Ольга Лаврова - Отдельное требование Страница 20

— Огнестрельное ранение.

Эдуард Иваныч быстро ощупал руку Васятина, но длинное лицо его сохранило вопросительное выражение. Вопрос был поддержан молчаливым любопытством дежурки. Лейтенант даже выставил нос из-за барьера, полагая, что наступило время подробностей.

Стрепетов попробовал найти слова, но тотчас почувствовал, что добывать их надо из далекой-далекой дали. Все это прошло и кончилось, и он не хотел ничего рассказывать.

— Оказал сопротивление при задержании.

Эдуард Иваныч разочарованно мигнул короткими ресницами.

— А это? — спросил он, описывая над левой щекой Васятина широкий полукруг.

— Попытка к бегству, — уже по накатанному ответил Стрепетов.

Эдуард Иваныч хмыкнул и протянул к лицу Васятина какой-то металлический инструмент. Васятин понятливо разомкнул губы.

«Смотрит, все ли зубы целы».

— Возраст? — коротко кинул Эдуард Иваныч.

— С двадцать второго года, — ответил Стрепетов, начиная тяготиться навязанной ему ролью переводчика.

— Пусть встанет и расстегнет рубашку.

«Там расстегивать-то нечего. Клочья».

— Встаньте, Васятин.

Эдуард Иваныч вооружился стетоскопом.

— Сердце в норме, тоны чистые, — сообщил он.

Так у них и пошло: Стрепетов давал справки, выслушивал комментарии врача и переводил его пожелания Васятину. Он чувствовал себя мамашей, приведшей больного мальчика на медосмотр. «Сейчас он спросит, перенесло ли дитя корь и есть ли в семье алкоголики».

Про алкоголиков Эдуард Иваныч не спросил, но, разматывая с руки Васятина повязку, едко усомнился в ее стерильности. На повязку пошел рукав васятинской рубахи.) Потом он взял длинные кривые ножницы, и Васятин зачарованно следил, как врач выстригает густую шерсть вокруг продолжавшей кровоточить раны...

Теперь, когда Стрепетов курил у барьера, Эдуард Иваныч писал, заканчивая формальности. Но вот уже попрощался и, высокомерно ступая, понес к выходу свой облезлый чемоданчик. Отпущенные женщины двинулись следом. Но что это они говорят ему на ходу? Елки зеленые!.. «Розка охромела». Так вот над чем посмеивались лейтенант с Панковым: Эдуард-то Иваныч — ветеринар! Сельская неотложка!

Теперь домой, домой.

«На наш исходящий № 102 дробь 32 ур сообщаем, что Васятин Д. И. задержан 19.VI сего года в деревне Сосновка Московской области, где проживал в течение пяти дней в доме Суханова П. П., который...»

О, ритуальное косноязычие казенных бумаг — успокоительное и завораживающее! Ползут из-под пера корявые строчки, замыкают в себе, и спрессовывают все происшедшее, и удивительно преображают события и поступки. Уходят краски, драматизм, движение; отсекаются эмоции; и слово теряет объем, остается плоский факт, запечатленный на плоской бумаге.

«...Срочно Телеграфируйте высылку постановления на арест и этапирование Васятина. Одновременно сообщите, есть ли необходимость оперативно-следственных мер в отношении Суханова П. П.».

Вот и все. Господи, ведь только вчера утром, почти в это же время, на стол ему положили отдельное требование Магаданского угрозыска с бисерной приписочкой Головкина:

«Тов. Стрепетову. Прошу исполнить».

И по дороге в столовую Стрепетов сделал крюк и забежал допросить указанного в требовании свидетеля. Оказалось, что тот позавчера уехал в деревню, но соседи дали адрес, и Стрепетов решил съездить в Сосновку. Он даже обрадовался: вырваться часа на три из городского застоя, проветриться.

Да, ничего не скажешь — проветрился! И молочка попил, и на поля полюбовался. Но ему и в голову не могло прийти, чем закончится эта идиллия. Выстрелы, блеск ножа, кисет, веревка с плетня, записка для Пашки посреди чисто выскобленной столешницы и потом дежурка, и чемодан, и все остальное.

Стрепетов перечитал телефонограмму и в предпоследней фразе вычеркнул слово «срочно». Надо думать, ребята из Магаданского угрозыска и так не заставят себя ждать. Сегодня там будет радость. Разве могли они предположить, что вместо сведений о какой-то завалящей посылке получат Васятина собственной персоной?!

Появился Кока.

— Ба, Стрепетуша! — сказал он, удивленно приостанавливаясь на пороге. — Что сей сон означает?

Стрепетов нарушил неписаный устав. Вечером можно было засиживаться на работе сколько угодно — столько, сколько требовали дела. Но по утрам полагалось приходить от без пяти до без одной минуты десять... и ни секундой раньше. Таков был стиль.

— Да вот левая работенка подвернулась. Так сказать, заказ со стороны.

— Это не аргумент, — произнес Кока размеренно и скрипуче, «под Головкина». — Это не аргумент и не может служить оправданием.

Он посторонился, пропуская входившего Тимохина.

— Кстати, где ты вчера пропадал? Тебе обзвонились из прокуратуры.

— А кто звонил?

— Звонил Таргис. Но ты, по-моему, уклоняешься от ответа.

— Вчера... — Стрепетов прикрыл локтем телефонограмму. — Вчера, да как тебе сказать... прохлаждался на лоне природы.

При Кокином нраве оставить безнаказанным явное умолчание о чем-то интересном было немыслимо. Однако он ничего не сказал и отошел к своему столу. Это значило, что он огорчен. Огорчен и обижен, как случалось всегда, когда он чувствовал, что Стрепетов отстраняется от него пустой болтовней. «Ладно, обойдется», — мысленно отмахнулся Стрепетов и придвинул к себе новый лист бумаги.

«Начальнику след. части Головкину А. А., — написал он. — Рапорт.

Доношу, что мной в соответствии с полученным для исполнения отдельным требованием был совершен выход по месту жительства...»

Кока шуровал в сейфе и складывал в папку какие-то бланки и сцепленные скрепочками листы.

— Куда собрался?

— Тюрьма по мне плачет. В десять тридцать назначен один джентльмен удачи на психэкспертизу... — Он подозрительно покосился из-за плеча. — Чему так нежно улыбаешься?

— Ничему. Впрочем, тебе.

— С какой еще стати?

— Просто. Смотрю вот и радуюсь.

Кока вдруг возмутился.

— Слушай, что на тебя наехало? Сдурел совсем!.. Пардон, мамзель, — последнее относилось к Раисе, с которой он столкнулся в дверях.

— Накурили! — проворчала Раиса вместо приветствия. — И когда успели?

По-мужски, без зеркала прошлась гребенкой по коротким волосам, посмотрела на часы.

— Минут через двадцать ко мне потянутся девочки, одна другой краше. Отдел трикотажа, торговля из-под прилавка... Неохота сегодня работать. Жара.

«...выяснилось, что Суханов П. П. находится в настоящее время у своей родственницы в деревне Сосновка...»

— Знаешь, Стрепетов, в отделении ругаются. Говорят, брал вчера Стрепетов мотоцикл, а вернул весь заляпанный кровью.

— Ничего, оботрут.

«...куда мною был совершен выезд с целью допроса Суханова...»

— А в чем все-таки дело?

— Отвозил одного дядю в КПЗ.

— И он плакал кровавыми слезами?

— Примерно.

Вот уже второй раз. Сначала с Кокой, теперь с Раисой он поймал себя с поличным: ему не хотелось говорить о Васятине. Даже со своими ребятами. Почему?

Раиса еще постояла возле него, рассеянно перекинула листок календаря.

— Вчерашним днем живешь, Стрепетуша. Сегодня двадцатое.

«Воображает, что сострила. Да мне этого дня на неделю хватит... если не на месяц. Но сейчас рапорт, рапорт».

«...гр-ка Суханова Т. объяснила, что ее внук Суханов П., приехавший к ней из города Москвы с целью провести в деревне часть отпуска, привез с собой и попросил приютить на неделю незнакомого ей мужчину, с которым Суханов П. познакомился, когда в прошлом году работал на Колыме шофером на том же прииске, где Васятин работал механиком. Суханов больше с ним не встречался — до приезда Васятина в Москву... Об обстоятельствах получения Сухановым П. посылки от Васятина Д. гр-ка Суханова Т. показала, что ее внук Суханов П., уезжая из поселка Берелех Магаданской обл., оставил там пальто и просил товарищей по общежитию выслать его в Москву. Объяснения гр. Сухановой о содержимом посылки не вызывают сомнений, так как во время вскрытия посылки она находилась в гостях у Суханова П., и пальто тут же было передано ей для чистки. Добросовестность самой гр. Сухановой Т. также не ставится под сомнение, так как она по своей инициативе дала показания о месте пребывания Васятина, чего она не сделала бы, если бы вела себя недобросовестно по отношению к следствию... Адрес Суханова П. по объяснению самого Васятина, данного последним при Сухановой Т., тот взял с конверта письма в общежитие, в котором Суханов П. напоминал о своей просьбе выслать пальто; письмо это передали Васятину соседи Суханова, поскольку тот, случайно оказавшись в комнате, предложил свои услуги для отправки пальто. Гр-ка Суханова Т. рассказала...»

Стрепетов и теперь не знал наверняка, почему так легко удалось узнать все про Васятина. Как ему казалось, никакого профессионального мастерства он не проявил... Спросил, где Павел. «Придет, обожди», — ответила бабка. Натаскал ей две бочки воды — невелика услуга. Да и делал он это не с целью завоевать доверие и расположение бабки Татьяны (он и не подозревал тогда, что ему понадобится ее доверие), просто застал ее в огороде, решил помочь, чем томиться ожиданием. А бабка копошилась рядом, приговаривая что-то про погоду, про то, что поливать в жару нельзя, а только как спадет зной и вода в бочках степлится; потом он сидел в избе, пил молоко, и вдруг бабка Татьяна сама заговорила о нежданном постояльце. Почему? Видно, было у нее смутное ощущение опасности от молчаливого гостя. К тому же пьянка, которую он затеял по приезде, вызвала у нее брезгливость и возмущение.