Николай Черкашин - Опасная игра Страница 20

Еремеев предусмотрительно распахнул овальную дверцу, и девушка протащила за собой дорожную сумку.

— Так покупочку-то надо обмыть, — пришел в себя Артамоныч. — А то рассохнется лодка-то.

— Обмоем. Но сначала сдай оружие вместе с распиской.

Помощник по особым поручениям с большим облегчением расстался с «браунингом».

— А теперь тебе еще одно боевое задание. Съездишь в Хотьково, отвезешь по адресу письмо, которое я напишу, расскажешь человеку все, что ты сейчас видел и привезешь его завтра сюда, если он согласится.

— А если не согласится?

— Переночуешь у него и вернешься сюда сам к пятнадцати ноль-ноль.

Еремеев присел за столик, вырвал еще одну страничку из следовательского блокнота и стал писать:

«Салам тебе, достопочтенный Николай-бек! Прежде всего накорми моего гонца и выслушай его с полным доверием к нему и к моему душевному здравию. Да, он говорит правду: я продал квартиру и купил яхту, между прочим — с хорошим двигателем. Собираюсь идти на ней по Волге — Дону сначала в Ростов, а потом в Севастополь. Возможно, и того дальше… Собираю команду. Был бы очень рад видеть тебя на борту в любом качестве. Но для начала в роли старпома. Из тебя выйдет великолепный пират Джон Сильвер, тем более что деревянная нога у тебя уже есть, а попугая мы купим.

Коля, без дураков, жду тебя для серьезного разговора, Артамоныч приведет тебя в район базирования.

Крепко жму стаканодержатель!

Твой О. О. Е.

P.S. О политике — ни полслова. Обещаю!

Котловое и денежное довольствие приличное. Форма одежды — походно-полевая. При себе иметь: документы, личное оружие и зубную щетку, трусы, часы, усы».

Запечатав послание в конверт и рассказав, как отыскать в Хотькове бывшего майора Тимофеева, Еремеев проводил гонца до железных ворот с якорями.

— Да, вот еще! Сдашь билет до Ростова. Деньги возьми на леденцы.

— Есть.

Вчерашний бомж, похоже, с удовольствием вживался в новую социальную роль.

На обратном пути Еремеев встретил начальника яхт-клуба.

— Так, значит, на сорока сторговались? — спросил энергичный малый лет сорока в бело-синей бейсболке.

— На сорока.

— Вообще-то ей красная цена — двадцать пять.

— Может быть, — пожал плечами несколько огорченный Еремеев. — Я не каждый день покупаю яхты.

«В конце концов, — сказал он себе в утешение, — я не спортинвентарь приобрел. Иногда за дверь в стене тоннеля можно и полжизни отдать. За идеи надо платить».

— За идеи надо платить, — повторил он вслух.

— Идеи носятся в воздухе, — усмехнулся начальник яхт-клуба.

— Радиоволны тоже носятся в воздухе. Но чтобы ловить их, нужен приемник. А радиотехника нынче в цене.

— Ну-ну… — усмехнулся хозяин тихой гавани. — Вы раньше в каком клубе состояли?

— В СК ВМФ, — небрежно бросил Еремеев и постепенно перевел разговор на другую тему; в военно-морском клубе он состоял на заре курсантской юности. — А что, за шлюзование надо платить?

— Сейчас за все надо платить. В том числе и за вашу стоянку у нас. За последние три месяца. А также за месяц вперед, если будете пользоваться нашим пирсом и нашей охраной.

— Пользоваться не буду. Завтра-послезавтра ухожу.

— Не забудьте взять разрешение на выход. «Санта Марина» числится пока за нашим клубом. Кроме того, вам надо перерегистрировать ее в комиссии по маломерному флоту.

«Господи, и тут тебе никакой свободы! Вот уж поистине страна запретов, советов и заветов».

Зато Карина встретила его с блестящими глазами:

— Слушай, здесь все есть. Даже зеркало! Нам нужно купить постельное белье, телевизор, кофейный сервиз и какой-нибудь еды!

За всем этим они отправились в город, бывший когда-то воздушной гаванью дирижаблей. У долгопрудненского универмага они наняли одичавшего от беспассажирья таксиста и принялись загружать багажник свертками, коробками, пакетами.

— Подушки не надо, там есть, — распоряжалась Карина как заправская домохозяйка. — Возьмем только наволочки — вот эти, в цветочек, и одеяла. Там есть, но грязноватые.

Вместо «Шилялиса» купили южнокорейскую магнитолу и кучу батареек к ней, кофейный сервиз на пять персон, несколько пачек немецкого молотого кофе, головку голландскою сыра в красном воске, упаковку консервированной сладкой кукурузы, дюжину банок с китайскими сосисками, три палки финской салями, десять пачек итальянских спагетти, пять банок греческих маслин, десять плиток австрийского орехового шоколада, семь упаковок немецкого фруктового йогурта, семь связок боливийских бананов и буханку бородинского хлеба. Потом добавили к этому две бутылки полусухого «Спуманте», бутылку ликера «Киви», баллончик взбитых сливок, кетчуп, десять коробок «Геркулеса» для Дельфа. Остальной провиант для похода, газовые баллоны и запас соляра для дизеля решили заготовить завтра.

Карину охватил гнездостроительный восторг, и он передался и Еремееву.

Последнее, о чем они вспомнили весьма кстати, были соль, спички и свечи. Так что ужин состоялся при свечах. Но сначала Еремеев запустил дизелек и увел яхту в сторону бухты Радости, где встал на якорь метрах в десяти от бездомного, слегка заболоченного берега.

Заливались и щелкали ошалелые майские соловьи, поплескивала в борт волна от проносившихся мимо «Ракет»; Карина стелила в носовом кубрике постель — одну на двоих, а Еремеев открывал банки со сладкой кукурузой и маслинами, резал сыр и зажигал свечи на столике посреди салона.

— Что, будем разбивать шампанское о борт? — спросила Карина, выходя из овальной дверцы.

— Не обязательно.

Они выбрались в кокпит, Еремеев пальнул пробкой в сторону берега и обильная пена оросила палубу, рундуки и румпель.

— За что пьем, опять за дверь?

— На сей раз, — задумался на секунду Олег, — за новый зал ожидания, в который мы только что вошли.

— У тебя тосты какие-то вокзальные. Нет, чтобы за прекрасных дам.

— А можно тост-поцелуй?

— Как это?

— А вот так.

Они стали пить из одного бокала, соприкасаясь губами, и последний глоток шампанского сам собой перешел в поцелуй. Соловьиный поцелуй…

Они раздевались под музыку Джеймса Ласта. Световой люк лил на новые простыни зеленые сумерки почти что белой ночи. Яхта слегка покачивалась то ли от волн проходящих в стороне теплоходов, то ли от порывистых движений Карины… Ее поджатые раскинутые ноги походили на белые крылья большой бабочки, которая отчаянно пыталась взлететь…

Потом он приоткрыл люк, и в каюту снова ворвались соловьиные трели…

— Ну что, в Венеции было лучше?

Она откликнулась не сразу.

— Там все было по-другому… Это нельзя сравнивать…

— Ну, конечно, где уж нам…

— Нет, не в этом дело! Небо другое, звезды другие, море другое, другой язык, другая музыка… Но здесь как-то спокойнее. Вот веришь, я впервые за последний год по-настоящему расслабилась… Нет, не то слово! Ну, как будто камень с души спал. Страшный был камень. Он и в Езоло давил… И вот — ничего. Я как на острове. Сюда никто не доберется…

Она тревожно привстала на локте:

— Нам нужно уплывать и как можно быстрее! Они сказали, что из-под земли тебя достанут. Они все могут! У них все схвачено.

— Но я же не передал дело в ФСК…

— Да плевать им на ФСК! Ты порошок им не вернул. Знаешь, сколько он стоит? Десять таких яхт можно купить с яхт-клубом в придачу.

— Не так уж много его и было.

— Да ты знаешь, ЧТО это такое?

— Знаю, арча.

— Сам ты арча! Это же… Это… — осеклась Карина.

— Ну, говори, говори… — зарылся он лицом в завесу ее волос.

— Это бетапротеин.

— Ну и что? Я думал — наркотик.

— Один грамм бетапротеина стоит на мировом рынке дороже золота — семьсот тысяч долларов.

— Да там и было каких-то десять граммов.

— На семь миллионов долларов там было.

— А я в унитаз свой высыпал.

— Ну и поздравляю. Лучше бы ты его из чистого золота отлил.

— Да что это за штука такая? С чем его едят?

Карина рывком высвободила волосы, села, обхватив колени.

— Я не знаю, для чего нужен этот препарат, но его добывают из человеческого мозга. И только из человеческого! Ты меня понял? — почти закричала она.

— Понял. Все понял. Только успокойся. И забудь про все, про свою фирму, про этот альфа-бета-гаммаглобулин… Ничего этого больше нет. Мы вышли из игры. Мы оставили их с носом. Завтра-послезавтра нас здесь не будет. Ну, скажи, может им такое в башку прийти, что мы с тобой уплыли от них на белом катере к едреной матери?! Скажи?

— Думаю, нет…

— Ну вот, видишь! Товарищ, мы едем да-але-око, подальше от этой Москвы! — дурашливо пропел Еремеев и потянулся за недопитым шампанским.

— Я хочу в душ! — Карина с трудом втиснулась в кабинку, оклеенную пластиком под голубую плитку. Горячая вода шла только при работе дизеля, нагреваясь в системе охлаждения, и Еремеев нагишом вылез в салон включать двигатель. Шестицилиндровый «вольво» легко запустился от танкового аккумулятора, стоявшего под деревянным трапиком. Карина блаженно взвыла, когда первые горячие струйки пробежали по спине. Но взвыли где-то еще, совсем рядом. Еремеев вылез в кокпит и увидел голую девушку, за которой гнались трое парней. Судя по шашлычному костерку и стоявшей поодаль красной «ниве», они привезли ее на пикник. На «пихник» — по жаргону подонков. Жертва с воплем о помощи вбежала в воду и поплыла к яхте.