Барбара Вайн - Пятьдесят оттенков темноты Страница 21

Но ей придется уехать из «Лорел Коттедж», подумала я.

— Форма у них очень милая. Похожа на элегантный темно-синий костюм. И такая очаровательная шляпка.

Слеза скатилась по щеке Веры и упала на журнал, который она держала в руках, прямо на фотографию девушки в форме вспомогательной службы военно-морских сил. Верины слезы смутили меня. А когда она схватила меня за руку, я была потрясена и немного испугана. Пробормотала, что все будет в порядке, что война скоро закончится. Как бы то ни было, я соприкоснулась с горем взрослого человека и на мгновение почувствовала, каким оно может быть глубоким и бесконечно разнообразным. Вера отпустила мою руку, вытерла глаза и энергично потребовала не рассказывать отцу о ее «срыве» — не говоря уже о самой Иден.

До моего отъезда в Лондон, летом, домой в отпуск приезжал дядя Джеральд — перед погрузкой на корабль. Почти никто не сомневался, что его полк направляют в Северную Африку. Возможно, страдания Веры были не менее глубокими, чем из-за Иден, или даже глубже, но если она и страдала, то к тому времени научилась полностью скрывать свое горе. Джеральд уехал ранним субботним утром в один из ясных июньских дней. После его отъезда Вера сняла все занавески в спальне и постирала в кухонной раковине.

Канголлен-Гарденс, 24а

Ноттинг-Хилл-Гейт,

Лондон W11

12 марта

Дорогая Фейт!

Рада получить от вас письмо, хотя предпочла бы, чтобы оно было о чем-то другом. Не знаю, зачем вам это нужно, но я только в семнадцать лет узнала, кем была моя бабушка, причем от одноклассницы. Думаю, в моем сознании образовалось нечто вроде блока в отношении всего, что связано с бабушкой. Я избегала этой темы, не могла даже думать о ней, и, хотя мне известно, что это вредно, я ничего не могу с собой поделать, сколько ни пыталась.

Мне написал Дэниел Стюарт, и я ответила ему, подтвердив, что это абсолютная правда: о Вере Хильярд я знаю не больше, чем все остальные. Возможно, меньше, поскольку никогда не читала репортажи о судебных заседаниях и т. п. Кажется, он думает, что моя фамилия Хильярд — она указана на конверте. Вскрыть письмо меня побудило что-то вроде шестого чувства — от этой фамилии у меня всегда волосы встают дыбом, — и следующие несколько недель я представляла, как все соседи догадаются, что Элизабет Хиллз — внучка Веры Хильярд. Разумеется, это было глупо, поскольку они слишком молоды и не могли слышать о ней, но вы понимаете, как я себя чувствовала.

Я никогда не слышала об этой тайне. Имя Кэтлин Марч мне ни о чем не говорит, и Джайлзу тоже, я уверена. Что касается меня, то я не возражаю, чтобы вы рассказали все Стюарту, который охотится за всякой грязью, как и другие подобные люди. Я не собираюсь читать его книгу, и поэтому мне все равно. Меня интересует только одно — он не должен упоминать моего имени и намекать, кто я и где живу.

Мама передает вам привет и просит как-нибудь позвонить. Она говорит, что с удовольствием встретилась бы с вами. Прошу прощения, если это письмо получилось не очень приветливым, но вы должны понять, что я чувствую.

C уважением,

Блайт-плейс, 6

Лондон W14

12 марта

Дорогая Фейт Северн!

Боюсь, я не могу вспомнить, встречались ли мы. Дэниел Стюарт писал мне, но я не ответил. Что касается меня, то единственные мои родственники — моя мать и Элизабет, и я хочу, чтобы так оставалось и впредь. Я не желаю знать других родственников, живых и мертвых; это относится и к отцу. Простите, если это звучит грубо.

C уважением,

Виа Орти Орчелари, 90

Флоренция

20 марта

Дорогая Фейт!

Как вы можете видеть из адреса, я переехал. Заглянул на старую квартиру, а они сохранили для меня ваше письмо. Если весной приедете во Флоренцию, не забудьте, что у нас свидание и я должен вам что-нибудь приготовить. Я доволен собой, поскольку недавно вышла моя первая книга. Для Фрэнсиса это ерунда, поскольку он теперь умудренный опытом автор, за поясом у которого полдюжины книг. Моя тоже имеет отношение к тому, что за поясом; другими словами, это поваренная книга, «Cucina Ben Riuscita» (Mondadori, L20,000).

Нет, я никогда не слышал о семейной тайне. Не забывайте, что мне было шесть лет, когда это случилось. Пирмейн со мной не откровенничал; он вообще со мной почти не разговаривал. Теперь я задаю себе вопрос, желаю ли знать обо всем этом или нет. Пожалуй, нет. Хотелось бы думать, что ничего более ужасного я уже не узнаю, но это слишком смелое заявление, чреватое неприятностями. Полагаю, речь идет о чем-то связанном с моей матерью, когда она была молода, и поэтому склонен думать, что не стоит ничего рассказывать Стюарту. Я знаю журналистов, и в его изложении все будет еще хуже, чем на самом деле.

Вы можете рассказать все (и тайну тоже, если должны), когда приедете сюда. До встречи.

Всего наилучшего,

Куинз-Гейт-Мьюз, 16

Лондон, SW7

31 марта

Дорогая миссис Северн!

Боюсь, я был толстокожим. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, как невыносима для вас мысль рассказать мне историю о вашей тете и Кэтлин Марч. Но сам факт упоминания этого имени должен был вам показать, что я нашел его — причем не только нашел, а сделал кое-что еще.

Большинство фактов я почерпнул из подшивок газеты, где когда-то работал Чед Хемнер. Я специально не искал «тайну»; просто меня интересовали события, которые происходили в Мейленде, а впоследствии и в Грейт-Синдон, когда в тех местах жили ваши бабушка с дедушкой и их дети. Кроме того, еще жива миссис Адель Бэкон, хотя ей уже под девяносто. Живы также трое младших братьев и сестер Кэтлин. Я беседовал со всеми этими людьми и видел документы в полицейском архиве Эссекса как за 1922 год, когда это случилось, так и за 1979 год, когда был найден скелет ребенка.

Прилагаю рассказ о том, что произошло. Альберт Марч прочел его и назвал точным, насколько он может судить. Могу ли я побеспокоить вас и попросить ознакомиться с ним? В любом случае, вы будете довольны, что эту информацию я получил не от вас, но в то же время сможете исправить мои ошибки или неверную интерпретацию. Этот рассказ будет включен в третью главу книги, в которой я попытаюсь проанализировать личность Веры Хильярд.

Искренне ваш,

Весной 1916 года молодой солдат по имени Альберт Марч обручился с девушкой, в которую влюбился еще в школе. Ее звали Адель Джефсон, и им обоим было по восемнадцать. Через неделю после помолвки Альберт ушел на фронт и в июле 1917 года, во время наступления союзников, был тяжело ранен.

Альберту сказали, что он вряд ли сможет вести нормальную жизнь. В частности, с его стороны было бы неблагоразумно жениться. В гражданской жизни он работал сигнальщиком на Большой Восточной железной дороге в Колчестере и, по мнению врачей госпиталя, где его лечили от ранений в голову и грудь, никак не мог вернуться к прежней профессии. Однако Альберт был умным и целеустремленным человеком. Возможно, ему суждено до конца жизни страдать от одышки и головных болей, но это не помешает ему жениться на Адель и продолжить карьеру, решил он. Венчание состоялось в августе 1918 года в приходской церкви Грейт-Синдон, в число прихожан которой входила семья Джефсон.

Тогда же было построено ответвление от железнодорожной магистрали, соединяющей Лондон, Маркс-Тей и Садбери, и в миле от деревни Грейт-Синдон появилась станция под названием Синдон-Роуд. Альберт смог добиться, чтобы его назначили туда на сигнальный пост, и вместе с Адель поселился в домике на Белл-лейн, рядом с главной улицей Грейт-Синдон. Ряд домов, в котором их коттедж был последним, назывался Инкерманской террасой, в честь давней битвы в давней войне. Сегодня четыре коттеджа террасы превращены в галерею «Рингдоув» — магазин, где продают предметы декоративно-прикладного искусства, и дом его владельцев, Филиппа и Джой Ли.

Миссис Адель Бэкон, бывшая Марч, рассказывает:

Вглядываясь в жизнь того времени, люди ожидают чего-то большего. У нас были две комнаты наверху и две внизу; освещался коттедж масляными лампами, а воду мы носили от насоса на деревенском лугу, как и другие обитатели коттеджей на нашей улице. Большего мы не желали и считали себя счастливыми. Конечно, в соседнем «Лорел Коттедж» были и свет, и водопровод, но его вряд ли можно назвать коттеджем — по моим понятиям, это большой дом. Когда мы с мужем поселились рядом, в «Лорел Коттедж» жили мистер и миссис Прайс. Потом мистер Прайс умер, и вдова продала дом семье Лонгли.