Гансйорг Мартин - Кордес не умрет Страница 2

«Мамина шуба сидела на ней отвратительно, должен заметить», — сказал он и рассмеялся горько и смущенно…

Снаружи во двор пробивалось весеннее солнце — будет хороший день. У меня еще добрый час времени до отъезда в аэропорт. Можно будет где-нибудь поблизости от отеля купить подарок Неле — пряжку, ремешок для ручных часов, брошку, — там видно будет.

Около двенадцати я прибуду в Мюнхен. До обеда я не появлюсь в салоне. Ничего, обойдутся. Но в половине четвертого — сегодня? Да, сегодня, — в половине четвертого хотела подойти фрау Крайдель с двумя дочерьми: познакомиться с новой коллекцией. Я должна быть на месте. Они хотят, чтобы их обязательно обслуживала сама хозяйка. Трудные клиенты… Ну, ладно…

Ваша ветчина, мои милые, превосходна! Я должна оберкельнеру… Он разговаривает с молодым человеком в реглане и поглядывает поверх столов на меня… Потом пробирается между столиков. Молодой человек исчез.

— Извините, уважаемая фрау, — говорит тихо оберкельнер, — ваш номер тридцать девятый?

— Да. Что-нибудь не в порядке?

Он мнется. Подыскивает нужные слова.

— Не были бы вы так добры проследовать за мной в комнату дирекции. Прошу вас.

Корнелия!.. Неужели она узнала, что у меня письмо от Курта, адресованное ей? Не натворила ли она глупостей дома? Может быть, поэтому телефонный разговор и не состоялся?

— Что случилось? — спрашиваю я, мгновенно встав из-за столика.

Я говорю слишком громко, почти кричу. На меня обращают внимание.

Господин за соседним столиком опустил свою газету.

— Я не знаю… — с трудом выговаривает оберкельнер. По нему видно, что он врет. Моя сумка. Шаль. Серая перчатка. Куда-то делась вторая!

Обидно. Были хорошие перчатки.

Кельнер идет рядом, но на меня не смотрит.

— Прошу, уважаемая фрау, — говорит он и указывает на небольшую дверь справа от меня.

«Дирекция» — золотые буквы на темном фоне. Помещение — такое же, как и другие помещения подобного рода; в удобных глубоких креслах сидят несколько человек и мирно беседуют. Возле колонны — чемодан.

Портье, дежурный администратор и бой в зеленой ливрее пристально глядят на меня, пока я подхожу к двери. Бой, видимо, не замечает, что застыл с полураскрытым ртом, в странной позе.

Я пробую улыбнуться и киваю портье. Он опускает голову, как будто в общении со мной есть что-то запретное. Ни уважения, ни сочувствия я не замечаю и во взглядах двух других участников немой сцены, до сих пор относившихся ко мне даже с некоторым подобострастием. Забавно.

Взяла ли я со стола ключ от моего номера? Оберкельнер держит его в руках и хлопает пластмассовыми бирками, как кастаньетами.

Что же все-таки — о, господи! — случилось? Может быть, я оплатила счет фальшивой купюрой?..

У Альберта такое уже раз было. Я мысленно вижу его милое, учтивое выражение лица, слышу, как он об этом рассказывает. В Дюссельдорфе, да, кажется, там с ним это произошло. В каком-то шикарном, респектабельном отеле. И его тоже потащили в дирекцию.

Но откуда у меня возьмутся фальшивые деньги?.. Разве что, когда я меняла банкноту вчера вечером, оплачивая коньяк. В том малопривлекательном баре возле Эльбы, где я сидела с Кордесом, который теперь по какой-то непонятной причине пишется как Куртес…

Ему непременно надо было что-то получать от жизни, ничего не давая взамен, моему объявленному мертвым, пропавшему без вести супругу — чужому человеку, с которым я состояла в браке… А был ли он моим мужем? Значит, мой брак с Альбертом был недействителен… Курт принес с собой целую кучу банкнот и выкладывал их из карманов обеими руками… Какие у него грубые, противные руки… Когда я была в него влюблена, я этого не замечала.

Комната дирекции оказалась неожиданно большой; она была обставлена громоздкой мебелью. Возле стен стояли книжные шкафы, мрачные и неуклюжие, напоминающие бегемотов.

Оба высоких окна снабжены матовыми цветными стеклами, — наверное, они закрывали какой-нибудь двор отвратительного вида. В комнате — то особое освещение, которое и должно было быть в аристократическом кабинете, по моим давнишним представлениям. Да, пожалуй именно таким виделось мне фешенебельное бюро, когда я была совсем юной… Поэтому я не была удивлена, когда увидела, что и господин, который поднялся с места и подошел ко мне, выглядел, как коммерсант времен Великой ганзы — высокий, худой, белобрысый, с бородой, подстриженной по-английски, бакенбардами-«котлетами», с галстуком, заколотым булавкой со скромным жемчугом. Не хватало только стоячего воротничка, подпирающего щеки.

— Фон Шляйден, — представился он с легким поклоном.

— Очень приятно, — сказала я. На самом деле все это было мне очень неприятно.

Из-за стола поднялись еще двое. Один — молодой человек в реглане, который перед этим беседовал в ресторане с оберкельнером. Около него другой, немного постарше, в очках без оправы. Он, прищурившись, тщательно меня разглядывал, затем спросил:

— Фрау Этьен?

— Да… — сказала я, глядя на него.

Директор потупил взор, так же как оберкельнер и портье.

Человек в реглане опустил руку в карман.

Очкарик собрался с духом и подступил ко мне:

— Криминальная полиция. Я должен вас задержать по подозрению в убийстве Курта Куртеса.

Я молча уставилась на него. Этого не может быть… Это глупая шутка… И — проклятье! — скверная шутка.

— Вы поняли, фрау Этьен?

— Нет. Нет. Нет. Что вы имеете в виду?.. — Почему-то я охрипла. — Убит? Курт? Нет! Этого не может быть!..

Я зажмурилась и снова открыла глаза, и еще, и еще раз… Я хочу проснуться. Я пробую рассмеяться, мне все не удается очнуться от этого дурного сна… Это должен быть сон!

— Прошу следовать за мной, — сказал полицейский чиновник и подхватил меня под локоть.

— Я не понимаю, — сказала я, — кто убит? И какое я имею к этому отношение? Здесь какая-то ошибка! Или недоразумение.

— Это мы выясним, фрау Этьен, — сказал безапелляционно чиновник. — Пойдемте.

— Я сожалею, уважаемая… — Директор отеля был смущен и жестом подкрепил свои слова, прижав руки к груди…

Адвокат! У меня должен быть адвокат! Они не могут мне в этом отказать! Каким образом, интересно, они вышли на меня?

Вчера около часа я разговаривала с Куртом Кордесом. Это был первый наш разговор за минувшие двадцать лет. Он не знал своей дочери. Он ее никогда не видел. Впрочем, нет, он ее видел, но… Вот именно!

— Оставьте в покое мою руку, герр комиссар. — Сказав это, я почувствовала, как стали ватными ноги. — Я хочу поговорить по телефону со своим адвокатом!

Он убрал руку и посмотрел на своего коллегу; в его взгляде ясно читалось: «Велика персона, а?»

Пусть себе думает, что хочет.

Это действительно загадка: как они на меня вышли! Кто сейчас может знать, что Курт был моим мужем, пока я не получила извещения о его смерти? Или, может быть, я и сейчас являюсь еще… потому что… Нет! Теперь уже больше не являюсь…

— Разрешите? — спросила я у директора и подошла к столу.

Директор вопросительно посмотрел на служащих полиции. Оба пожали плечами. Старший утвердительно кивнул.

— Прошу. Пожалуйста. — Белобрысый из прошлого века пододвинул мне телефон.

Я набрала номер.

— Бюро адвоката и нотариуса доктора Ромайзеля. Здравствуйте!

— Герра доктора — прошу вас, скорее! Это фрау Этьен! — сказала я.

— Герр доктор занят, у него прием…

— Оторвите его! Это важно! Я звоню из Гамбурга, — проговорила я раздраженно.

В трубке что-то щелкнуло. Полицейский чиновник в очках приложил к уху вторую трубку. Я сочла это безобразием, но, видимо, так полагалось.

— Ромайзель..

Да, это он!

— Алло, фрау Этьен? Что у вас там горит?

Игриво-легкомысленный тон, как обычно. Старый выпивоха, знающий толк в винах. Я мысленно вижу его большой, пористый нос с синими прожилками.

— Я арестована, доктор! — кричу я.

— Арест… Что?!

— По подозрению в убийстве! — продолжаю я на повышенных тонах.

— Да… — сказал он, переводя дух, — по подозрению в убийстве? Это не розыгрыш, Бетина? Знаете ли, за такие шутки…

— Нет, нет, нет, — прерываю я. — Здесь рядом со мной стоит полицейский служащий и слушает меня.

Молчание.

— Доктор, — говорю я тихо, но настойчиво.

— Кто… Кого вы могли там… Но я не могу приехать! — говорит он. — Я должен сегодня лечь в больницу… Желчный пузырь… Ну, да… Подождите немного… Объясните дело в Гамбурге по телефону… Деган — его фамилия, доктор Питер Деган. Момент. Я отыщу номер… Пишете?

— Да, — отвечаю я и вытаскиваю из медного стаканчика на директорском столе карандаш.

Ромайзель продиктовал номер.

— Не падайте духом, девочка! — сказал он мне. — И никаких признаний, пока не поговорите с Деганом! Я ему сейчас же позвоню, чтобы он знал, что за фрау Этьен нуждается в его помощи. Он наверняка знал вашего мужа.