Марина Серова - Меховое дельце Страница 20

— Ты запомни, дорогая… — вновь начал Славыч.

Но ведь Саша наверняка не успел далеко уйти. И Федечкин вскоре должен был подъехать. Неужели никто ничего не видел, не слышал?

— …поэтому я просто настаиваю, чтобы ты одумалась…

— Что, простите? Прослушала.

— Нет, говорю же я — издевается! — вспылил сосед «бегемота».

— Повторяю последний раз, — не повышая голоса, заявил водитель. — Ты слишком много знаешь, чтобы мы могли просто так тебя отпустить.

Все-таки прибьют.

— Однако мы люди гуманные… — продолжал Славыч.

Обещать — что угодно обещать, лишь бы вырваться из их лап. А потом сразу — к Кире. Но тут же раздалось:

— Да она тебе щас чего только не наплетет. Ангелом перепуганным прикинется. С крылышками. И немедля к менту своему рванет — на этих самых крылышках.

Телепат проклятый!

— Не страшно, — миролюбиво заметил Славыч. — Девочка она неглупая, должна понимать, что никто ее, само собой разумеется, на волю выпускать не станет…

— А чего ж тогда? — поинтересовался хрипатый «телепат».

— Мы можем предложить девочке выбор… как помереть — легкой смертью или чуть-чуть помучиться?

Я съежилась. Даже думать не хотелось об этом.

«Бегемот» еще долго распространялся, какие они с другом замечательные, но я перестала слушать. Пугаете? Пожалуйста, продолжайте в том же духе. Танечка не намерена вникать в сей глупый монолог — ей и без того страшно.

— Славыч, — прервал вдруг «телепат» блистательную речь своего товарища. — Глянь-ка… — ткнул грязным пальцем куда-то вбок.

Зеркальце! Сзади творится что-то, что сильно обеспокоило этого типа. Оглянулась. Наши! Ура! Значит, кто-то все-таки видел…

«Бегемот» нецензурно выругался — завернул нечто многоэтажное, явно забыв о приличиях.

— Славыч, гони!

Машина рванула с места. О-о, мама родная! Киря, миленький, спаси меня. Ну пожалуйста, что тебе стоит.

— Славыч, скорее!

Чем помочь нашим? Завопить, стукнуть обоих по головам? Тогда они меня сами стукнут — причем навсегда. Не пойдет…

Дорога, поля, кусты, поля, поля, снова жалкие кустики — все мелькает так, что даже голова закружилась… Дома… Вот это гонка! Нет, здесь не дома — дачи. Въезжаем в дачный поселок. Первая, вторая, третья… Фу-ух!

Остановились. Что делать? Оглянулась — наши отстали. Черт!

Нет, ежели меня не тронули сразу, следовательно, не убьют и сейчас. Для чего-то я им крайне необходима. Иначе давно бы прибили и выбросили на дорогу. Значит, будем визжать, кусаться, царапаться и все такое прочее.

А-а-а-а… Ох! Темнота перед глазами… ой как плохо…

Я, по обыкновению, все испортила…

Очнулась в полной темноте.

Сверху капает вода. На меня. Холодная. Поэтому я, видимо, и пришла в себя так быстро.

Относительно быстро. Часы с подсветкой показали, что без сознания я пролежала около двух часов.

Душно очень. Темно и жутко. Так, мне страшно — следовательно, я еще жива. Это хорошо. Как мы себя чувствуем? Архибезобразно. Голова гудит… Чем они меня стукнули, монтировкой, что ли? Хоть не пробили, и то ладно. Руки-ноги целы? Вроде бы…

Интересно, где я нахожусь? Скорее всего, в каком-нибудь подвале. Или подполе. А может, на чердаке. Нет, все-таки в подвале — сыро потому что.

С трудом поднялась. Ой, шум в ушах какой, и искры из глаз — того и гляди, подвал подожгу.

Так. Будем мыслить логически. Раз здесь такая духота, следовательно, помещение небольшое. А если помещение маленькое, значит, где-то рядом должна быть стена. Не может не быть — иначе я упаду. Протянула руку — и сейчас же отдернула: фу, какая гадость! Стена скользкая, липкая, мокрая… Бр-р! Села. Неприятно, надо сказать, сидеть на холодном мокром бетонном полу.

Ну-с, каким образом выбираться будем, Татьяна Александровна?

Мой карцер находится явно не под домом: такую сырость в доме разводить не станут. Скорее всего, это погреб. Только без съестных припасов. Жаль — кушать очень хочется.

Вода, кажется, начала прибывать… По-моему, лежала я еще на относительно сухом полу. Чегой-то не нравится мне все это, граждане…

Однако не на подъемном же кране меня сюда опускали! Должна быть лестница. Или ступени. Или какая-нибудь потайная дверь. Придется все-таки обследовать стены.

Вновь встала. Хоть бы шум в голове прекратился…

Рядом кто-то невидимый чавкнул два раза и затих. От страха метнулась в противоположную сторону — ударилась плечом о скользкие кирпичи. Стена. Ну и куда направимся? Подальше от чавкающего существа…

Передернуло от мысли, что, пока я лежала без сознания, оно по мне ползало.

Шагнула влево. Что ж мои мучители не догадались прибраться-то здесь; все-таки не кого-нибудь — меня заперли. Ох, жизнь!.. Шлеп-шлеп. Голова болит… Шлеп-шлеп. Воды — почти по щиколотку. Откуда она набирается? Может, это бассейн?

Ежели вода будет прибывать такими темпами, я долго не выдержу — захлебнусь и утону. Поэтому надо срочно искать выход.

Шлеп-шлеп. А пауков тут нет? Впрочем, вряд ли — слишком сыро. До чего же стена мерзкая! Вот уже угол. Шесть шагов. Повернули…

Чав!

Ой, мама! Я взвизгнула.

Оно затаилось где-то совсем близко. Я тоже замерла, с перепугу зацепив ногу за ногу, как цапля. Чав! И хрюкает. Это жаба, конечно. В принципе ничего страшного… в принципе… Но боюсь я их. Жуткие они, скользкие какие-то… Опять же, бородавки от них, говорят…

Однажды меня заперли на чердаке. Тоже, конечно, приятного мало, но там хоть не было лягушек. Там было сухо и шуршали мыши. А к мышкам я хорошо отношусь.

…Пять, шесть, семь, восемь. Шесть на восемь, значит. Маловато помещеньице. Интересно, какова глубина этого колодца? И где, в конце концов, лестница?

Ну-с, Танечка, соберись с силами… и духом… и обследуй еще две стены.

Шлеп-шлеп.

Тревожат две вещи. Во-первых, как отсюда выбраться? Даже если я сумею подняться по лестнице (ежели таковая существует), крышка — или дверь — моей тюрьмы наверняка заперта. И во-вторых, почему снаружи так тихо? Меня привезли на чью-то дачу — это я помню, — причем на дачу сравнительно недалеко от шоссе… Выволокли из машины… Там был большой двор… дом огромный… множество хозяйственных построек… А потом меня тюкнули по голове двадцатитонной гирей, и я потеряла сознание.

Чав!

Ма-а-ма-а!..

— Слезь с меня, скользкая дрянь!

— Она тут! Товарищ подполковник, тут, в подвале.

— Я тут, совсем тут! Киря, солнышко… Саша… кто-нибудь, достаньте меня отсюда…

Глава 9

С компрессом на голове и самыми мрачными мыслями в ней, родимой, я — у себя дома, на диване — постепенно приходила в себя. Меня уже навестили все, кому не лень: Киря, радостно сообщивший, что санкция прокурора получена и «назавтра вполне можно будет производить раскопки»; Кочетков, вежливо заверивший, что «все теперь будет хорошо»; славный человек Костя Федечкин, доставивший наконец продукты; Тулузов, периодически готовивший из этих продуктов что-нибудь «вкусное и — главное — питательное»…

В общем, живи да радуйся. Но радоваться почему-то не хотелось — дело не двигалось с мертвой точки. Мои похитители молчали, как партизаны. Улик — никаких. Труп Серегина до сих пор не был найден.

Может, завтрашняя эксгумация что-нибудь прояснит?

Участвовать в «раскопках», откровенно говоря, не очень хотелось. Но Венчик со своим Беспалым Кириным ребятам могилу показывать откажутся и вообще от всего отрекутся: «Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем». Это они мне такой «подарочек» подкинули по старой дружбе. Поэтому придется ехать.

Наверняка будут следить — и за мной, и за работой на кладбище. Ох, как не хочется выходить из дома.

К началу «представления» я опоздала. Подполковник уже успел сходить в администрацию, предъявил постановление прокурора, попросил «кого-нибудь из здешнего начальства» присутствовать при «изъятии из могилы лишнего трупа» (надо же было так выразиться!), прихватил по пути двух понятых и теперь вместе с Петровым нетерпеливо ждал меня у ворот кладбища.

Аякса я привезла с собой. Верный своему слову «борец за справедливость» мгновенно разыскал среди крестов и оградок приятеля Степана и привел его пред наши очи.

Раскапывали могилу заочно известный мне бывший уголовник Федька и еще один могильщик. Речь у Стальнова действительно своеобразная: как он умудряется так слова коверкать?

На глубине около полутора метров лопаты задели за что-то мягкое. Один из могильщиков спустился и принялся руками разгребать землю. Федька, бледный, старательно прятавший глаза от милиции и начальства, бросил товарищу конец веревки, которой тот обмотал завернутый в покрывало труп.

Мне бы хотелось вообще опустить все ужасные подробности, одна мысль об этом безобразии приводила в ужас. Так что лучше ограничусь-ка я коротким сообщением.