице ко мне подошла женщина, торговавшая какой-то мелкой дребеденью. Темным одеянием с накинутым на голову капюшоном она походила на монашку. Бормоча что-то молитвенным голосом, она хотела всучить мне деревянную маску, воплощавшую довольно зловещую физиономию. Я хотел пройти мимо, но женщина, чуть сгорбившись, внимательно посмотрела на меня, даже с жалостью, а потом пробормотала: «Э-э, она тебе пригодится. Я подарю тебе, бесплатно». И с трагическим видом, с каким подают милостыню пострадавшим от стихийного бедствия, сунула деревяшку мне в руку.

Я хотел выбросить ее, немного отойдя, чтобы не обижать ее. Обернувшись, я увидел, что она, глядя вослед, осеняет меня крестом. Я решил выбросить деревяшку попозже, но после подумал — интересная, в общем, штука, можно позлить жену, повесив где-нибудь на видном месте. Женщины бывают весьма мнительны насчет всяких колдовских артефактов. С тех пор маска без дела пылится у нас в кладовке.

Деревяшка, всученная мне на улице, удивительно походила на изображение висевшей в аудитории маски темнокожего колдуна. Мне пришла странная мысль о некоем единстве всех масок на свете, о тотальности и неотвратимости их гипнотического воздействия, словно их изготавливали по замыслу одного человека, эдакого паука, раскинувшего сеть на весь обитаемый мир. Я почувствовал эйфорию во всем теле, как на американских горках, когда при стремительном падении пробирает все нутро.

Тут резко отворилась дверь, и в аудиторию вошел лектор. Я ждал этого момента, желая увидеть типа, с которым так мило беседовал по телефону. Но вошедший на грубияна явно не походил: невысокий, полный, с округлым тщедушным лицом. Одет он был прилично — светлая рубашка с галстуком и хорошо отглаженные брюки.

На ходу, торопливо семеня от двери к лекторскому столу, он коротко поздоровался, едва взглянув на присутствующих. Усевшись за стол, он принялся копаться в принесенной с собой папке. Копался в ней он довольно долго, и все это время я думал: тот это или не тот, хотя сразу понял, что не тот, и почувствовал разочарование. «Это они так завлекают, — решил я, — такие у них психологические трюки, а потом все идет по накатанной дорожке».

Тем временем лектор поднялся, вышел из-за стола и, поглядывая в бумаги, начал говорить. Лекцию он прочёл довольно интересную, хотя большую часть из сказанного я уже читал в разных книгах. Лектор поведал про основы коммерческой деятельности. Занимаясь каким-либо делом, вещал он, нелишним будет это самое дело хорошенько изучить, прочувствовав все нюансы на собственной шкуре. Надо вырабатывать в себе решительность и упрямство, вел он дальше, смело двигаться вперед, руководствуясь не эмоциями, а разумом. При этом следует прислушиваться к подсознанию: чего же ты хочешь на самом деле, а что декларируешь внешне, обманывая и оправдывая самого себя. Во всех наших бедах и неудачах виноваты мы сами и никто другой, убедительно хаял он всё человечество. Вместо того, чтобы обвинять жену, родителей, правительство, Папу Римского, оправдываться всемирными кризисами, низкой покупательной способностью народа и прочими явлениями окружающего мира, — так вот, вместо всего этого надо с полной решительностью взять ответственность за свою жизнь на себя.

Сделав это, надо без всяких сомнений добиваться своей цели, не обращая внимания на брюзжания и морализаторство недалеких людишек. Идеал этих людишек — вчерашний день, канувший в лету. Лектор рисовал на доске схемы, ходил между рядами и задавал вопросы, выдавал хоть и заранее заготовленные, но довольно веселые и удачные шутки. Проделывал все это он весьма энергично, почти внушив присутствующим впечатление уверенного в себе человека, хорошо знавшего своё дело.

Так прошло около часа, и он объявил, что на сегодня занятия закончены. Но закончены они здесь, добавил он напоследок, то есть в стенах аудитории, а еще будут занятия по телефону, и всем следует ожидать звонков. Но никого почему-то он не попросил оставить своих номеров, и я подумал — может, все уже сделали это, заполняли какую-нибудь анкету, как бывает в подобных случаях. Знали же все, на какой этаж подыматься, в какую комнату идти, не спрашивая дежурного. Один я, получается, здесь сбоку припеку.

Но набиваться мне не хотелось. Раз вы так уверенно начали, несли наглую чушь по телефону, действуйте и дальше, вся инициатива в ваших руках — звоните. Мысленно защитив таким образом собственную независимость, я подумал: я сам им звонил, а у них имеется определитель номера. Как просто все получается, стоит лишь немного пошевелить мозгами. Сколько люди понапридумывали всего, средневековому человеку и в голову такое бы не пришло, а сколько еще понапридумывают, и никакой мистики здесь нет, и никакого страха перед сверхъестественным.

Выходя из аудитории, я еще раз с интересом взглянул на маску. Проходя мимо нее, я пристально стал всматриваться в нее, словно от этого зависело что-то важное в моей жизни. Осмотр добавил мне уверенности — маска явно походила на деревяшку, валявшуюся у меня в кладовке.

Тут я увидел нечто, чего издали, сидя за столом, не заметил: ожерелье из зубов, обрамлявших шею колдуна, состояло не только из клыков крупных хищников. Местами здесь мостились зубы размером поменьше, совсем не приспособленные для разрывания плоти. Несмотря на это, они были вымазаны красным. Было их не так уж и мало, и я подумал — не человеческие ли?

2

Я вышел из дома культуры и уселся в машину. Лето стояло в самом разгаре, заканчивался июль. Ряды раскаленных домом, пестрые витрины магазинов, шеренги поникших деревьев купались в жарком мареве солнечных лучей. Прохожие, вынужденные утюжить пыль на горячем асфальте и вдыхать автомобильную гарь, обливались потом, прикрывая головы газетками. Жильцы первых этажей со шлангов поливали асфальт под своими балконами, лелея надежду на мимолетную прокладу. Бродячие псы, вывалив языки и сотрясаясь всем туловищем от тяжёлого дыхания, лежали в тени каштанов. Небо было чистым, как кожа младенца после купания. Уже который день на нем не показывалось ни единого облачка.