Екатерина Лесина - Тайная страсть Гойи Страница 20

— Алина… — протянул Стас так, что Алине тотчас захотелось под землю провалиться. — А мы знакомы, некоторым образом.

— Да?

Почему-то Евгения не выглядела удивленной.

— Да, но знакомство наше было поверхностным… Пожалуй, поверхностным…

Алина протянула руку, и Стас с поклоном поцеловал ее. Руку тотчас захотелось вытереть, но Алина сдержалась.

— Я рад буду возобновить его в новых, так сказать, обстоятельствах…

— Конечно-конечно… — Евгения нахмурилась.

Интересно, чего она ожидала?

Жаль, что нельзя заглянуть в чужие мысли.

— Ну, тогда я, пожалуй, пойду. — Евгения выпустила наконец Алинину руку и отступила. — А вы тут погуляйте… Ты покажешь девочке сад?

— Конечно. — Стас протянул руку. — Думаю, мы найдем, о чем побеседовать. Правда, Алина? Я, признаюсь, удивлен немало, увидав вас здесь…

И эта его светская вежливость была частью игры, которую Алине пришлось подхватить.

— Я тоже! Так удивлена! — Она бы с удовольствием наступила Стасу на ногу, благо белые туфли так и дразнили кажущейся близостью, но Стас был слишком ловок, чтобы позволить Алине этакую мелкую пакость. — Не ожидала тебя здесь увидеть…

Она ковыляла по дорожке, отчаянно надеясь, что далеко Стас не поведет. Он и вправду довел до поворота, вернее разлапистой горной сосны, которая выглядела достаточно пышной, чтобы за нею скрыться, и остановился.

— Ну? — спросил он совсем иным тоном. — И что это за цирк? Что ты тут делаешь? И в… таком виде?

Он презрительно скривил губы.

— Помнится, ты сам хотел, чтобы я попросила Макса заняться делом. Вот я и попросила. — Алина испытывала преогромное желание одернуть юбчонку. — А Макс поставил условием, что я еду с ним… Ты, конечно, можешь всем тут рассказать, как близко мы друг друга знаем, но тогда вряд ли Максу поверят…

Стас нахмурился:

— Значит, Максик захотел… И зачем ему такая дура, как ты? Хотя о чем это я… Он с тобой близко не знаком, небось решил устроить романтический вояж за чужой счет. — Каждое слово Стаса было подобно пощечине.

Алина краснела.

Бледнела.

И чувствовала себя… Отвратительно она себя чувствовала. Если не голой, то почти. Правда, вместе с обидой, слезами, которые сами собой на глаза навернулись, появилось новое чувство: гнева.

— Знаешь что! — Она вырвала руку. — Если тебя что-то не устраивает, скажи это Максу. А лучше, Стасик, реши свою проблему сам.

— Осмелела, значит?

— Если бы ты знал, как надоел мне! — Она демонстративно вытерла руку о блузку. — Думаешь, ты лучше всех. А на самом деле, Стасик, ты просто иждивенец. Вампир. Сначала ко мне присосался, чтобы из общаги выбраться. Потом Марину нашел. Она помогла карьеру сделать. А без нее не было бы никакой карьеры… Можешь бить себя в грудь, орать, что талантлив, но на самом деле признай, Стасик, твоего таланта не хватит на что-то действительно стоящее.

— Ты…

Он побелел.

Странно, почему Алина все это говорила? Неужели прорвало? Накопилось. Накипело. И теперь, если Алина продолжит молчать, ее попросту разорвет.

— Марина тебя выгнала. За что, к слову? Не за роман ли с падчерицей?

— Узнала?

Не голос — шипение. И в самом Стасике появилось что-то донельзя змеиное, отвратительное. Алина сделала шаг назад, потому что страшно вдруг стало.

— Ну, как понимаю, ей надоело скрываться. Так что, Стасик, о чем ты думал, изменяя Мариночке? Ах да, конечно, о себе! Ты же ни о ком больше думать не способен! Мариночка посадила тебя на короткий поводок. А ты к такому не привык. У тебя ж всегда бабы были!

Алина осознавала, что ее несет. Что сейчас самое правильное, разумное — промолчать. Только она теперь при всем желании не способна была остановиться.

— Ты же гений! Тебе нужно вдохновение! А вдохновение ты у нас привык через койку получать. Только Марина — не я…

— Именно, что не ты, — процедил Стас сквозь зубы.

И кулаки стиснул.

— …она бы тебя быстро вышвырнула, поймай на горячем. И виноватой бы себя не ощущала. Небось ей бы ты не сумел рассказать о ее недостатках. Это я… дурой была.

— Дурой и осталась.

— А сам ты умнее? Не сумел удержаться? Подождать месяцок-другой? До свадьбы. Нет, свербело тебе, а тут Варвара. Молодая. Красивая. Как не воспользоваться? Ты надеялся, что она тоже побоится с мачехой ссориться? Что роман ваш будет тайным? Только Варвара возомнила, что влюблена в тебя. Тебе же всегда льстила любовь женщин. Давала почувствовать себя важным! И ты не разубеждал любовницу, пока она не решила, что ты должен на ней жениться. Нет, Варвара милая девочка, и при деньгах… По сравнению со мной — при деньгах, но по сравнению с Мариной ее состояние — мизер. Тебя такой обмен не устраивал…

— Заткнись.

Стас шагнул навстречу и схватил ее за плечи.

Тряхнул.

Но страх, который Алина только что испытывала перед этим человеком, вдруг совершенно пропал.

— Ты же всегда стремился продаться подороже… И что дальше? Убеждал Варвару не спешить? А она не послушала. Пошла к Марине, рассказала правду, и та выставила вас обоих? Собралась выставить, но не успела… Слушай, Стас, а может, и вправду ты ее убил, а? Ведь, как ни крути, именно тебе эта смерть была выгодна.

Он ударил.

Наотмашь. Хлестко. Больно. И боль эта отрезвила.

— Все сказала? — Стас оттолкнул Алину, и та не удержалась на ногах.

Упала нелепо, обидно, ногу подвернув. И губу пришлось закусить, чтобы не расплакаться. Не здесь, не перед Стасиком.

— А теперь послушай, умная… Твоего Максика я нанял, чтобы избавиться от проблем. И если он создаст новые, то, учти, договор наш можно по-всякому повернуть. Я, конечно, многого уже не смогу, но сделать так, чтобы его убогую контору прикрыли, — запросто…

— Сволочь ты, Стас.

— Какой уж есть. — Он пожал плечами. — А ты, Алиночка, придержи свой длинный язык. Я и на тебя управу найду… Интересно, обрадуются ли в твоей богадельне, узнав, что ты голой позировала. Ладно портреты, но я и фотки сохранил. На память. Твоим ученикам понравится.

И Стас ушел.

Дура!

Нет, она определенно дура и не в квадрате — в кубе, если когда-то любила этого урода. А ведь с него станется, даже без причины станется просто отправить снимки директрисе. А та… та Алину и без того недолюбливает по непонятной причине. И рада будет получить такой удобный повод для увольнения.

Алина всхлипнула и потрогала щеку.

Ноет.

И главное, губа кровоточит… И что сказать? Ее в жизни никогда не били. Было не столько больно, сколько обидно, и еще почему-то стыдно, будто бы именно она, Алина, виновата, что ей разбили лицо.

А Макс заметит… Разозлится, наверное. На Стаса? На саму Алину, что не сумела сдержаться?

Хотелось остаться в кустах, выплакаться вволю, но дурочки-блондинки не плачут.

Алина села. Ногу потрогала.

Щиколотка неприятно ныла, и кажется, растяжение она заработала. И проблем добавилось. Как теперь до дома добраться? На помощь звать? И кто отзовется, если тут — гектары парка, а людей почти и нет, а те, которые есть, гостям вовсе не рады.

Все же по щеке поползла предательская слезинка, которую Алина торопливо смахнула. Вот уж не хватало. Истерика никому никогда не помогала.

— Я возьму себя в руки, — строго сказала Алина самой себе. — Я успокоюсь и выберусь. И… и уеду отсюда. Хватит!

Это решение придало сил.

Сил хватило, чтобы стянуть неудобные туфли — Алина сразу почувствовала себя намного лучше. Она пошевелила пальцами сначала на левой, потом на правой ноге.

— Перелома, похоже, нет.

Попыталась встать, что получилось не сразу, с попытки третьей или четвертой. Но стоило сделать шаг — и ногу пронзило болью.

— Вот же…

Алина попробовала прыгать на правой, но сил хватило лишь на пяток прыжков. Этак она до дома точно не доберется. Оставалось одно.

Алина огляделась и тихонько позвала:

— Ау… Есть здесь кто-нибудь?

Ответом была тишина.

Никого, как она и предполагала. Но сейчас Алину это скорее радовало. Она опустилась на четвереньки, неудобные туфли оставила под кустом, здраво рассудив, что на этакую роскошь вряд ли кто покусится, и неторопливо двинулась по дорожке.

Нога не болела.

Но сам способ передвижения… если кто-то ее заметит, то сочтет сумасшедшей. А все из-за Стасика! Сволочь! Вот сволочь же редкостная! И как она не замечала очевидного?! А фотографии… В них нет ничего предосудительного. Не было, во всяком случае, лет семь тому назад, когда Алина согласилась позировать.

Нагая натура естественна.

А стыд — это внушенное чувство. И надо отринуть ложную мораль, вспомнить классику… Разве классики стыдились, изображая обнаженных женщин?

— Гад. — Алина сдула прядку, упавшую на глаза. — Редкостная скотина!

Если повторять это вслух почаще, глядишь, и дойдет не только до разума. Да и вообще, должна же во вселенной существовать вселенская справедливость! Чтобы каждому воздавалось по делам его… Почему-то ныне воздавалось только самой Алине.