Ольга Хмельницкая - Из бутика с любовью Страница 20

Ира отхлебнула обжигающего кофе и посмотрела на часы. Она провела в Интернет-кафе уже очень много времени.

«Я так понимаю, – резюмировала Стекл_ offa, – что теперь парень, который изображал из себя Сесилию, должен бояться за свою шкурку: а вдруг кто-то из обманутых потенциальных любовников сильно разозлился. А ведь Сесилия может подарить его адресок и телефончик домашний».

Ира скользнула глазами ниже, к следующему посту.

«Некая британская фирма, – прочитала она, – предлагает новый экстремальный тур – сафари на сомалийских пиратов. За восемьсот долларов в сутки клиент отправляется на борт судна, которое будет ходить вдоль побережья Сомали хоть неделю, пока на него не нападут. В рекламных буклетах обещают минимум два нападения. В прокате можно взять автомат Калашникова или штурмовую винтовку. Даже разрешат пострелять из пулемета. Приборы ночного видения, кофе с легкой закуской и сто трассирующих патронов входят в стоимость тура».

Ира не выдержала и громко засмеялась.

Вероника читала книгу про то, как удачно выйти замуж. Такое чтиво ее расслабляло и утешало даже в самые сложные времена. Ибо рассказы о том, как выйти замуж за два года, как выйти замуж за два месяца и даже за две недели убеждали несчастных читательниц, у которых не клеилась личная жизнь, что все возможно. И даже косые, хромые, толстенькие и длинноносые женщины обретают личное счастье.

– На каждый товар найдется покупатель, – сказала вслух Вероника, хотя лично ей понятие товара в отношении женщин глубоко претило. – Нет женщин, которые не нравятся никому. Кому-то я обязательно буду нравиться. Обязательно.

Она отшвырнула книгу и откинулась на кресле. Ведь она так старается. С лишним весом пока не получается, да. Веронику захлестнуло отчаяние, такое глубокое, холодное, как будто она с размаху упала в черный колодец и никогда не вынырнет оттуда.

«Венец безбрачия, что ли, снять? – подумала она. – Может, в этом дело?»

Вероника пошла в ванную, включила воду и сунула голову под струю воды. Потом смыла размазанный слезами макияж и посмотрела на себя.

Бледное, невыразительное лицо. Никакое. Кроме того, без макияжа Вероника чувствовала себя как без одежды.

«У меня голое лицо», – вопило что-то у нее внутри.

Она снова накрасилась, моля, чтобы он опять позвонил в дверь. И звонок прозвенел, словно разверзлись небеса и грянул гром.

– Смелый парень, – решила Вероника. – Возможно, я даже когда-нибудь смогла бы его полюбить.

Он стоял у нее на лестнице, сунув руки в карманы.

– Привет, – сказал он.

«День сурка», – подумала Вероника.

– Заходи.

Он вошел, разулся, прошел на кухню и сел.

– Я не буду умываться, – сказала Вероника. – Я это твердо решила. Извини. Мне надо, чтобы во мне видели человека. Неважно, есть на мне макияж или нет. Есть платье или нет. Это все не должно иметь ни малейшего значения.

– Для мужчин имеет, – сказал он. – Поверь мне. Ну хочешь, я тоже разденусь?

– Я думаю, что тебя просто держит любопытство, – ответила она. – Ты посмотришь на мое чисто вымытое лицо... на котором нет ничего интересного, и больше никогда не вернешься.

– Я ценю откровенность, – сказал он. – Похвально. Но я бы на твоем месте рискнул.

– Ты все равно уйдешь. Рано или поздно.

– На свете нет ничего вечного. Но это не повод не ценить яркие и хорошие моменты.

– Нет, – сказала Вероника.

– Нет?

Он откинулся и оперся о стену.

– Не хочу ничего временного, – сказала она. – Не хочу. Хочу, чтобы меня любили такой, какая я есть. Чтобы не ставили условий. Не требовали умыться, одеться, раздеться, похудеть и увеличить грудь.

Он вздохнул.

– Так бывает, – сказал он. – Но редко. Об этом пишут в сказках и слагают легенды. Но потому и пишут, и слагают, потому что от того, что чудеса случаются, они не перестают быть чудесами.

Повисла тишина.

– Не бойся, – сказал он, – ты ничего не потеряешь, если сейчас пойдешь и умоешься. Ничего.

– Тогда ты больше не придешь, – сказала Вероника.

– Проверь.

– Зачем, я и так знаю.

Он поднял книгу о том, как выйти замуж, и положил на стол.

– У меня нет шансов, да? Вообще? – спросила она.

– Кто-то когда-то сказал, что у сорокалетней женщины больше шансов погибнуть от рук террористов, чем выйти замуж.

Он встал и пошел к двери.

– Не убивай надежду, – сказала она. – Это единственное, что у меня осталось! Зачем вообще ты появился в моей жизни?

Он хлопнул дверью и вышел, причем Веронике на мгновение показалось, что он не оставляет следов и не отбрасывает тени.

Поцелуй был таким долгим и таким сладким, что Евгения чуть не задохнулась от восторга и ощущения полета. Привыкнув доминировать, указывать, руководить и контролировать, она загнала глубоко внутрь острое желание передать кому-то контроль над ситуацией, сняв с себя всякую ответственность.

– Хорошо? – спросил он. – Нравится тебе?

– Нет, – сказала она, – отвратительно, противно и тошнотворно. Развяжи меня и не приближайся, мерзкое похотливое животное.

Он засмеялся, громко и свободно, впервые с того момента, как понял, что Лену, скрывшуюся под водой, спасти уже не удастся. Потом он снова наклонился и опять поцеловал, уперев руку в пол и нависая над Евгенией Витальевной. Какая-то теплая волна залила ей живот, забурлила в солнечном сплетении и поднялась выше, к сердцу.

– Я мерзкое похотливое животное? – спросил он, на секунду отвлекшись.

– Именно, – ответила она.

– Как это мило, – сказал он и принялся расстегивать оставшиеся пуговицы на платье.

– Руки развяжи, – сказала Евгения и укусила его за губу.

Брызнула кровь. Улыбка не пропала, но взгляд стал жестче. Последнюю пуговицу он вырвал с корнем.

– Развяжи руки, – повторила Евгения.

Он взял нож и разрезал ткань. Она тут же обвила руками его спину.

Лиза была пьяна. Она лежала на диване, обитом красивой оранжевой тканью, напоминающей об апельсине и солнце, и жаловалась на тошноту.

– Она эмоциональная натура, – сказала Марина, – ей тяжело. Мы с тобой все склонны воспринимать аналитически. Она не может.

Дима кивнул.

– Ты смотрел эсэмэску? – спросила Марина. – Есть там за что зацепиться?

– Отправлено из Интернета, следов нет и быть не может. Текст начинается с большой буквы, орфографических ошибок нет, особенностей словоупотребления – тоже. «Ты следующая». Все.

Марина встала и прошлась по студии. Сверху из кондиционера дул поток свежего воздуха, ноги утопали в мягком ковре.

– Это может быть обманным маневром, – сказала она. – Это сообщение служит, чтобы отвлечь внимание. Ее мог отправить кто угодно, зачем угодно, и на самом деле это не значит, что Лиза – следующая.

– Но это значит, что Даша Цукерман не виновна в убийстве Киры. Хотя изрезанная фотография ее мужа напрямую говорит о том, что...

Он замолчал.

– Очень противоречиво все, – сказала Марина.

Дима кивнул. Лиза зашевелилась.

– Я боюсь, – сказала она, глядя перед собой мутными глазами. – Он убьет меня тоже, я чувствую.

– Все будет хорошо, – сказала Марина, – мы с тобой. Не волнуйся.

Зазвонил телефон, Дима взял трубку.

– Поехали, – сказал он Марине несколько секунд спустя. – Лизе оставим охрану.

– Кто? – спросила Марина.

Она слишком хорошо знала Диму, чтобы заблуждаться. Тон, поза, взгляд... где-то был еще один труп.

– Ульяна, – сказал Дима.

И посмотрел на жену долгим странным взглядом.

– Так и должно быть, – сказала Марина, стоя в громыхающем лифте. Мимо мелькали этажи, белый свет сменяла тьма, потом снова появлялся свет, казалось, мелькает старая черно-белая кинопленка. – Так и должно быть, я видела во сне сначала манекен Киры, потом Ульяны. Следующей будет Ира. Но что-то помешает убийце довести дело до конца.

– Надеюсь, это будем мы.

Лифт остановился. Они вышли.

– Ульяна была известной моделью, – сообщила Марина. – Вокруг ее смерти начнется глянцевая истерия.

– Кира, потом Ульяна, – размышлял Дима, – кто? Почему?

– Где она была убита?

– В торговом центре. Тело обнаружили на парковке в тележке под кучей одежды.

Марина молчала.

– Это маньяк, – сказала она. – В убийствах нет никакой логики. Мы имеем дело с больным человеком. Возможно, ему просто нравится убивать.

– И этот человек почему-то убивает девушек, посетивших семинар.

– Да. Почему-то. И рвет фотографию Филиппа Цукермана. Может, это сам Филипп Цукерман?

– Порвал свою фотографию? – Дима отрицательно покачал головой. – Он ни в коем случае не стал бы привлекать к ней внимание, к фотографии этой. Он бы ее выбросил просто. А порвать и оставить клочки на месте... в этом есть какой-то смысл, какое-то скрытое сообщение.

– Кира, Ульяна, фотография.

Дима открыл дверцу машины и сел за руль.

– Кира, Ульяна, фотография, – повторил он. – Вернее, Кира, потом фотография, потом Ульяна. И если первое и третье убийства связаны с семинаром, то фотография выбивается из этого ряда. Если бы нам удалось найти что-то, что связывает всех троих.