Рут Ренделл - Живая плоть Страница 21

После Лейтона поезд наконец вышел из туннеля. Виктор по этой линии так далеко еще не забирался. Это была сущая окраина, глазу открывались задние стороны домов с длинными садами, полными травы, цветов и грушевых деревьев, тянущимися до шоссе. Еще четыре станции, похожие друг на друга, как близнецы, а затем, после Бакхерст-Хилл, внезапно возникла сельская местность, часть окружающего Лондон зеленого пояса. Лоутон, Дебден и громадный участок, застроенный муниципальными домами с промышленными зонами, но и эти остатки мегаполиса сошли на нет. Опять пошли сельские дома и бесконечные сады. Поезд замедлил ход и остановился. Станция называлась «Тейдон-Буа».

Виктор уставился на название станции. Он не смотрел на схему метро, и ему не приходило в голову, что Тейдон-Буа будет в этом лесном углу, рядом с Эппингом. «Эссекс» – было написано в «Стандарде», и, конечно, это был Эссекс, столичный, но все-таки Эссекс. Одно из самых больших графств Англии, протянувшееся от Вудфорда на юге до Харвича на севере. Ему казалось, что буквы начали дрожать и расплываться. Покрывшись испариной, Виктор резко вскочил и, опершись руками на оконную раму, еще раз вчитался в название станции. Двери закрылись, и поезд тронулся. Виктор отвернулся и невидяще посмотрел в лицо попутчика, мужчины средних лет.

Сосед ему улыбнулся.

– Тейдон-Буа, – сказал он, – или Тейдон-Буэ, как называют его местные жители.

И захихикал своей шутке.

Виктор промолчал. Он сел на свое прежнее место, пытаясь справиться с дрожью в руках. Значит, вот где живет Флитвуд. Где-то там, за станционными зданиями и деревьями, находится дом с красивым фронтоном, с розами вокруг двери и кормушкой для птиц в саду. Если бы он посмотрел на схему метро, подумал Виктор, то увидел бы, где находится Тейдон-Буа, и не поехал бы по этой линии. Закрыв глаза, он никак не мог выкинуть из головы название этой станции. И буквы, словно живые, продолжали дрожать, наливаясь белым светом, а потом пустились в пляс. Теперь Виктор очень сожалел, что вообще решил в этот день выбраться из дома. Еще с утра его подташнивало и знобило. Может, он заболел, да и какой смысл был ехать в Эппинг? Что это могло ему дать? Купить дом ему не по карману, и там не будет сдаваемых квартир, в таких местах их никогда не бывает. Будто ему хотелось жить всего в миле от Флитвуда!

Поезд остановился в Эппинге, и Виктор вышел. Все равно это конец линии. Заколебался, подумав, что вполне можно было остаться в поезде и ехать обратно, но его остановило то, что его начало опять подташнивать. Свежий воздух должен помочь. Виктор и представить себе не мог, как его стошнит в вагоне, на глазах у людей.

Насколько он видел, Эппинг не особенно изменился. Хай-стрит даже казалась несколько спокойнее, менее загруженной автомобилями. Да и пробок почти не было. Виктор заметил уличные знаки, указывающие выезды на новое шоссе, построенное за десять его пошедших псу под хвост лет. Широкая рыночная площадь почти не изменилась. Такими же остались и водонапорная башня, выстроенная в форме замка, заметная за несколько миль, и церковь из серого камня, и большая треугольная лужайка, и высокие тенистые деревья. Виктор прошел город из конца в конец, от края леса, примыкающего к водонапорной башне, до больницы Святой Маргариты. Но во время своей прогулки ничего не замечал. Будто бы в его мозгу выключили какие-то проводки, и он мог думать только о Флитвуде и том факте, что бывший полицейский находится лишь в одной-двух милях от него, за склоном холма на юго-востоке. Или даже ближе, ведь жители Тейдон-Буа наверняка ездят сюда за покупками.

Шагая обратно, вниз по склону холма, он сознавал, что ищет Флитвуда. Здесь припарковалось достаточно много автомобилей, и Виктор заглядывал во все, ища наклейку с изображением человека в инвалидном кресле. Если Флитвуд делает покупки в городе, он должен быть в инвалидном кресле. Виктор заметил такое кресло возле супермаркета и зашел туда, снова почувствовав приступ тошноты. Но уже издали, ярдов с пятидесяти, увидел, что у человека в кресле, сидевшего к нему спиной, светлые волосы. Пройдя мимо него, Виктор оглянулся, сглотнул скопившуюся во рту слюну и увидел юношу с подтянутыми к груди коленями и искривленными болезнью руками.

Время было раннее, еще не было и двенадцати часов. Дождь, на который жаловалась Лиз Уэлч, снова начался – так же внезапно и мощно, с раскатами грома и редкими молниями над лесом. Виктор вошел в ближайшее кафе, взял чашку кофе и, поскольку лил дождь и близилось время обеда, гамбургер, салат и клубничный йогурт. Тошнота прошла. Дождь резко прекратился, как и начался, вышло солнце, принесшее тропическую жару. Блики на лужах слепили глаза, словно множество маленьких зеркал.

Виктор прочел объявления у магазина, торгующего газетами и журналами. Сдавалось несколько меблированных комнат: две или три в самом Эппинге, одна в Норт-Уилде и одна в Тейдон-Буа. Он записал номера телефонов. Норт-уилдовское объявление предлагало «справиться внутри», но, когда он вошел в магазин, девушка за прилавком сказала, что комната сдана несколько недель назад, просто владельцы не потрудились снять объявление, она не знает почему.

– Могу я дойти отсюда пешком до Тейдон-Буа?

Девушка с улыбкой посмотрела на него:

– Вы,наверно, можете. Про себя я знаю, что нет. – Собеседница Виктора, видимо, решила, что он заинтересовался сдаваемой там комнатой. – Думаю, что тот дом уже сдан. Большинство этих объявлений устарело.

Говорила она с равнодушием служащей, работа которой неприятна и скучна.

Виктор не собирался идти в Тейдон-Буа и не представлял, почему задал этот вопрос. Что и говорить о жизни там! Оказавшись на улице, он направился к станции метро. Раз уж хочется жить за пределами Лондона, чем плохи пригороды, находящиеся у реки, например Кью, или Ричмонд, или граница с Хертфордширом на севере? На станции стоял поезд, но отправлялся он не скоро. В вагон вошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Кроме нее и Виктора, никого не было. Вскоре Дженнер понял, что с ней что-то неладно, что она, видимо, входит в разряд городских сумасшедших, с головой у нее точно было не в порядке. Женщина была одета в длинную юбку с красными цветами и майку с номером, как у американского бейсболиста. Совершенно неподходящая одежда для ее возраста, но туфли и чулки были вполне приличными, а на голове красовалась вязаная старушечья шапка с завязками под нижней челюстью.

Сперва женщина просто сидела, улыбаясь и кивая, переставляя сумки, то одну справа от себя, другую слева, потом обе справа, потом обе между колен. Двери вагона закрылись, содрогнулись, открылись снова. Женщина поднялась, оставив сумки на месте, побежала вприпрыжку в конец вагона и опустила окно между ним и следующим, побежала в другой конец и сделала то же самое с окном там. Высунулась из открытых дверей, посмотрела в оба конца залитой солнцем безлюдной платформы. Виктор понял, что она представляет себя либо охранником, либо частным детективом, и по его хребту прошла холодная дрожь. Женщине было не меньше семидесяти лет. Он не помнил, чтобы видел охранников в поездах метро даже в прежние дни, хотя они и существовали, и теперь эту роль взяла на себя выжившая из ума старуха. Он понимал это, но все-таки вздрогнул, когда она, высунувшись, закричала: «Двери закрываются!»

То ли это было совпадением, то ли женщина что-то знала, но во время ее выкрика двери стали закрываться. Она заскочила внутрь и, с явным удовольствием потирая ладони, обратилась к Виктору: «До Ливерпуль-стрит, Оксфорд-серкус, Уайт-сити и Илинг-Бродвей посадка окончена!»

Виктор промолчал. Он был в явном замешательстве и не знал, что ему делать. В голову вернулась мысль, пришедшая еще накануне в доме Уэлчей. Тот психолог утверждал, что тюрьма делает сумасшедшими всех, кто провел там более пяти лет. Он, Виктор, просидел вдвое дольше. Он судорожно начал искать у себя похожие симптомы, пытаясь справиться с наступающей паникой, уже ощущая у себя зачатки отклонения от нормы и едва понятные желания. Станет он когда-нибудь таким, как эта старуха? Она снова сидела напротив него, переставляя сумки, что-то шепча и улыбаясь. Поезд набрал скорость и шел к Тейдон-Буа. Соседка Виктора пробежала вприпрыжку по проходу между сиденьями, ухватила ручку вагонной двери и стала пытаться открыть ее. Дженнер с ужасом подумал, что она хочет выброситься. Он не знал, что делать. Ее сумки остались на полу напротив него, и он вздрогнул, заметив, что одна из них начала двигаться, – легкое движение вбок, ткань сумки то раздувалась, то спадала. Внутри могло находиться какое-то живое существо – кролик? Тварь, называть которую он не хотел? Или просто пластик сумки так реагировал на перемену температур? Но Виктор не думал, что дело в этом. Он поднялся и облокотился на дверь. Старуха подошла к нему впритык и подняла взгляд к его лицу.