Рут Ренделл - Непорядок вещей Страница 20

Открыла его дочь Сьюзан. Он молча вошел, и она закрыла за ним дверь.

— Ты постарела, — сказал он, когда она зажгла свет.

— А ты, значит, нет?

Последний раз она навещала его в тюрьме шесть лет назад. Ей не нравилось, как на нее там косились, зная, за что сидит ее отец. Только она тут при чем? Она не виновата. Он зашел в гостиную и выглянул в окно. Еще на улице он заметил что-то на башне, но разглядывать при тусклом свете единственного фонаря и нескольких окон не стал. Фонарь еще горел, но через двадцать минут его выключат. Томми равнодушно прочел надписи на транспаранте. Сейчас он мало на что реагировал, его интересовало только одно — выжить. Хотя он не смог бы объяснить, почему хочет жить. Тюремный капеллан ему однажды сказал: «Ты можешь загубить свою бессмертную душу». Томми лишь пожал плечами.

— Что это такое? — спросил он у дочери.

Она промолчала. Он различил слово «педофил», но с виду остался равнодушным. Он отвернулся от окна и поинтересовался:

— Твой хахаль еще здесь?

— Он мой жених, — ответила она.

Томми Смит засмеялся. Смех звучал так, словно его издавал некий старый механизм, который давно не использовали. Он будто пытался говорить на языке, впитанном с молоком матери, который за долгие годы вытеснило более грубое наречие. В тишине и полумраке дома его смех отозвался слабым эхом.

— Я тебе постелила, — произнесла она, и добавила, — в задней комнате.

— А в моей теперь вы, да? С женихом? — последнее слово он произнес с неприкрытой издевкой. — Есть не буду, — сказал он так, будто она предлагала.

Он взял оставленный в холле чемодан и, не зажигая свет, стал подниматься по лестнице. Сьюзан проводила его взглядом, затем приоткрыла входную дверь и оглядела тихую пустынную улицу, дома и башню с транспарантом. Когда пробило полночь и фонари погасли, она заперла дверь, задвинула щеколду, повесила цепочку и тоже отправилась спать.

Сильвия с мужем и двумя сыновьями жили в большом, неудобном, не до конца отремонтированном, но довольно красивом бывшем доме пастора. Ей не спалось и, лежа в кровати, она с беспокойством думала про «Убежище». Женщина с двумя маленькими детьми, пришедшая вчера утром, заняла последнюю свободную комнату. Что теперь делать с теми, кто попросит убежища? Буквально через пару часов после ее прибытия позвонила очередная женщина и с надеждой спросила: «Можно мне побыть у вас? С ребенком?» А когда Сильвия стала уточнять ситуацию, попросила: «Я могу рассчитывать на комнату для себя и малыша?»

Одни женщины не теряют надежды, у других ее почти нет. Кто-то хочет просто выговориться и облегчить душу. Однако всегда найдется и такая, которая думает — раз она решилась на первый шаг, почти невозможный, немыслимый шаг, дальше все сложится само собой. Государство ей поможет, закон ее защитит, а мужчину, источник всех ее бед, накажут и заставят вести себя так, как она хотела, когда только решила связать с ним судьбу.

А как складывается судьба тех, которые, позвонив по телефону доверия, так и не обратились в полицию или в социальные службы? Например, та женщина с разбитым лицом? Или Анна, которая горько рассмеялась в ответ на слова Сильвии о психологическом насилии и так испугалась, заметив идущего из сада мужа?

Что он с ней сделал, если догадался, куда она звонила? Снова ее бил? Опять оскорблял? И что с ребенком, о котором она упомянула? Каково ему жить в таком кошмаре? Эти мысли не давали покоя Сильвии, и она никак не могла уснуть, лежа рядом с милым добрым скучным человеком, которого давно уже не любила. Он бы точно не поднял на нее руку. Это почти то же самое, как если бы он вдруг превратился в очаровательного, страстного, сказочного любовника, каким казался ей до свадьбы. Жестокие мужья, сожители, «женихи» и кавалеры часто очень привлекательны — галантны, тактичны, любезны со всеми женщинами, кроме тех, которые с ними живут. Но почему? Сильвия спросила об этом отца, когда зашла вечером к родителям за Робином и Беном.

— Это маска, за которой они скрывают истинную натуру, — ответил он. — Но ты ведь скажешь, что это психологически необоснованно.

— Да, потому что это нелепо, — по обыкновению возразила Сильвия. И как всегда пожалела о своем резком тоне.

Он всеми силами пытался показать, что любит ее так же сильно, как и сестру. Она это замечала и поэтому не испытывала к отцу особой нежности. Не понимала, как так можно. Своих детей она любила одинаково, не делала между ними различий.

— В среду у нас собрание, — продолжил он, словно не заметив ее резкого тона. — Будет заместитель начальника полиции, я, несколько ребят из бригады по борьбе с преступностью и сотрудница «Убежища» Гризельда Купер. Обсудим, как лучше раздавать средства связи женщинам из группы риска.

«Доверие оказывает. Нарочно сменил тему, зная, что она мне интересна», — подумала Сильвия.

— Ты ведь знаешь мисс Купер?

Она отметила это непривычное «мисс». Несомненно, пытается задобрить.

— Еще бы не знать, — тон ее так и не смягчился. — Штату нас, увы, совсем маленький.

А теперь, беспокойно ворочаясь рядом с Нилом, она укоряла себя за эту резкость. Она ведь уже не ребенок. Да что с ней, в конце концов, такое, если она не может поладить ни с мужем, ни с собственным отцом? Да и с матерью, если на то пошло. Она умеет ладить с детьми. Все отмечали, как легко она находит общий язык с любым несчастным изгоем и горемыкой. Но тогда почему ей так тяжело общаться с добрым, терпеливым отцом? Вдруг ей в голову пришла мысль, столь дерзкая и отчаянная, что Сильвия даже села в кровати. Разве ее книги по психотерапии не советуют в подобной ситуации все «проговорить»? Так, может, попытаться проговорить все с отцом?

Она произнесла это вслух, разбудив Нила, который спросонья пробормотал «А? Что случилось?»

Правда, каждый раз, когда она предлагала мужу поговорить об их проблемах, он резко отвечал, что тут нечего обсуждать, что уже ничего не изменишь, что у них полная несовместимость и все, но ради детей надо держаться вместе. В полумраке Сильвия вгляделась в его лицо, в закрытые глаза, в складки между бровями, которые никогда не разглаживались. Склонившись, она нежно поцеловала его в щеку. Муж улыбнулся во сне. От этого на глаза навернулись слезы, и она подумала: «Когда он спит, я все еще люблю его». После чего снова легла, тесно прижавшись к нему.

День выдался чудесный, первый погожий день за весь месяц. На безоблачном небе сияло яркое солнце, и каждая травинка, каждый свежий лист, каждый цветок дышали свежестью после нескольких дождливых недель. Вексфорд и Дора решили съездить в Лондон, пройтись по магазинам, посмотреть выставку Боннара в галерее Тейт, а вечером сходить на возобновленную постановку «Дома и красоты» Сомерсета Моэма в Королевском театре «Хеймаркет». До вокзала они прогулялись пешком, наслаждаясь чудесной погодой и обсуждая, чем займутся после спектакля. Что лучше — отправиться сразу на вокзал, чтобы успеть на последний поезд или, если представление закончится рано, посидеть в гримерной Шейлы и выпить по бокалу шампанского?

Бёрден решил заняться садом. Его жена обсадила клумбы самшитом, и теперь он раздумывал, как бы подстричь эти кусты. Прямоугольником или конусом? Или каждый кустик в форме шара? Он усомнился, что справится с последним. Или еще рано заниматься кустами? Может, обрезать только торчащие ветки? В конце концов он передумал стричь кусты и взялся за газон.

На вывеске с названием улицы Пак-роуд в квартале Мюриэль Кэмпден в очередной раз подправили букву «П». «Вряд ли надолго», — сказала Хэйли Лоури своей подруге Кейт Бёртон по пути к дому Краунов. Они думали предложить Лиззи сходить с ними в новый торговый пассаж Майрингема. Кейт недавно исполнилось шестнадцать, и она горела желанием истратить полсотни фунтов, которые ей подарили мать, отчим и два сводных брата.

Лиззи, которая с момента похищения так и не вернулась (и не собиралась возвращаться) в школу, ответила, что не может с ними пойти, потому что беременна и ей нужен покой. Новость сразила подружек наповал. Потрясенные, восхищенные и отчасти благоговеющие, девушки потребовали подробностей. С кем, как и когда? Едва Лиззи начала рассказ, в комнату вошел Колин Краун и прикурил от бычка очередную сигарету. Он слышал, как Лиззи отказалась идти на прогулку, и, желая отправить ее из дома, заявил:

— Ты что, глупая? Иди на улицу, в твоем положении гулять полезно. Слава богу, сейчас не «старые добрые времена».

Кейт, обожавшая Колина, то и дело бросала на него томные взгляды, которых он не замечал, у него были дела поважнее.

Когда девочки ушли, они с женой тоже вышли на улицу и направились к дому Бренды Босворт, матери трех малышей. Юные Босворты без присмотра резвились в Йорк-парке с другими детьми. Колин и Дебби Крауны и Бренда Босворт свернули с Пак-роуд на Оберон-роуд и позвонили в дом Томми Смита. Им открыла Сьюзан, но дверь оставила на цепочке.