Андрис Колбергс - Вдова в январе Страница 2

- Разрешите и ваши...

- Большое спасибо, - кратко поблагодарила она и подала большую желтую спортивную сумку. Потом чинно уселась подле окна.

Поезд дернулся и медленно пошел.

- Чуть не опоздала! - слегка улыбнулась женщина. - Еще вчера не могла решить, ехать ли, а сегодня такая погода... Побросала в сумку что попало - и на вокзал...

Кто-то сунул голову в открытую дверь, но, видимо решив не мешать парочке, прошел дальше.

- Здесь так тепло...

Она стащила куртку и слегка прикрыла дверь, оставив лишь небольшой просвет.

- Если вы не возражаете... Неприятно сидеть, как на улице...

- Ради бога!

- Великолепная погода, может быть, удастся позагорать...

- В январе вроде бы рановато...

Волосы у нее слегка подкрашены, чтобы не были видны редкие седые ниточки. Одежда дорогая, но уже, надо думать, третьего сезона. Нет, явно не из процветающих.

Женщина потянулась к сумке, Гвидо кинулся помочь. Но она отвергла его помощь: и сама может справиться. Из бокового кармана сумки она достала сложенный журнал "Лиесма" и принялась его довольно небрежно листать, время от времени поглядывая в окно.

Поезд уже шел в окрестностях Риги. По обе стороны тянулись огороженные предприятия и фабричные территории, где скорее валяются, чем хранятся всякие металлические конструкции, только из-за снега они уже не выглядели заброшенными и забытыми, как осенью, когда земля сплошная лужа и у заборов сохнут крапива и конский щавель.

Колеса стучали на стыках все чаще, мимо бежал кустарник, который из-за уже наступившего дня не казался черным и огромным.

Гвидо со скрытым интересом приглядывался к женщине, пытаясь определить ее возраст. Двадцать пять - заключил он, хотя и не вполне уверенно. Длинные, почти черные волосы контрастировали с белой кожей, брови широкие, сросшиеся, губы тонкие, фигура удивительно стройная.

Точно уловив его взгляд, она резко оторвалась от цветных иллюстраций, взглянула на Гвидо большими карими глазами и смущенно улыбнулась.

- Меня зовут Илона.

- Гвидо Лиекнис. - Он привстал. - Инженер. - Чопорно поклонился. Визитные карточки забыл во фраке.

- То, чего вовсе нет, всегда забывают!

- Честное слово! Я же как-никак начальник, у меня целый десяток подчиненных! - насмехался над собой Гвидо. Он был великолепный специалист, товарищи утверждали, что в области слабых токов равного ему нет, но с повышением отставал, не умея ладить с начальством, да еще считался человеком с большим самомнением. Друзья советовали как-нибудь прийти во время праздников в клуб, где по сему случаю и стол накрыт, и потолковать по-свойски с руководством, которое, надо думать, только этого и ждет, но считает ниже своего достоинства делать первый шаг. Руководство же побаивалось, что из-за довольно низкой зарплаты инженер Лиекнис в конце концов перейдет на другое предприятие, тогда как он по своим знаниям и организаторским способностям как нельзя лучше подходит на место главного инженера, которое вскоре освободится, когда теперешний уйдет на пенсию.

Причина конфликта Лиекниса с администрацией была самая нестоящая. На одном собрании Гвидо бросил в глаза начальнику управления: "Вас, Федор Михайлович, заботит не то, какие мы на с а м о м д е л е е с т ь, а какими выглядим в отчетах!" Было это не совсем справедливо, это и сам Гвидо понимал, но смелые слова обеспечили ему популярность у широкой аудитории. Сначала говорили, что у инженера сильная рука, если он на такое осмеливается, а потом уже Лиекнис приобрел репутацию страдальца за правду и мученический венец этот нес последние четыре года.

- Я и вам могу дать журнальчик, - предложила Илона, и вновь он на миг увидел ее глаза, которые, надо думать, могли покорить любого.

- Чтобы я променял увлекательный разговор с дамой на журнал?!

- Хорошо, тогда я жду такого разговора! - И она отложила журнал.

- Сию минуту! Дайте сосредоточиться!

В это время кто-то рванул дверь и просунул в купе голову:

- Пардон!

- Пожалуйста. Заходите... - крикнул Гвидо и узнал того двухметрового парня со светлыми усами в толстом, усеянном звездами свитере, который стоял за ним в очереди в кассе.

- Где-то тут и мое место должно быть. - И парень вгляделся в билет. - Шестой вагон, двадцать вторая полка!

Он вошел в купе, сел рядом с Илоной и вытянул длинные ноги. От него слегка попахивало спиртным.

- А что, матрацы и постельное белье уже раздавали? - спросил он вдруг.

- Еще нет, - сердито ответил Гвидо.

- Вот и хорошо! А то я боялся, что опоздал. Встретился с дружками и немножко приняли по сему случаю. Барахлишко мое у них осталось... Моменто! - Парень сунул руку под свитер, вытащил трешку, совсем новенькую и непомятую, и, держа ее за уголок, как открытку, протянул женщине. Если бельишко принесут, заплатите за меня. И постельку можете постелить. Ух, люблю, когда дама постель стелет, да и ей, я же знаю, это дело нравится. Все мы на один лад!

На той стороне бумажки, которая была обращена к соседке Лиекниса, большими буквами было написано: "Выйди в тамбур!"

- Не желаю я заниматься вашей постелью! - резко и раздраженно ответила женщина.

- Ну, сразу и обижаться. - И парень спрятал трехрублевку.

Гвидо не мог решить, как ему вести себя, - все произошло слишком быстро. Помог ему сам парень.

- Ясно! Я вам мешаю, вы меня не любите! Что ж, уйду туда, где меня любят! - Он встал. - Но вечером мне придется вернуться, к сожалению, потому что в снегу спят одни эскимосские собаки! До свидания.

- Плата за матрац и одеяло входит в стоимость билета, умиротворяюще сказал Гвидо.

- Ура! Значит, я все равно что нашел полдюжины пива! - Он вышел в коридор, но тут же сунул голову обратно в купе: - Сударь, можно вас на пару слов?

Гвидо посмотрел на соседку, снисходительно усмехнулся и встал.

Парень плотно прикрыл за ним дверь.

- Друг, если это твоя девушка, то извини, - озабоченно проговорил он. - Мы тут с дружками немножко тяпнули...

- Ничего, все в порядке...

Поезд летел через заснеженный лес. Похоже было, что маленькие елочки сами заскочили в этот снег, чтобы спрятаться.

- Нет, друг, ты скажи, чтобы я знал, как действовать.

- Какая разница...

- Если ты ее не кадришь, то я стану кадрить... У нас есть там свои, но это, я тебе скажу, штучка! Ты что, не видишь, что она едет поразвлечься? Посмотри на правую руку! Кольцо час назад сняла, еще след виден. Если у тебя ничего не выйдет, то уж не знаю... Ну ладно, до вечера!

И, не дожидаясь ответа, пошел в голову состава. В соседнем купе весело пели старый романс об ужасно трагичной, отвергнутой любви, а в конце вагона другую, уже современную песню.

Привстав на цыпочки, женщина рылась в своей желтой сумке. Зажигалку она уже нашла, теперь искала сигареты. Гвидо снял сумку с полки, чтобы ей было удобней. Да, след от кольца есть, парень глазастый.

Узкая рука ее слегка дрожала. Взгляды их вновь встретились, и теперь Гвидо увидел в нем то, что до сих пор не мог разглядеть, - тоскливую покорность неотступно преследуемого человека.

- Выйду покурить...

- Готов вас сопровождать! - весело предложил он.

- Спасибо, не надо! Я одна...

За окном мелькнуло здание Кангарской станции и несколько пассажиров на перроне.

Вдова

Когда Маргита вылезла из трамвая, на больших электрических часах над проходной было без десяти семь. От остановки до турникета было недалеко. Незадолго до семи это расстояние было принято преодолевать легкой рысцой в плотной колонне, на бегу отыскивая в карманах или сумочках контрольную карточку. Никому не хочется объясняться с начальником цеха из-за нескольких минут опоздания, поэтому каждый на всякий случай прибавляет шагу и быстро ныряет в крутящуюся дверь, как в колесо водяной мельницы.

Но за проходной, когда автомат уже сделал отметку на контрольной карточке, рвение угасает. Большинство следует дальше уже неспешно, вразвалочку. Только те, у кого конвейер начинает двигаться ровно в семь, несутся как угорелые.

До цеха Маргиты было еще с полкилометра. Первое время она несколько раз заблудилась, разыскивая его в этом городе, называемом заводом. В городе с почернелыми, неоштукатуренными, давно построенными зданиями, рядом с которыми возвышались совсем новые стены из силикатного кирпича, с большими многостворчатыми окнами и еще не убранным строительным мусором перед дверьми, в городе с прямыми, асфальтированными бульварами, вдоль которых тянулась высокая, только что зацветающая сирень, в городе с узкими, темными переулками, где всегда, если только не устраивается большой субботник, валяется какое-то железо и блестят масляные лужи. Электрокары проезжают там, как моторные лодки, вздымая струи грязной воды.

У литейного цеха два голых до пояса, мускулистых парня перекидывали лопатами формовочную землю. Потные, покрытые черной пылью тела блестели как намасленные. На одном армейские брюки и армейский пояс. Хотя литейный работает по скользящему графику, а это значит, что выходной редко приходится на субботу и воскресенье, что работа трехсменная, так как мартеновская печь никогда не потухает, разве что в ремонт, здесь в людях нехватки не испытывают. Видимо, потому, что есть возможность прилично заработать после совсем краткого обучения. Особенно тянет сюда парней только демобилизовавшихся, которые перед армией не успели овладеть профессией получше.