Наташа Купер - Ползучий плющ Страница 20

— Что?

— Не удивительно, что ты забыла, но завтра вечером мы с тобой идем к Уортам. Хочешь, я все отменю? Уиллоу поймет. Боже! Любой поймет, а она всегда лучше всех понимала чувства других.

Триш совершенно забыла о давно запланированном ужине с романисткой, подругой Эммы, которая вышла за старшего офицера полиции.

— Нет, не надо, — сказала Триш. — Если приглашение остается в силе, я пойду. Они оба мне очень нравятся, и вдруг Том чем-то поможет.

— Хорошо. Тогда в восемь часов. Наряжаться не надо.

— Отлично. Тогда увидимся.

— Ладно. Но если ты передумаешь — или если что-то случится, — позвони мне, и я все улажу. Пока.

Триш набрала номер матери:

— Привет, это я.

— Триш, дорогая. Как ты? Я не звонила, потому что решила, ты будешь с Антонией. Как она? Есть ли новости о Шарлотте?

— Пока нет. Хорошо, что ты знаешь. Я просто не в силах рассказывать все снова.

— Напротив, я думаю, тебе надо о ней забыть… если такое возможно. Однажды я потеряла тебя, минут на двадцать, и чуть не умерла от ужаса. Что же испытывает Антония! Жаль, что ее матери уже нет. В такой момент она бы очень ей помогла. Я написала Антонии, предложив свою помощь, но звонить не хотела. Подумала, что у нее и так есть чем заняться, и знала, что ты там будешь.

— Да, была, — сказала Триш, погружаясь в знакомое чувство покоя, которым мать всегда умела ее окутать. Она пожалела Антонию больше, чем за весь день. — Я не помню, что когда-то терялась. Как странно! А ведь можно было ожидать, что такое пугающее происшествие засядет в памяти.

— Или будет похоронено там как слишком болезненное. Тебе было четыре или пять лет, не помню. Мать одной из твоих школьных подружек взяла тебя на ярмарку и на минутку отвернулась. Она была хорошая женщина и сразу же позвонила мне, как только поняла, что ты исчезла, но я готова была ее убить. И так никогда ее и не простила. Насколько я помню, мы вроде были подругами… но после того случая все кончилось.

Ярмарка? Шумная… грохочущая… очень яркая и, как ей казалось, с миллионной толпой, волнующейся вокруг нее как море? Да, подумала Триш, я действительно что-то помню. А Шарлотта даже моложе, чем я тогда. И это было всего на двадцать минут. А сейчас прошло уже больше суток. Что с ней сделали? Неужели это еще не кончилось? О боже! Может, нам было бы легче, если б мы точно знали, что она мертва. Тогда они больше не могли бы причинять ей страдания. О, Шарлотта!

Глава девятая

— У тебя такой вид, будто ты не спал, Майк, — сказал в понедельник утром Стивен, наклоняясь над полированной, синевато-серой поверхностью стойки, чтобы налить себе эспрессо из кофеварки «Алесси». — Что стряслось на сей раз?

Майк поднял глаза от своей огромной чашки, разгладил один ус, потом второй, как делал всегда, когда волновался. Его прелестное лицо было бледнее, чем обычно, и он покусывал изнутри щеки. В его круглых, болотного цвета глазах стоял слепой, безумный ужас.

— У меня все в порядке.

Стивен подавил вздох: все признаки налицо. Он мысленно пробежал свое утреннее расписание и с облегчением вспомнил, что почти до двенадцати у него никаких встреч нет. Если Майк действительно сорвался, а похоже, так оно и было, у него есть время, чтобы привести его в относительно стабильное состояние и при этом не пропустить ничего слишком важного в конторе. Не имело особого смысла задавать вопросы, пока он еще держится; взрыв так и так последует достаточно скоро.

Стивен взял газеты. Верхней в стопке лежала «Дейли Меркьюри», он взглянул на нее с презрением. Это Майк настоял, чтобы они ее выписали, но газета на самом деле представляла собой настоящую помойку.

— Это не одна из твоих учениц? — спросил он, обратив внимание на заголовок. — Шарлотта Уэблок? Дочь богатой банкирши?

Майк лишь судорожно и громко вздохнул, и Стивен снова внимательно посмотрел на него.

— Да, — ответил тот. — И посмотри, там говорится: кто-то ее убил. Посмотри, Стив.

Знающий привычку Майка сгущать краски, Стивен внимательно прочел статью под кричащим заголовком, без труда разобравшись, о чем идет речь.

— Не обязательно, — сказал он, дочитав сообщение. — Она исчезла, беспокоятся за ее безопасность, только и всего. Чего это тебя так разобрало? Понятно, она твоя ученица, но ты же не настолько хорошо ее знал.

Майк покачал головой, но в его глазах по-прежнему стоял ужас.

— Она такая милая малышка, Стив! Если бы ты ее видел, ты бы понял. Свой первый урок она провела сидя на краю бассейна — бледная и дрожащая, но слишком мужественная, чтобы плакать. А теперь она с бортика прыгает прямо ко мне в руки, выныривает с приличной глубины, визжа от удовольствия. Она такая доверчивая, ты не представляешь. И такая милая, Стив. Жаль, ты ее не видел.

Стивен смягчил голос и выражение лица настолько, что никто, даже Майк-паникер, не заметил бы в них и намека на иронию.

— Это ужасно для нее и ее родителей, и я понимаю, тебе неприятно думать о том, что могло с ней случиться, но впадать в такое отчаяние… В чем дело? Давай, Майк, выкладывай!

Глаза Майка наполнились слезами и стали еще более блестящими и трогательными, чем обычно, черные ресницы казались шелковыми.

— Ей всего четыре, Стив.

— И что? — поинтересовался он. В его голосе по-прежнему не слышалось неприязни или хотя бы холодности, но Майк опять принялся кусать изнутри щеки. — Я согласен, что все это очень прискорбно, но разве это имеет какое-то отношение к тебе?

— Нет! Нет! Конечно, не имеет. Как такое может быть? Но разве они мне поверят? Полицейские. Ты же знаешь, какие они. Придут в бассейн. Я давал ей урок всего за пару часов до того, как это случилось. Они наверняка решат, что я… Ты понимаешь.

Стивен обошел стойку и обеими ладонями убрал с лица Майка густые пряди волос, потом идеально отглаженным носовым платком из тонкого льна вытер ему глаза. Майк посмотрел на Стива с тошнотворно знакомым смешанным выражением страха, благодарности и мольбы.

— Не доводи себя до такого состояния. Послушай, Майк, вполне понятно, что у тебя могла быть причина для паники, если бы этот ребенок был мальчиком, но даже самый тупой, самый невежественный полицейский не подумает, что такой человек, как ты, может что-то сделать с четырехлетней девочкой.

— Но большинство из них не видит разницы между геем и педофилом. Они придут ко мне, а потом, возможно, и к тебе и превратят нашу жизнь в ад. Я не только за себя волнуюсь. И за тебя тоже. Тебе не понравится, если они начнут меня обвинять, и это попадет в газеты. Я бы все сделал, Стив, чтобы не создавать тебе проблем. Ты же знаешь.

Стивен вздохнул. Они с Майком жили вместе уже почти три года. Он без памяти любил Майка — и сделал бы для него все, что угодно, — но бывали моменты, когда иррациональные страхи юноши приводили его в бешенство. Длительный опыт подсказывал Стивену, что любой признак гнева лишь усилит истерику Майка — и его собственное раздражение. Сделав глубокий вдох, чтобы привести свой разум в состояние покоя, он принес им обоим еще кофе и насыпал в миску мюсли, которые Майк составлял по особому рецепту, смешивая маленькие пакетики семян и орехов — он покупал их по всему Лондону в одному ему известных магазинчиках, торговавших продуктами для здорового питания, — добавил клюквенного сока и вложил в руку Майка ложку.

— Ешь, — скомандовал он ласково, но при этом твердо. — А пока будешь есть, слушай. Внимательно. Во-первых, не думаю, что им вообще придет в голову поинтересоваться, что эта девочка делала в бассейне в субботу утром, если ее похитили днем, из парка. Во-вторых, не могу представить, чтобы в бассейне тебя хоть раз оставляли с ней наедине. Ведь так?

Майк покачал головой, не донеся до рта капающую полную ложку.

— Кто был с тобой?

— Я давал ей индивидуальные уроки. Няня приводила ее и все время оставалась рядом с бассейном вместе с отчимом девочки. Он не всегда присутствовал на уроках, иногда просто приезжал за ними к концу урока. В этот раз он был там все время.

— Ты видел, как они покидали бассейн?

— Да.

— Все втроем?

— Да.

— Ну вот и нормально. И что ты, скажи на милость, переживаешь? Ешь.

Майк принялся послушно жевать овсяные хлопья, тыквенные семечки и дробленые лесные орехи, пропитанные соком.

— А если полиция придет сюда и начнет задавать вопросы? — спросил он, проглотив.

— Даже если и придут, что с того? Мы здесь не занимаемся ничем противозаконным. По крайней мере я, — сказал Стивен. Он был гражданским служащим администрации министерства внутренних дел и в прошлом несколько раз объяснял Майку со всей жесткостью, какую, по его мнению, мог выдержать юноша, что не потерпит в этой квартире никаких наркотиков. — А ты?

Майк не ответил. Через мгновение Стивен увидел, как его щеки начали заливаться румянцем.