Неловкая поступь смерти - Наталия Николаевна Антонова Страница 21

– Почему?

– В права вступают только через шесть месяцев после кончины.

– Это так. Но имея в руках такой козырь, мелкий бандит мог уговорить крупного обождать, обещая за ожидание проценты.

– В твоих рассуждениях есть логика, – согласилась Мирослава.

– Спасибо тебе, – раскланялся Наполеонов, – но это не всё. Студента, которому завещано всё движимое и недвижимое покойной, я пока тоже со счетов не сбрасываю.

– Алиби у него нет?

– Он говорит, что от дома девушки до дома убитой его подвозил частник. Но номера машины он не помнит.

– А водителя?

Наполеонов пожал плечами.

– Говорит, что это был мужчина лет 55, лысоватый. Он предполагает, что водитель живёт где-то недалеко от дома убитой.

– С чего он это взял?

– Вроде бы водитель сказал ему, что им по пути.

– И больше никаких примет?

– Представь себе. Хотя!

– Что «хотя»?

– Он утверждает, что у водителя на правой руке было большое кольцо, и на нём морда козла.

– Офигеть, сказала бы по этому поводу наша общая подруга Люся. – Мирослава бросила ироничный взгляд в сторону Мориса, но тот быстро отвернулся. Люсю он переносил с трудом, и даже упоминание о ней втыкалось занозой в его сердце. Он был уверен, что у подруги Мирославы был просто талант портить людям настроение. Хотя Люся, со своей стороны, была расположена к Миндаугасу и душой, и телом. Но это его ничуть не радовало. Скорее наоборот.

Наполеонова тем временем потянуло на философию:

– Я почему-то уверен, – задумчиво проговорил Шура, – что слово «офигеть» произошло от имени Ифигении, дочери царя Агамемнона, приведшего ахейское войско к стенам Трои.

– Что навело тебя на эту мысль? – изумилась Мирослава.

– Ну как же! – вдохновенно воскликнул Шура. – Сначала Ифигения чуть было не была зарезана жертвенным ножом собственного отца, потом Артемида, заменив её ланью, перенесла девушку в Тавриду, где сделала жрицей в своём храме и заставила приносить кровавые жертвы в её честь. Одной из таких жертв чуть не оказался брат Ифигении Орест. Как тут не офигеть, – вздохнул Наполеонов в заключение.

– Шура, – усмехнулась Мирослава, – по-моему, ты, глядя на своих обвиняемых, сам слегка сдвинулся по фазе.

– Никуда я не сдвинулся, – обиделся Наполеонов. И добавил: – Я ожидал от тебя совсем другого.

– Чего же ты ожидал от меня? – продолжала улыбаться Мирослава.

– Ты должна была разлить шампанское по бокалам и предложить выпить за нетривиальное мышление нашего гениального сыщика!

– Нашего? Кого ты имеешь в виду? – сделала она вид, что не понимает.

– Кого, кого! – запрыгал Шура на месте. – Себя я имею в виду, конечно.

– А-а, – протянула Мирослава и обратилась к Миндаугасу: – Морис, как ты на это смотришь?

– Положительно, – улыбнулся он и вскоре вернулся с шампанским и фужерами.

– Оно не слишком тёплое? – забеспокоился Шура.

– Нет, – успокоила его Мирослава, – в самый раз.

Морис бесшумно открыл бутылку и разлил шампанское.

– Что значит не гусар, – проворчал Наполеонов.

– Даже не надейся залить вином наши потолки, – сказала Мирослава.

– Скучные вы люди, ну да ладно.

– За тебя, Шура! – детективы подняли фужеры.

– Нет, нет, друзья, – Шура воздел руки, – здесь присутствуют три сыщика. Если пить, то за всех.

– Ну что ж, за троих так за троих.

Они сблизили бокалы, и раздался тихий приятный звон.

После того как шампанское было выпито, Наполеонов спросил:

– Так вы поможете мне?

– В чём?

– Найти водителя с козлом.

Морис улыбнулся, а Мирослава расхохоталась, потом пообещала:

– Мы подумаем над этим вопросом.

– Хорошо подумайте! – Шура нацелил на подругу указательный палец. – Ведь ты сама знаешь, что с кадрами у нас напряжёнка. Не хватает и рук и ног.

– Они что, у вас на складе по отдельности хранятся? – фыркнула Мирослава.

– Не волнуйся, всё в комплекте. Даже голова прилагается. Но умные головы не спешат направлять свои ноги и руки к нам. Работа изматывающая, а зарплата… – он махнул рукой.

– Ладно, не прибедняйся, – сказала Мирослава, – что-нибудь придумаем.

В этот вечер они засиделись допоздна. Уходя в свою комнату, Наполеонов был уверен, что подруга поможет сыскать ему то, не знаю что… У неё к этому большое призвание.

И Миндаугас со своей склонностью к анализу и пониманию психологии людей подсобит ей.

Шура даже как-то спросил подругу, как это литовец умудряется разбираться в переплетениях загадочной русской души. Но что она ответила ему, что надо меньше верить мифам. Все души одинаковые. А национальные и личностные наслоения всего лишь тоненькая оболочка.

Наполеонов готов был с ней поспорить. Но не стал. Потому что, зная её характер, не сомневался – себе дороже.

Глава 12

День постепенно убывал.

Любава Залеская и Ринат Ахметов сидели в маленьком уличном кафе напротив магазина, где работала Людмила Анатольевна Горбункова, сожительница Аркадия Селиванова, ели мороженое и пили кофе.

– Хорошо сидим, – сказал Ринат.

Любава только улыбнулась.

– Нет, я, конечно, понимаю, что ты предпочла бы сидеть здесь со Славиным, но придётся тебе удовольствоваться моей скромной персоной, – хмыкнул он.

– Не говори глупостей, – потупилась девушка.

– Я бы тоже предпочёл посидеть со своими девочками, – продолжал, точно не слыша, её Ринат.

Любава знала, что девочками оперативник называет жену Гузель и дочку Гулю.

– Посидишь ещё с ними в выходные. Погода установилась хорошая.

– Твои слова да богу в уши, – вздохнул он.

– Ты не знаешь, чего мы тут высиживаем?

– Это ты не у меня, а у Наполеонова спрашивай.

Любава тихо вздохнула.

На самом деле сомнения, которые заронила в душу Наполеонова Мирослава, дали всходы, и следователь решил, что неплохо узнать о Миле подробнее, с кем встречается, с кем дружит.

– Думаю, что он сомневается в алиби, которое сожительница предоставила Селиванову, – спустя какое-то время проговорил Ринат.

Любава согласно кивнула.

– Ты знаешь, я голоден, как дракон.

Залеская невольно улыбнулась.

– Зря смеёшься.

– Я не смеюсь…

– Ещё что-то будем заказывать?

– Я, пожалуй, жареную форель и мороженое.

– В Снегурочку не боишься превратиться? Холодно ведь уже для мороженого.

– Ничего, сегодня тепло.

– Ну смотри, а я закажу отбивные и булочки с корицей. Тебе ещё кофе?

Любава кивнула.

– А мне, пожалуй, чай чёрный.

– Тогда и мне чай, – сказала Залеская.

Им повезло, вечер действительно выдался тёплым, солнце лениво сползало с крыш и растекалось на асфальте или обрисовывало лучами контуры золотистых деревьев и фиолетовых кустов. Они ещё не допили чай, как Горбункова вышла из магазина и направилась к остановке.

Стремительно расплатившись с опешившим от такой поспешности официантом, оперативники забрались в салон автомобиля и последовали за объектом.

Горбункова села в автобус, но направлялся он совсем не в ту сторону, где они жили с Селивановым.

– Так, очень интересно, – тихо проговорил Ринат, – куда же она направляется…

– Скоро узнаем, – отозвалась Любава.

Вышла Горбункова на пятой остановке и, не оглядываясь, направилась к двенадцатиэтажному дому, вошла в средний подъезд.

Любава успела выскользнуть из машины в тот самый момент, как в дом входил мальчик с щенком неизвестной Любаве породы. И бегом метнулась за ним. Лифт в это время двигался вверх.

– Придётся подождать, – сказал ребёнок, обращаясь не к Любаве, а к своему четвероногому другу.

Но вот наконец лифт остановился, а потом пошёл вниз.

– Вам на какой? – спросил мальчик.

– На двенадцатый.

– И мне.

Они поднялись, и Любава в замешательстве остановилась. Она оглянулась на мальчика.

– Я, кажется, ошиблась…

– А вам к