Анатолий Барбакару - Знал бы прикуп Страница 20

— Ты была с ним?

— Да. И он согласился обработать Шрагина. Потом, на другой вечеринке, они встретились. И начали играть. Она замолчала.

— Дальше?

— Дальше все было так, как я рассказала. Этот Тренер выследил, что я встречаюсь с Людвигом. И застрелил его.

— Насчет этой троицы и похищения — все — правда?

— Да. Он жутко ревнивый. И ему ничего не стоит убить. Я только вышла от Людвига, потому что должен был прийти Шрагин. А эти выстрелили с крыши. И увезли меня.

Теперь все объяснялось. И ее ссора с мертвецом у дома.

— Ты возвращалась в квартиру?

— Да. Думала, еще можно помочь.

— Когда увидела, что поздно, открыла газ?

— Я даже не смогла войти. Увидела Людвига в крови, испугалась и убежала. На плите была турка с кофе. Наверное, кофе выкипел и залил огонь.

Это было вполне вероятно.

— Что потом?

— Садист сказал, что убьет всех, с кем я буду встречаться.

— Но как было не пойти в милицию?

— Я не могла этого сделать.

— Почему?

— Мне нужно было доставать деньги. И я не могла терять время на все эти разборки.

— А то, что Людвиг и Шрагин потеряли жизнь, — ничего?

— До того как убили Людвига, я еще думала, что это всего лишь угрозы. А потом… Была уверена, что раскрутим Шрагина тайком. Они как раз уезжали.

Все действительно сходилось. И Шрагин, и Людвиг пострадали от ревности маньяка. Деньги того не интересовали.

— Когда пришел из гостиницы, ты заявила, что убийца — я.

— Ты сказал, что Шрагин убит, и я все поняла. Но что мне оставалось делать? Мне нужны деньги. Думала, ты испугаешься и достанешь хоть сколько-то. Но ты не испугался. И у тебя нет денег.

— Откуда ты знаешь о письме и о том, что мне тоже нужны тысячи?

— У Шрагина была знакомая. Она в курсе и рассказала ему. Я узнала уже от него.

— Что случилась, когда ты вышла от меня?

— Они ждали меня внизу. Наверное, выследили. Это была моя ошибка. Они должны были вернуться только на следующий день, но вернулись раньше.

Мне стало не по себе: убийцы знают, где я живу, и имеют на меня зуб.

— Почему меня не тронули? — спросил я.

— Они о тебе не знали. Только вчера вычислили. Тебе нужно быть осторожным. Ты не можешь пожить у этих друзей?

Я пропустил последний вопрос мимо ушей. Спросил:

— Это он избил тебя?

Она усмехнулась:

— А кто же? И насчет кислоты — правда. Он сказал, что не убьет меня. Как бы я себя ни вела. Но изуродует. Чтобы я никому не была нужна. Избил, чтобы я видела, какой буду Но предупредил, что буду намного страшнее.

Теперь сходилось все. Но верить ли до конца услышанному, я не знал. От достоверных легенд этой актрисы уже нахлебался.

Но даже если все, что она рассказала, правда, ее идеи насчет шантажа убийц были чистой утопией. Может быть, еще сегодня в полдень я бы не упустил этот гиблый шанс заработать. Но сейчас уже была ночь. И Ольга меня уже кинула.

Вновь вспомнил Ольгу — тронул языком ноющий зуб. Она сработала вернее этой актриски. И неприятностей почти никому не принесла. Разве что мне и Коте. Не говоря уже о том, что обошлась без смертей и шантажей маньяков-визажистов, накладывающих макияжи из синяков и кислотных ожогов.

— На меня не рассчитывай, — сказал я.

— Почему? — Она, похоже, растерялась. — Я же сказала правду.

— Именно поэтому.

— Тебе не нужны деньги?

— Нет.

— Это не правда.

— Не твое дело.

— И ты мне не поможешь?

— Нет.

— Но мне больше не к кому обратиться. Ты это можешь понять?

— Могу Тебе действительно не к кому обратиться, потому что всех, к кому ты обращалась, убили. Меня просто не успели. Только дебил-самоубийца рискнет связываться с тобой. — К концу тирады я вполне разошелся.

Она долго молчала. Потом тихо произнесла:

— Ты прав. Кто со мной захочет иметь дело. — И добавила: — С такой.

Мне тут же стало ее жаль.

— Синяки пройдут, — уныло заметил я.

— А если кислотой? Кто захочет меня тогда?

— Что ты несешь? — Я сделал вид. что рассердился: — Не доводи до кислоты. Завтра же-к ментам. Твоих спортсменов возьмут. В этом можешь не сомневаться. И живи себе… Красавица, умница… Дои помаленьку нашего брата.

— Мне нужны деньги, — упрямо произнесла она.

— Ну вот, — огорчился я. Словно после долгого разговора по душам вдруг выяснил, что говорил на иврите с китайцем. — Опять за свое. Тут уж выбирай: или неотразимость, или деньги. С учетом, что денег все равно не будет.

— Другого выбора нет? — как-то нехорошо, угрожающе спросила она.

— Нет.

— Значит, или неотразимость, или жизнь, — подытожила она печально.

Я не понял, о чем она. Так и спросил:

— Ты о чем?

— Да так, — она усмехнулась. — Я не хотела никому говорить. У меня — рак.

ГЛАВА 25

Мне не пришло в голову ничего ехидного. Вроде того, что: «Это мы уже проходили», или: «Да что они, в самом деле. сговорились?»

Подумал, что это может быть правдой. Вспомнил нашу с ней встречу во дворе онкологического центра. Что, если не врет? Тогда все становится еще объяснимее. И ее одержимость, зацикленность на деньгах. Пренебрежение к риску, к своей внешности и чужим судьбам. Если так, то еще несколько часов назад мы с ней пребывали в одинаковых положениях. Каким я был тогда? Знал, что на меня рассчитывает Ольга, и был способен на все. Почти на все. Этой женщине рассчитывать не на кого. За что ее винить? За то, что она борется за жизнь?

И все же не исключал того, что она лжет. На всякий случай. Хотя все говорило за то, что наконец удалось докопаться до истины.

Я глянул на нее, избитую, загнанную обстоятельствами в угол девчонку, созданную природой в виде приманки для мужиков. И ощутил жалость.

— Ты меня жалеешь? — с усмешкой угадала она.

— Да, — не стал врать я.

Был уверен, что она произнесет общепринятую пошлость слабаков: «Я не люблю, когда меня жалеют». Она произнесла другое:

— Я себя тоже жалею. — И виновато, по-детски пожала плечами.

Не знал, о чем говорить. Спросить о болезни, о лечащем враче, о том, есть ли у нее родные. Все это было явно не тем, что она хотела бы услышать.

Тему она выбрала сама. Спросила:

— Я сильно страшная?

— Как тебе сказать… Ты — неожиданная, — съюлил я.

— Мужчина смог бы быть со мной, такой? — задала она следующий вопрос. И обнаружив, что я молчу, добавила: — Хотя бы в темноте.

— Зачем в темноте? — спохватился я. Вдруг сообразил, что она интересуется на случай будущего уродства. — На свету ты пикантнее.

Я ошибся. Ее интересовало настоящее.

— Ты будешь со мной? — спросила она, глядя в упор. Этого никак не ожидал. При нынешних обстоятельствах.

— Оно тебе надо… — Не выдержал взгляд. Отвел глаза.

— Надо. — Она была стойкой. Я почувствовал себя мерзко. Чего выкручиваюсь, юлю? Если отвечать, то внятно. Не унижать ни ее, ни себя.

— Буду, — сказал я. И тоже уставился на нее в упор.

Вдруг решил: почему нет. Что мешает? Ольга, которой у меня уже нет? Муж, которого нет у нее? Единственная помеха — брезгливость к остаточному полю этого Садюги. Ничего, потерплю.

В решении моем был некий вызов. И ее и своим неприятностям.

Она сама прошагала к выключателю, щелкнула им. Вслепую уверенно добралась до дивана. Заскрипела им. В темноте позвала меня:

— Иди ко мне…

…Конечно, это была одна из самых безрадостных близостей в моей жизни. Для близости может быть только один повод: желание. Из жалости — это уже не близость — гуманитарная помощь.

Я прикасался к ней, ощущал чужой, не Ольгин запах, не Ольгину кожу и думал: «Что я делаю? Зачем?»

Лучше бы она не выключала свет. Глядишь, ее экстравагантная внешность и отвлекала бы меня. В темноте без помех маячили перед глазами картинки, норовящие спугнуть проблески желания: то Шрагин, потеющий во время игры, то — он же, в замочной скважине, то никогда не видимый мной, похожий на покойника, которого я наблюдал в морге, когда делал передачу. Садист.

Но самое удивительное, что я почти сразу понял: она испытывает то же. И ей эта близость нужна, как презерватив импотенту. Вещь в принципе полезная, и можно примерить, но радости от нее никакой.

Потом мы лежали все так же, в темноте. Уже не прикидывались любовниками, и это хоть как-то выручало.

Молчали. Моя партнерша курила. Расшаркиваться друг перед другом словами благодарности и нежности не было смысла. Кого дурить? Взрослые люди совершили ошибку. Не самую серьезную в жизни, но очевидную. Зачем же обсуждать. Других проблем хватает.

— Ты поможешь мне? — между затяжками вернулась к проблемам она.

— Нет.

— Почему?

— Это бессмысленно. Надо искать другой путь.

— Ты достал деньги?

— Нет, — после паузы ответил я. И подумал: если бы позвонил профессору до того, как отдал Ольге деньги, пожертвовал ли бы их другой страждущей. Точного ответа на этот вопрос у меня не было. Скорее всего для начала отправил бы страждущую на повторное обследование. А если бы диагноз подтвердился?… Сейчас, после близости, вызывающей ощущение обворованности, лучше было этим вопросом не задаваться.