Александр Новиков - Башня Страница 21

– Ах ты, сука!

Слово «сука» Охотник понял.

– Беги! – уверенно повторил Охотник. Олень сделал шаг навстречу. сказал что-то. Охотник не понял, но догадался, что это никак не просьба о пощаде. Нетрудно догадаться. Олень сделал еще пару шагов. Теперь он был в свете костра, в азиатских глазах его читалась такая отчаянная решимость, что Охотник невольно остановился.

– Беги,– в третий раз произнес он, указывая арбалетом в сторону озера. Олень снова что-то произнес и замахнулся топориком. Охотник выругался по-русски и нажал на спуск. Стрела попала в горло, олень мгновенно уронил голову – наконечник перебил позвонки. Топорик вывалился из руки, упал на гранит, высек искру. Олень упал.

Охотник перешагнул через мертвеца, присел рядом с молодым, прибитым болтами к сосне, некоторое время сидел, смотрел на языки огня. Думал: ну вот и открыл сезон. Он улыбнулся и потрепал мертвеца по щеке.

Иван сидел у костра, жевал безвкусное печенье. Показалось, что кто-то кричит. Иван насторожился, прислушался, но ничего не услышал. Он подумал: кричали или показалось? А черт его знает. Может, кричали. А может, нет. Он сжевал все печенье, сунул руку в карман за сигаретами и вытащил бутылку со спиртом, которую реквизировал у Рыжего и забыл отдать. Подумал: Валера сейчас меня «ласковым матерным словом», поди, вспоминает. Он бросил бутылку в рюкзак, подумал: чайку бы сейчас. Чай есть, вода, то есть снег, есть, чайника нет. Взгляд упал на банку, в которой хранился НЗ. Вот и «чайник». Иван достал складной нож «Сталкер», прорезал два отверстия в боковинах банки и пропустил через них прутик. Потом зачерпнул в расщелине серого ноздреватого снега с хвоинками и пристроил «чайник» над костром.

Глядя, как языки огня лижут дно импровизированного котелка, со злой иронией подумал: ну что, Ваня,– жизнь, кажется, налаживается?

Охотник достал из кармана камуфляжа плоскую флягу, отвинтил колпачок и сделал маленький глоток виски: поздравляю с открытием нового сезона. Надеюсь, он будет удачным.

Он завернул колпачок фляги, убрал ее в карман. Теперь настало время подумать о ночлеге. Охотник поднялся с бревна и двинулся в сторону озера. Он шел неторопливо, наслаждался красотой этого замечательного края. Он ощущал себя сильным и свободным, молодым хищником, от одного присутствия которого трепещет все живое в лесу. Он вспомнил, как Андрей спросил: а как же культурная программа?.. Извини, дружище, у меня своя программа. Моралистам она покажется дикой, но именно она дает мне ощущение полноты жизни.

Охотник поднялся на вершину скалы. Отсюда открылся великолепный вид на Ладогу. Несколько минут Охотник любовался широким водным пространством и островами. Потом перевел взгляд на север. и увидел костер. Он достал бинокль, навел его на огонек вдали. Разглядел одинокого оленя у костра. Кажется, он тоже что-то варил на костре. Вполне возможно, что, как и те двое, он варит рыбный суп. Андрей называет такой суп «уха».

Охотник засек направление, убрал бинокль и спустился со скалы. До костра было около семисот ярдов.

Иван снял котелок с огня, поставил его на чурбан и бросил в кипящую воду два пакетика с чаем. Подумал: может, замастрячить пунш по рецепту Слона? А пунш Слон делал так: прогревал кружку и наливал полкружки очень крепкого чаю. Желательно с лимоном. И доливал доверху водкой. Пить это атомное пойло было почти невозможно. Сначала. А потом – ничего, многим даже нравилось. Иван достал из рюкзака бутылку со спиртом. и услышал тихий голос шамана в голове.

Охотник подошел на расстояние выстрела и рассматривал оленя. Собственно, он рассматривал не столько самого оленя, сколько его «бивак» – высматривал оружие. Но оружия и у этого оленя не было… Охотник снял с плеча арбалет. Пошел мелкий дождь.

Иван замер, а голос шамана сделался громче.

Охотник взвел арбалет.

Голос шамана быстро набирал силу, вибрировал, вибрировал. Иван бросил бутылку в рюкзак и застегнул его.

Охотник положил стрелу на направляющую, упер приклад арбалета в плечо. Он хорошо видел затылок оленя в прицеле… Жаль, что у этого оленя нет оружия. Но ничего, может, он не все инстинкты пропил, может, он хотя бы бегать умеет. Сейчас я его «пошевелю» и погоню в сторону озера. Охотник перенес прицел на рюкзак оленя.

Склонившись над рюкзаком, Иван незаметно осматривался, прислушивался. В лесу было очень тихо, не шевелился ни один лист. Еле слышно шуршал мелкий дождик. Надо уходить, думал Иван. Немедленно надо уходить отсюда. Он не понимал, что происходит и откуда исходит угроза. Иван взялся за лямки рюкзака. в это момент рюкзак сильно рвануло из рук. Иван ничего не понял, он инстинктивно прижал рюкзак к себе и только после этого разглядел пробившую рюкзак стрелу – с одной стороны наконечник, с другой наполовину ушедшее внутрь рюкзака оперение. Иван метнулся прочь от костра – в полумрак, в котором он не так виден. Он все делал автоматически, на уровне инстинкта… Шаман булькал горлом, скрежетал.

Охотник довольно усмехнулся: проворный малый и соображает быстро. Как будто почувствовал что. Охотник быстро перезарядил арбалет, двинулся вперед.

Иван скатился по склону, вскочил и побежал в сторону озера. Беги, олень, беги – ты бежишь туда, куда гонит тебя хищник.

Охотник нес взведенный арбалет «стволом» вверх, упирая приклад в локтевой сгиб. Композитный углеродный лук позволял часами держать арбалет взведенным без «усталости». Охотник отлично слышал оленя – тот хрустел ветками так, что нельзя не услышать. По звуку было понятно, что олень движется в сторону озера. Так все и было задумано: олень инстинктивно убегал в направлении, противоположном тому, откуда прилетела стрела. Беги, олень, беги. На берегу тебе деться некуда.

Иван остановился, укрылся за стволом раздвоенной сосны. Он тяжело дышал – так, как будто пробежал не триста метров, а километр. Колотилось сердце. И. было не по себе.

Только спустя секунд двадцать Иван заставил себя выглянуть в развилку между стволов. Лес казался пустым, безжизненным. Иван вглядывался и вслушивался в сумерки, но все было тихо. Если бы не стрела, торчащая из рюкзака, то можно было бы подумать, что это – бред, игра расшалившихся нервов. Иван посмотрел на рюкзак и потрогал пальцем наконечник. И больно уколол палец. Нет, это не бред. Не сон. И не галлюцинация. Это – реальность. Странная, сюрреалистическая, но все же реальность. Иван подумал: нужно уходить. Немедленно. Неважно куда. Просто – уходить отсюда. Он надел рюкзак на плечи. И тут подал голос шаман. А через несколько секунд в дерево ударила стрела. Она вонзилась рядом с головой Ивана, завибрировала.

Охотник шел за оленем. Он мог бы снять оленя чисто, одним выстрелом, но не стал этого делать. Пока поиграем, решил Охотник. Я выгоню его на берег. И там возьму.

Стрела камертонно – в унисон с голосом шамана – вибрировала. Иван снова побежал. Он прорвался сквозь густой ельник, выскочил на берег. Здесь, на каменистом, почти лишенном растительности берегу, он был как на ладони. И бежать некуда – дальше только вода. Иван присел за камнем, с тоской посмотрел назад, на лес… Шаман в голове бушевал, заходился… Сейчас выстрелит, подумал Иван. Спустя секунду стрела ударила в камень, высекла искры.

Иван уже не контролировал себя. Он вскочил, бросился бежать вдоль берега. Ему доводилось бывать под огнем. И это тоже было страшно. Страшно, но не так, как сейчас. Там все было понятно: война. Враги. И эти враги хотят тебя убить. Страшно, но понятно. А здесь творилось что-то невообразимое, что-то на грани чертовщины. И все происходило в полной тишине. если не считать стенаний шамана в голове. Все это было похоже на кошмарный сон. Но самое страшное заключалось в том, что это не было сном.

Иван пробежал около двухсот метров и уперся в скальную гряду. Шестиметровой отвесной стеной она перегородила путь к отступлению. Одно «крыло» уходило, насколько видит глаз, на берег, другое – в озеро. Бежать к лесу? Нельзя. Там – смерть. К озеру?

Иван бросил взгляд на озеро, на синюю воду с белыми пятнами льдин. Отделенный от берега широким проливом, лежал на воде небольшой островок – груда камней и низкая сосенка. До него было около двухсот метров ледяной ладожской воды. Иван принял решение и вошел в воду. Она обожгла ноги. Он вошел по грудь, вода перехватила дыхание. Иван стиснул зубы и поплыл.

Охотник с интересом смотрел на плывущего оленя. Думал: на сколько же тебя хватит? Температура воды около нуля. По Цельсию, разумеется… В ней еще льдины плавают! В такой воде человек может находиться три-четыре минуты. Максимум. Потом наступает переохлаждение. И – неизбежно – смерть. Охотник присел на камень и стал наблюдать за оленем. Было очевидно, что олень плывет к островку. Охотник заключил сам с собой пари, что не доплывет.

Тысячи ледяных игл впивались в тело. Доставали до костей. Иван плыл. Спустя минуту он уже почти ничего не чувствовал и даже не слышал шамана. Плыл. Намокшая одежда сковывала движения и тянула вниз. Спустя две минуты он не понимал, работает еще сердце или уже остановилось. Он плыл, он отталкивал мелкие льдины, стремился к островку – нагромождению каменных глыб, выступающих из воды. Он рвался изо всех сил, но спасительный островок почти не приближался. Мокрая одежда тянула вниз. Он понял, что не доплывет. Осознал это вдруг – четко и даже как-то равнодушно. Подумал о себе как о постороннем: не доплыть. Ему не доплыть… Осталось каких-то пятьдесят метров, но ему не доплыть. Вдруг стало тепло. Захотелось лечь на спину и закрыть глаза. И лежать в этой ласковой воде… под этим ласковым дождем. Он приказал себе: плыви. Плыви, сволочь. Плыви, слабак. И он плыл дальше.