Неродная кровь - Марина Серова Страница 20

– Уважаемая, я не помню, когда я там был в первый раз, но у меня все записано. Самвел Ашотович, можно я органайзер принесу? – Сергей кивнул, паренек убежал и почти тут же вернулся с ним в руках. – Вот, уважаемая, – сказал он, найдя нужную страницу. – Это было двенадцатого июня этого года. Как раз на следующий день после того, как год назад был убит Ашот Арамович, светлая ему память!

– А это что за цифры? – спросила я, показывая на самую нижнюю строчку.

– Это пароль от сигнализации, – объяснил он.

– Зачем же ты его сюда записал? Ведь его мог увидеть кто-то посторонний?

– Я никому не говорил, что это за цифры, и ключи же были у меня, – удивляясь моей непонятливости, объяснил Акоп. – И потом, я никогда не оставляю органайзер на столе, я его в ящик убираю, а тот запирается. Понимаете, уважаемая, Самвел Ашотович распорядился собрать вещи своего отца для того, чтобы потом отдать их бедным через благотворительный фонд, – начал обстоятельно рассказывать Акоп. – В эту квартиру привезли большие коробки из-под костюмов и платьев из магазинов. В них нужно было аккуратно сложить все вещи, потому что бедным людям и так плохо, зачем же их еще и унижать, раздавая им мятую одежду? И я складывал туда чистые вещи Ашота Арамовича, а те, что он уже надевал, отвез в прачечную и химчистку, а потом тоже упаковал. И в каждую коробку я клал листок, на котором было написано, что именно лежит внутри, и заклеивал коробки скотчем. А обувь я всю почистил и тоже сложил в коробки для обуви, а уже их – в большую коробку. А нижнее белье я все постирал – там тогда еще машина была, погладил и в коробку сложил. Это же все целые и дорогие вещи, которые еще кому-то могут пригодиться.

– Ты большой молодец, – сказала я. – Но там ведь было еще и постельное белье?

– Да, уважаемая! – кивнул он. – Все чистое постельное белье я сложил в коробки, а то, что было на постели, отнес в прачечную, а подушки и одеяла – в химчистку. А потом прямо оттуда я их отвез в благотворительный фонд. И всю посуду я отмыл и тоже сложил в коробки. А еще я следил, как отсоединяли и увозили разную технику. А когда там уже увозить было нечего, я вымыл полы, поставил квартиру на сигнализацию, запер дверь, приехал сюда и отдал ключи Самвелу Ашотовичу.

– Все так и было, – подтвердил Геворкян.

– Самвел Ашотович, распечатка готова? – спросила я, и Геворкян вместо ответа протянул мне скрепленные степлером листки. – Акоп, ты каждый раз записывал, что идешь в квартиру Ашота Арамовича.

– Да, – покивал парнишка. – Я записывал это и то, что там нужно сделать.

– Давай сверим, в какие дни ты там бывал, – предложила я.

Мы начали сверять, и оказалось, что где-то с середины августа с пульта квартиру снимал неизвестно кто.

– Самвел Ашотович, а какого числа там были те, с кем вы сегодня уже разговаривали?

Геворкян забрал у меня распечатку и галочками отметил две даты.

Когда она снова попала мне в руки, я только головой покачала.

– Скажи мне, Акоп, – продолжила я. – Ты сказал, что в квартире не осталось никаких постельных принадлежностей. Но дело в том, что там на кровати лежат подушка и одеяло. Я их видела собственными глазами, и не только я. Подумай, кто мог их туда принести?

– Этого не может быть, уважаемая! – почти закричал парнишка. – Я же своими руками все оттуда вынес.

– А ты не мог где-то оставить ключи?

– Да вы что?! – Парнишка покраснел как рак, губы у него задрожали, а в глазах появились слезы. – Как вы можете такое подумать? Мне Самвел Ашотович такое доверие оказал, а я его подвел бы?

– Акоп, тебя никто ни в чем не обвиняет, – успокоила я его. – Просто подумай. Вот тебе вечером дали ключи, ты поехал в квартиру Ашота Арамовича. Ты никогда никуда не заходил по дороге туда, оттуда домой или на следующий день из дома сюда?

Тут парнишка смутился так, что даже стал меньше ростом и объемом.

– Значит, что-то такое ты вспомнил? – спросила я.

– Да! – почти прошептал парнишка. – Это в августе было. Вот! – Он показал на запись в своем органайзере. – Десятого числа. Иван Михайлович отправил меня проверить, как там в квартире, потому что позвонили соседи и сказали, что пахнет газом. Иван Михайлович мне даже машину дал, чтобы я быстрее добрался. Когда я приехал, оказалось, что тревога была ложная. Просто кому-то что-то показалось. Но я все равно зашел в квартиру и проверил все краны, и воды тоже. Они были закрыты, я поставил квартиру на пульт, запер дверь и пошел домой. А когда я проходил мимо летнего кафе, меня вдруг окликнул Саркис – он там сидел и пил пиво. Он меня позвал и пригласил посидеть вместе с ним, потому что у него плохое настроение и не хочется оставаться одному. Он сказал, что купит мне пива. Я его не люблю, но мне стало жалко Саркиса, и я согласился с ним посидеть немного.

– Акоп, но ты же пиво все-таки пил?

– Да, уважаемая, пил, – произнес он таким тоном, словно сознавался в убийстве Кеннеди.

– Август, вечер, жарко. Ты снял пиджак, повесил на спинку стула. Ты пил пиво. А после пива людям обычно нужно посетить туалет. Ты туда ходил?

– Да, два раза, он там внутри находится, – голосом приговоренного к смерти ответил Акоп.

– А где ты носил ключи? Случайно, не в кармане пиджака? – Парнишка, не в силах произнести ни слова, только кивнул. – Когда ходил в туалет, пиджак, конечно, не надевал, он оставался около стола. Как же ты не побоялся оставить пиджак, вдруг бы кто-то взял ключи от квартиры?

– Но ведь там был Саркис, – оправдывался Акоп. – При нем бы никто не стал воровать ключи.

– И долго вы там просидели?

– Нет, когда я второй раз из туалета вернулся, Саркис сказал, что пора по домам.

– Большое спасибо тебе, Акоп. Ты нам все очень толково объяснил, – поблагодарила его я.

– А по поводу одеяла и подушки, – все