Андрей Воронин - Алкоголик Страница 21

Абзац мечтательно улыбнулся, затягиваясь сигаретой. Как это, в сущности, просто — отправить человека в мир иной так, чтобы никто ничего не заподозрил. Всего-то и надо, что проникнуть в дом, дождаться, пока все угомонятся, подойти к постели и надломить под носом у спящего тоненькую стеклянную трубочку, внутри которой заперта смерть, не имеющая ни цвета, ни запаха. После этого останется только незаметно выбраться из спящего дома, миновав клюющего носом охранника. Собственно, охранника можно и не обходить. Мало ли, кто и за что может убить охранника! Главное, что любой врач при вскрытии вынужден будет признать, что смерть Папы вызвана естественными причинами: переутомлением, алкоголем и иными нездоровыми излишествами, которых не выдержало больное сердце дорогого покойника.

Докурив сигарету до самого фильтра, как того требовал создаваемый образ, Абзац вернулся в вагон, развалился на скамье, широко расставив ноги в стоптанных и нечищеных армейских бутсах, откинул лохматую голову на неудобную спинку сиденья, закрыл глаза и неожиданно для самого себя по-настоящему задремал.

Ему снова приснилась какая-то путаная дрянь, и он проснулся через полтора часа, покрытый липким потом и с чугунной головой. Послеполуденное солнце било прямо в пыльное окно, возле которого он сидел, проклятая кожанка нагрелась так, что, казалось, готова была вот-вот задымиться и вспыхнуть. Под ложечкой было неприятное ощущение, возникавшее у Абзаца всякий раз, когда ему случалось заснуть днем. Зеленые очки в круглой металлической оправе съехали на сторону, в уголках губ скопилась набежавшая во сне слюна. Абзац бросил испуганный взгляд на часы, сел прямо, поправил очки и осторожно ощупал парик, чтобы убедиться, что тот по-прежнему сидит на месте. Почмокав губами и несколько раз сглотнув, он встал и нетвердой походкой вышел в тамбур: ему было просто необходимо прочистить мозги.

До дачного поселка он добрался в четыре часа дня. Это место было ему знакомо лишь по нарисованному от руки плану, который он получил две недели назад от одного из людей Хромого, и Абзац не сразу понял, что уже достиг цели. Хвойный лес по-прежнему стеной стоял по обеим сторонам дороги. Под ногами лежал гладкий, влажно поблескивающий после дождя асфальт, обочина дороги была твердой и ровной, без ухабов и ям. Потом справа вдруг возник ответвляющийся от дороги узкий боковой проезд — асфальтированная аллея в окружении огромных мрачных елей. Проходя мимо, Абзац автоматически повернул голову и увидел резные деревянные ворота в полтора человеческих роста и казавшийся матовым из-за осевших на нем мелких капелек воды багажник чьей-то черной «Волги». На левом столбе ворот красовалась умело вырезанная двойка в окружении каких-то вычурных деревянных завитков, а в глубине участка из зелени торчала островерхая крыша, крытая красной черепицей. Жестяной колпак над дымоходом тоже был узорчатым, ажурным по краю, а на его верхушке торчал флюгер в виде веселого черта, показывающего кому-то нос. Этот целиком скопированный со старинного рижского флюгера хвостатый бездельник окончательно убедил Шкаброва в том, что он достиг конечной цели своего путешествия: вряд ли фермер и тем более лесник пошел бы на расходы, связанные с изготовлением и установкой подобного архитектурного излишества. Это была, конечно же, чья-то дача, и, судя по номеру на воротах, где-то поблизости в лесу скрывались коттеджи под номерами один, три и так далее. Дача номер девять, внутрь которой намеревался проникнуть лохматый неформал Варнаков, располагалась, если следовать привычной логике, по другую сторону дороги.

Абзац закурил, поправил на плече ремень сумки и двинулся дальше, перейдя с нормального походного шага на шаркающую ленивую иноходь принципиального бродяги и бездельника, обкурившегося до полной потери ориентации во времени и пространстве. С первого взгляда на эту сутулую фигуру становилось ясно, что он не имеет никакого представления о том, куда и зачем идет. Со стороны он напоминал совершенно опустившееся существо, дрейфующее по свету по воле ветра и волн в обход милицейских постов.

Боковые аллеи теперь густо следовали одна за другой с интервалами в двести — двести пятьдесят метров. Миновав четыре, Абзац остановился посреди пятой, вынул из наколенного кармана бутылку и, свинчивая колпачок, как бы между делом бросил взгляд через дорогу.

Ворота, видневшиеся в конце сырой еловой аллеи, были не железными, как он почему-то вообразил, а деревянными. Широкие, матово-черные плахи мореного дуба были взяты в прочную раму из стальных уголков, тоже выкрашенную в черный цвет. На этом мрачном фоне начищенная до блеска медная цифра девять горела, как маленькое солнце, и была заметна даже издали.

Легкий ветерок пробежал вдоль шоссе, заставив широкие еловые лапы колыхнуться и сбросить на землю заряд крупных холодных капель. Он шевельнул спутанные пряди мертвых чужих волос, в беспорядке лежавшие на плечах потертой мотоциклетной куртки. Несколько сорвавшихся с ветвей капель упали Шкаброву за шиворот. Он зябко повел плечами, отхлебнул из бутылки, растер подошвой армейского ботинка окурок и, по-прежнему держа полупустую бутылку в опущенной руке, ленивой заплетающейся походкой стал по диагонали пересекать проезжую часть, прямиком направляясь в готовую захлопнуться западню.

Глава 7

КРОШКА В ЧЕРНОМ

Чиж вышел на высокое крыльцо и глубоко вдохнул сырой после затяжного дождя воздух, до отказа наполненный такими непривычными ингредиентами, как аромат хвои, грибной запах и обыкновенный кислород, не загаженный выхлопными газами. Таким воздухом хорошо дышать, когда у тебя нет никаких проблем: на рыбалке, у костерка, и чтобы позади, на границе света и тьмы, стояла палатка, которая тебе не пригодится, потому что спать тебе не хочется, а на костре чтобы булькал котелок с ухой или шипели, роняя на пышущие жаром угли капли жира, нанизанные на длинные шампуры шашлычки… Ну и, конечно, чтобы в правой руке был стаканчик, а в левой — бутылочка. Нет ничего вкуснее, чем шашлычки с зеленью, да под холодную водочку! Говорят, что шашлыки лучше всего идут под сухое красное, но это брехня, эстетские изыски. Этого красного нужно выпить ведро, чтобы получился хоть какой-то эффект, и эффект этот известен наперед: будешь бегать в кусты каждые две минуты — вот и весь эффект.

Чиж встряхнулся, отгоняя посторонние мысли, и еще раз внимательно осмотрел просторный двор, засеянный короткой и густой изумрудной травой, какой не встретишь в природе. Идеально ровный газон занимал всю площадь двора и был разлинован гладкими, как стекло, бетонированными дорожками. Дорожка пошире вела от широких дубовых ворот прямо к приоткрытым дверям гаража, за которыми тускло поблескивал в полумраке хромированными деталями высокий радиатор здоровенного пикапа «шевроле». На этом пикапе зажравшаяся обслуга кондрашовской дачи возила, видите ли, дрова и вообще использовала его для хозяйственных нужд, как какой-нибудь мотоблок производства Минского тракторного завода.

Из гаража, старательно вытирая ничем не запачканные руки, вразвалочку вышел человек в потертых джинсах и тесноватой рабочей куртке с масляным пятном на животе. Когда он зачем-то обернулся к стоявшей в гараже машине, Чиж заметил в кармане его джинсов тяжелый брусок портативной рации. Слева под мышкой его куртка странно топорщилась, и Чиж подумал, что внимательному наблюдателю весь этот маскарад покажется смешным.

— Гаврилов, — позвал он водителя, — сгинь. Не отсвечивай ты, Христа ради. И другим скажи, чтобы попрятались. Актеры из вас, как из меня… гм… генерал.

Он запнулся, потому что привычное сравнение по какой-то странной ассоциации воскресило в памяти недавний разговор с Лаптевым. Чиж так и не понял, чего хотел от него подполковник, намекая на продвижение по службе. Над всеми его намеками и посулами ощутимо висело невысказанное «если»: все будет хорошо и даже великолепно, если… Если что? Разговор шел об Абзаце. Лаптеву не нравилась перспектива изловить легендарного киллера, и он этого не скрывал, а потом вдруг ни с того ни с сего принялся нахваливать Чижа и прочить его в генералы… «Это что же, — подумал Чиж, — он что, пытался намекнуть, чтобы я оставил Абзаца в покое и дал ему довести начатое до логического завершения? Да ну, чепуха же! Лапоть, конечно, не гений, но не настолько же он глуп, чтобы снюхаться с Хромым!»

Дойдя до ворот, он обернулся и в последний раз окинул взглядом казавшийся приземистым из-за своей огромной площади трехэтажный особняк и широкий двор с изумрудной травкой, светлыми бетонными дорожками и черными пирамидами старых елей, которые были в беспорядке разбросаны по участку. По случаю летнего времени многие окна были распахнуты настежь, в том числе и широкие окна зимнего сада, из которых буйно выпирала темно-зеленой листвой какая-то нездешняя флора. В глубине дома надоедливо тренькал под чьими-то неумелыми пальцами дорогой концертный рояль, легкий ветерок играл занавеской в одном из окон второго этажа. Двор был пуст, если не считать одинокого охранника, который клевал носом, сидя на вынесенном из будки у ворот стуле. «Идиллия, — подумал Чиж. — Потерянный и вновь обретенный рай. В таких местах человек поневоле расслабляется, поскольку именно для этого они и предназначены. Забор высокий, ворота прочные, охрана на местах, и потенциальная жертва под шум леса ощущает себя в полной безопасности. У профессионального киллера психика, конечно, покрепче, поустойчивее, но какое-то, пусть минимальное, воздействие обстановка оказывает и на нее. Значит, он тоже расслабится, хотя бы чуть-чуть, ровно настолько, чтобы не заметить западни. Вот тут-то мы его и прихватим, потому что мы — в частности, я — расслабляться не имеем права.»