Неле Нойхаус - Живые и мертвые Страница 21

* * *

Ренаты Роледер не было дома, поэтому Боденштайн решил заехать к ней позже и сначала поехать в Оберурзель. В глубине души он тоже был рад, что Нефф ушел, потому что он вносил в его коллектив определенное волнение. Во время его первой беседы с психологом с глазу на глаз он, очевидно, был недостаточно убедителен. Он должен был ему объяснить, что его заносчивое поведение приведет к обратному результату.

Зазвонил его мобильный телефон. Фрау Вагнер, ассистентка Инки в ветеринарной клинике, должна была уходить домой, а Инка еще не вернулась. Черт подери!

– Я позвоню отцу, чтобы он забрал Софи, – сказал Боденштайн. – В любом случае большое спасибо.

Он набрал номер домашнего телефона своих родителей, надеясь, что они смогут позаботиться о ребенке, пока он сегодня не освободится. К счастью, у отца было время, и он пообещал сразу выехать, чтобы забрать внучку в ветеринарной клинике.

– Я могу прийти довольно поздно, – сказал Боденштайн.

– Тогда она останется у нас на ночь, – ответил отец, и Боденштайн вздохнул с облегчением. – Это ведь не в первый раз. Заберешь ее завтра утром.

Боденштайн поблагодарил и убрал мобильник. Ему не нравилось, что он вынужден постоянно куда-то пристраивать дочь, но что оставалось делать? Разве Козима не делала то же самое? После конфликта, произошедшего сегодня в обед на кухне, он хотел еще раз спокойно поговорить с Софией, но его работа была важнее, а взять малышку с собой на следствие он не мог.

Они поехали непосредственно в полицейский участок в Оберурзеле, чтобы забрать анонимное письмо. Как и извещение о смерти Ингеборг Роледер, это письмо было напечатано на обычной бумаге и вложено в простой конверт без окошка, на который так же был наклеен напечатанный на компьютере адрес и приклеена почтовая марка. Прежде чем взять письмо в руки, Кристиан Крёгер натянул латексные перчатки и стал его внимательно изучать.

«Памяти Маргарет Рудольф, – прочитал он. – Маргарет Рудольф должна была умереть, потому что ее муж виновен в убийстве из корыстных побуждений и тщеславия. Судья».

– Мне интересно, что скажет на это профессор Рудольф. – Боденштайн посмотрел на часы. Было около шести. Еще не поздно для визита. Через некоторое время они остановились перед домом профессора Рудольфа, который был окутан сплошной темнотой. Падал легкий снег. Крёгер остался в машине, а Пия и Боденштайн направились по дороге, ведущей к дому. Сработал датчик движения, и над гаражом вспыхнул прожектор.

– Надеюсь, он дома. – Пия нажала кнопку звонка.

Через некоторое время профессор открыл дверь. Его худое лицо был небритым и бледным. Он выглядел так, что, казалось, будто он за последние сорок восемь часов постарел на десять лет.

– Что вы хотите? – не здороваясь, спросил он с ноткой недовольства в голосе.

– Добрый вечер, – ответил Боденштайн вежливо. – Мы хотели бы вам кое-что показать. Позвольте войти?

Профессор замялся, но потом, спохватившись, поспешно проговорил:

– Конечно. Пожалуйста, извините.

Они последовали за ним через холл в гостиную. Паркет скрипел у них под ногами. В доме было душно, пахло табачным дымом и едой.

– Ваша дочь сейчас не живет с вами? – поинтересовалась Пия.

– Каролина должна заниматься Гретой. Особенно сейчас. – Профессор включил свет. – Я как-нибудь справлюсь. А что мне, собственно говоря, остается делать?

Светильник над обеденным столом окутал помещение бледным светом, который постепенно становился все более ярким. Профессор остановился посередине комнаты и решительным движением руки указал на стол, на котором стояли грязные стаканы и тарелки.

Но за стол никто не сел.

– Господин Рудольф, – начал Боденштайн, разворачивая копию извещения о смерти. – Это извещение пришло сегодня с почтой в полицейский участок в Оберурзеле. Мы предполагаем, что его отправил преступник. До сих пор мы считали, что убийство вашей жены было случайностью, но содержание этого извещения дает взглянутьь на дело по-другому.

Боденштайн протянул листок профессору. Он пробежал текст и побелел. Потом поднял глаза.

– Что… что это значит? – прошептал он хриплым голосом. – Я уже более двадцати лет занимаюсь трансплантационной хирургией. Я спасаю жизни! Я уже десятки лет во время собственного отпуска бесплатно оперирую в больницах Африки!

Он выдвинул из-за стола стул и тяжело опустился на него. Он еще раз прочитал извещение о смерти и растерянно покачал головой. У него тряслись руки.

– Может быть, кто-то, кому вы пересадили новый орган, умер, – предположила осторожно Пия. – И его родственники сделали вас ответственными за его смерть.

– Каждый пациент, который решается на трансплантацию, знает, что альтернативой может быть только смерть, – возразил на это чуть слышно профессор. Он чуть отодвинул листок, снял очки и большим и указательным пальцами правой руки потер глаза.

– Господин профессор, мы хотели бы попросить вас подумать о происхождении этого обвинения, – сказал Боденштайн.

Профессор не отреагировал.

– Моя жена, которую я любил больше всего на свете, умерла, – прошептал он наконец. – Моя дочь и внучка тяжело травмированы. Мы потеряли основу нашей семьи. Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я… я не в состоянии отвечать на какие-либо вопросы.

Его голос оборвался, он медленно поднял голову, как будто это требовало больших усилий, которые давались ему с трудом. От подвижного, самоуверенного мужчины, которого Пия в первый раз увидела вечером в день убийства его жены, ничего не осталось. Перед ними сидел сломленный человек, который не мог справиться не только с потерей своей жены, но и с обвинением в том, что он виновен в ее смерти.

– Уходите. Пожалуйста.

– Конечно. Не провожайте нас, – сказал Боденштайн. У двери Пия обернулась и увидела, что профессор уронил голову на руки и плакал.

* * *

Ренаты Роледер не было ни дома, ни в цветочном магазине, поэтому они вернулись в комиссариат. Боденштайн простился с ними внизу, на парковочной площадке, а Крёгер повез оба анонимных письма в криминалистическую лабораторию в Висбаден, чтобы их исследовали на предмет отпечатков пальцев и следов ДНК, поэтому Пия вошла в здание одна. Кабинеты К‑11 были пусты. Катрин благоразумно отправилась домой, чтобы лечь в постель, а Андреас Нефф, кажется, больше вообще не появлялся. Пия отправилась в свой кабинет и наткнулась там на Кая, который пребывал в дурном расположении духа.

– Нефф, этот идиот, перерыл все мои документы по делу! Ну, попадись он мне только в лапы! – пригрозил Кай. – Я битых два часа потратил на то, чтобы восстановить порядок в своей системе.

И хотя Кай Остерманн со своими стянутыми в конский хвост волосами, никелированными очками и небрежной одеждой производил впечатление компьютерного фрика, он был самым организованным человеком из всех, кого Пия когда-либо встречала.

– Я его предупреждала, – сказала она, – но он хотел непременно расположиться в нашем кабинете.

– Пусть только еще раз здесь появится, – сердито ворчал Кай себе под нос. Чтобы немного исправить ему настроение, Пия рассказала об инциденте в полицейском участке в Эшборне, который завершился тем, что Нефф добровольно испарился.

– Наполеон! Точнее не скажешь, – усмехнулся Кай. – Если он будет продолжать в том же духе, то получит здесь свое Ватерлоо.

Пия сообщила ему о двух извещениях о смерти и о разговоре с профессором Рудольфом, который не дал никакого результата. Она как раз завершила свой рассказ, когда зазвонил ее мобильный телефон.

– Привет, Хеннинг, – поприветствовала она своего бывшего супруга. – Что случилось?

– До меня дошли слухи, что я выиграл наш спор, – сказал он ироничным тоном, который сразу вывел Пию из себя. – Ты послала Кристофа в круиз в одиночестве.

– Какой спор? – переспросила она холодно. – Я никогда этого не любила.

– Как всегда: наше приглашение остается в силе. Мириам будет очень рада, если ты придешь к нам на Рождество.

Это было очень мило, но Пия не испытывала ни малейшего желания праздновать Рождество в квартире, в которой она сама несколько лет жила с Хеннингом и в которой однажды после развода застала его с прокуроршей Лёблих – они развлекались на журнальном столике. Эта квартира хранила в себе слишком много воспоминаний, и больше плохих, чем хороших.

– Очень любезно с твоей стороны, – сказала она, – но я хочу воспользоваться возможностью и навестить свою семью. Сестра и брат все рождественские праздники проведут у родителей.

– Ну, тогда желаю приятно провести время, и передавай большой привет от меня, – ответил Хеннинг.

Они еще немного поговорили о переполохе в торговом центре, и Пия рассказала ему об извещениях о смерти, отправленных снайпером. И хотя Хеннинг, будучи руководителем Института судебной медицины, формально не являлся сотрудником полиции, он все же был важной составной частью коллектива и благодаря своему опыту и смекалке постоянно давал очень полезные советы.