Евгения Михайлова - Разрушительная красота (сборник) Страница 21

— Вам помочь? — спросила Ира. — Вы не можете открыть? Наверное, у вас света здесь нет. У меня в айфоне фонарь.

— Да, спасибо, — произнес красивый голос, который показался ей знакомым. — Здесь такое темное место всегда. И света, возможно, нет. Он все равно мне не поможет. Я ничего не вижу. Кто это?

— Я Ирина, ваша соседка с пятого этажа.

— Очень приятно. Константин Николаевич.

Ирина включила фонарик, он осветил красное, мокрое от пота лицо и ярко-голубой глаз. Один.

— Я смогу открыть решетку со своей стороны?

— Видимо, да. Это не сложно. Понимаете, я что-то разбил на кухне, поскользнулся, упал, потерял очки. В них я немного вижу. А тут кромешная слепота.

— Давайте попробуем вместе. Мы сейчас во всем разберемся.

У них не сразу, но получилось. Добрались до квартиры. Ирина включила в прихожей свет. Квартира большая. Мрачноватая, с тяжелой мебелью, стеллажами для книг во всех комнатах от пола до потолка. Ирина взяла в руки толстую монографию, прочитала фамилию автора:

— Господи, Константин Николаевич, мне сразу показалось, что это вы. Но в подъезде действительно темнотища — не узнала сразу.

— Мы знакомы?

— Вы у нас лекции читали по психиатрии. Я окончила Первый мед. Хирургию. Пошла сначала поработать хирургической сестрой, а потом так и осталась. Некем заменить.

— Очень приятно, Ирина. Вы помните мои лекции?

— Как их можно забыть! Давайте я пройду сама на кухню, приберу, подниму очки, а вы тут посидите, в кресле.

— Я должен сначала объяснить, Ирина. Дело в том, что вчера похоронили мою жену. Я хочу, чтобы вы поняли, почему здесь такой беспорядок. Родственники Тамары привезли меня, а я ночью совсем перестал видеть. Поэтому потерял очки. Да, все в таком порядке.

— Мне очень жаль. И я очень рада вас видеть. Сейчас разберемся.

Ирина убрала осколки вазы с пола на кухне, подняла мокнущие в луже темно-красные гвоздики. Четное количество. Нашла очки, долго их протирала. Вымыла и насухо вытерла пол. Посмотрела на какую-то странную еду в холодильнике, сбегала к себе, принесла кое-что из того, что наготовила. Помогла профессору Тонкову дойти до кухонного стола, сесть на диванчик. Он надел очки… Да, теперь это, конечно, он, лучший психиатр не одного поколения, создатель отличного препарата, который впоследствии был скандально продан вместе с патентом. Из-за этого у профессора случился инсульт, закрылся один глаз. А препарат поменял немного название, и теперь его можно купить в разных странах. У нас — нет. А эта красивая женщина на портрете — Тамара Ивановна, его жена, и она вчера была похоронена. Вот на стене портрет ее же молодой, с ребенком на руках. Она мало изменилась…Такое удачное лицо. Вот они вместе, оба молодые. И он очень похож на Блока. Его так и называли студенты.

Профессор держал в тонких пальцах стакан в высоком серебряном подстаканнике, пил чай, пытался что-то есть, явно не мог ничего проглотить, но при этом не забывал хвалить Иру за то, что так вкусно.

— Вы были правы, Ирочка. Я немного успокоился, начинаю видеть. Вы, наверное, хотите спросить, как я буду жить один? Я не буду жить один. За мною приедет, конечно, сын Вася из Франции. Но, по сути, я и там все же буду один. Раз без Тамары. И вот это мне трудно принять: как она останется здесь, одна, когда я уеду.

Сердце Иры уже было в клочья. Сын профессора Тонкова преподавал у них на факультете. И был известен как очень плохой человек, хам и вымогатель.

— Вы спросите, почему Васи не было на похоронах? Он не успел оформить документы. У него же там бизнес, дела.

У Василия Тонкова во Франции сеть автомобилей для перевозки грузов. Его выгнали из института после очередной отвратительной истории. Говорят, он забрал все деньги родителей и все равно стал банкротом.

— Тамара — это очень серьезная любовь. Это очень большая потеря, — произнес Константин Николаевич.

Потом он сам дошел до ванной, долго умывался. Потом Ира стояла за его спиной и слышала, как он плачет. Он для того и включил воду, чтобы она это не слышала. Его тихого непрерывного крика.

Они обменялись телефонами. Ира поднялась к себе. Вот и второй сосед появился за один день в контактах ее айфона. Она написала: «профессор».

Как-то без толку покрутилась. «Лихо», как говорит деревенская бабушка мужа. В дверь позвонили. Ирина открыла, она никогда не смотрит в глазок и не спрашивает: «Кто там?» На площадке стояла высокая статная женщина, с гладкими волосами, собранными сзади в пучок. У нее была красивая улыбка и внимательные, какие-то слишком внимательные глаза.

— Здравствуйте, Ирина. Меня зовут Елена Петровна Панова. Я — ваша соседка с четвертого этажа. Вижу вас иногда в окно. Вы очень красивая семья. Сегодня вы с Людмилой разговаривали довольно долго. Я подумала, что вы, наверное, отдыхаете.

— Да. Отдыхаю, точнее, бегаю по хозяйству. Муж и сын на даче.

— Вы не собираетесь больше выходить?

— Что-то нужно?

— Да, очень. Хотела вас попросить купить мне лекарство, вот я написала, а то я не могу оставить квартиру.

— Я схожу.

— Я так благодарна, — улыбнулась Елена Петровна, — как увидела вас, сразу поняла, вы не такая, как все. И еще проблема. Я не получила пенсию. Если есть возможность купить лекарство, я сразу после праздников отдам деньги.

— Да, конечно.

— Я буду вас ждать. Квартира моя — слева на площадке.

Ирина сбегала в аптеку, позвонила Елене Петровне. Та сразу открыла, как будто стояла у двери. Приветливо пригласила. Ирина вошла в практически пустую квартиру с замытым до белизны паркетом. Они прошли в гостиную. На голом деревянном письменном столе стоял компьютер и лежали стопками школьные тетради. У стены — узкая деревянная кровать с белоснежным постельным бельем, — и это все, не считая самодельного стеллажа для книг от пола до потолка. На стене висел большой портрет, написанный маслом: девушка с тонким и скорбным лицом.

Ира поставила лекарство.

— Я, наверное, побегу. Никак окна не помою.

— Да, конечно, спасибо. А может, чаю выпьете?

— Да нет… Елена Петровна, а еда у вас есть?

— Кажется, — небрежно ответила Елена Петровна.

— Я пирожки испекла. Сейчас вам принесу.

Елена Петровна милостиво кивнула и улыбнулась.

Ира спустилась с пирожками на тарелке. Дверь была открыта настежь. Хозяйка ждала на пороге.

— Вы такая добрая, прелестная. Так меня выручили. Я ведь не могу оставить квартиру.

— А что с квартирой?

— С ней все нормально. Просто ценные архивы. Люди вокруг ужасные.

«Сумасшедшая», — спокойно отметила Ирина. Взгляд вдруг упал на две полки новых, красиво изданных книг.

— Это Адам Морз! Я очень люблю этого писателя. Но я не видела таких книг в продаже. Вам тоже нравится его проза?

— Нет, не нравится. Это мой муж. Покойный. Книги издали совсем недавно. Я собирала в его архиве то, что не было издано раньше. Потом издательство решило включить и то, что уже издавалось. Если хотите, я вам подарю книгу. Выбирайте.

Ирина просмотрела, выбрала один роман, который читала давно, захотелось перечитать. Но обложка была не такая новая. Она открыла… На первой странице было написано: «Аленьке», от руки. Ирина поставила книжку на место.

— Эта с автографом.

— Да, это еще Адам при жизни издавал, подписал дочери. Он все книги подписывал дочери. Его дочери. Я — мачеха. Но вы можете взять. У него в каждой вновь изданной книге посвящение: «Аленьке». Издатели сохранили. Это она на портрете. Очень хороший художник писал. Красивая, да?

— Очень. Она в другом месте живет?

— Да. На кладбище рядом с папой она живет… Они умерли с разницей в месяц. Первой она.

— Что-то случилось с ней?

— Да нет… Не знаю. Она была хитрая. А в доме сплетничают, что я ее довела. Меня не любят. Поэтому я стараюсь не оставлять архивы.

— Архивы Морза?

— Не только. Я вам сейчас кое-что покажу.

Елена Петровна полезла под стол. Там, на полу, плотными рядами стояли большие, крепкие папки. Она нашла одну с порядковым номером, нарисованным фломастером. Открыла и протянула Ирине.

— Присядьте, взгляните.

Ирина осторожно подняла желтый листочек, исписанный аккуратным, мелким почерком, потом еще один.

— Боже. Тысяча восемьсот двадцать седьмой год. Тысяча восемьсот тридцатый. «Дорогая моя девочка…» «Здравствуй, сын…» Сибирь! Вы потомок декабриста Панова?

— Да, — рассмеялась Елена Петровна. — Приходите еще, много интересного дам почитать.

Ирина поднималась к себе с книгой и с кашей в голове. И на этот раз на самом деле поднялась автоматически этажом выше. Там, у открытого окна, стояла и курила какая-то очень значительная женщина. Столько изящества и благородства. Старое и прекрасное лицо. Она улыбнулась Ирине.

— Здравствуйте. Впервые встретились. Я вас вижу иногда в окно.