Медвежий край - Дарья Андреевна Кузнецова Страница 21

Пока Бересклет понимала только, что с медицинской точки зрения всё ужасно. И ладно кочевники, горожане тоже куда проще относились к грязи во всех её проявлениях, но они хотя бы регулярно мылись! Она перебирала в уме, с какими проблемами тут можно столкнуться, помимо вшей, и всё сильнее мрачнела. Если прибавить к грязи неразборчивость в сношениях, о которой Антонина уже слышала от местных, картина рисовалась мрачной, а список необходимого – неуклонно рос. Вакцину от оспы, сыворотку от дифтерии, что-то для лечения дизентерии, сыпи и коклюша, а есть ещё грипп, сифилис, и бог вообще знает, какое количество заразы, виденной только в учебниках!

Антонина оборвала себя на середине мысли и глубоко вздохнула. Она не врач, и как бы ужасно ни было всё то, что она здесь наблюдала, это не её дело. К ней вообще никто не стремится приходить со своими проблемами, вот и не надо.

Да и, может быть, всё не столь драматично? Всё же у них был врач, и, говорят, неплохой!

– Выходит, мы напрасно сходили? – заговорила Антонина через некоторое время, вынырнув из мыслей и напомнив себе, что она не этнографический музей посещала, а вообще-то участвовала в расследовании убийства и её медицинские и нравственные терзания сейчас – не самое важное. – И шаману не помогли, и не узнали ничего…

– Кое-что выяснилось, – всё же решился Сидор, раз уж девушка сама спросила. – Оленев с Кунлелю были очень дружны, и даже больше того, жили групповым браком.

– Что? – изумлённо уставилась на него Антонина. – Это как?

– Это плохая тема для разговора, но…

Как мог, кратко и сухо, он рассказал об отношении чукчей к браку. О том, что у них и многожёнство в ходу, если мужчина достаточно богат, чтобы обеспечить нескольких женщин, и о групповом браке, в котором менялись партнёрами.

Березин не то чтобы смущался от необходимости обсуждать подобное с приличной незамужней девушкой, но неловкость испытывал. Ново-Мариинск жил по соседству с чукчами и их обычаями с самого начала, поэтому удивить здесь кого-то своеобразными порядками было трудно, а Сидор, когда приехал, не был горячим благородным юнцом с идеалистическим представлением о мире. Да и Антонина на своей учёбе и практике, несомненно, насмотрелась разного и вряд ли упала бы в обморок. Но её вид, её манера общения, её биография – всё напоминало прежние, оставленные в Петрограде привычки и подзабытые чувства.

Антонина, молча слушая объяснения, смотрела себе под ноги и с удивлением ощущала, что эти откровения впечатляют совсем не так, как могли бы. Наверное, от людей, у которых в обычае самоубийство и помощь в его устроении, она готова была ждать чего угодно.

– Постойте, но жена Оленева во Владивостоке, какой ещё брак? – опомнилась Антонина.

– Домработница, я уточнил, – коротко пояснил Сидор.

– Может, он её заставил? – нахмурилась Бересклет. – Ладно со своим хозяином она… Бог им судья. Но ещё и с этим шаманом? Добровольно?!

– Спросим.

– Вы же со мной не согласны, да? – уточнила Антонина, испытующе покосившись на спутника. – И не думаете, что речь шла о насилии? Да говорите уж как есть, вряд ли у вас выйдет меня шокировать!

– Я почти уверен, что всё происходило по взаимному согласию. Всякое бывает, конечно, но здесь таким не удивишь. В наших-то деревнях спокойнее относятся к этой части жизни, не чета городским и тем более дворянским порядкам, а уж чукчи…

– Ясно, – вздохнула Антонина и поспешила вернуться к понятному. – Выходит, Харина соврала? Если этот шаман был её любовником и их с хозяином связывали такие отношения, она не могла ничего не знать об этой встрече!

– Выходит.

– Интересно, зачем бы ей врать? Уж не причастна ли она к смерти хозяина…

– Узнаем.

– Вы сейчас, как вернёмся, пойдёте допрашивать её повторно?

– Хотите присутствовать?

– Не думаю. Мне не даёт покоя странный способ убийства. Харина – толковая травница, но не химик, она бы вряд ли избрала такое. Да она и знать не знает, верно, об этих бактериях! Про них не всякий врач в курсе… А случайно подобную закономерность установить тоже сложно. Надо отыскать записи прошлого врача: если здесь были уже случаи ботулизма, он мог их зафиксировать, а убийца – запомнить. Не знаете, где они могут быть? В больнице-то ничего такого не встречалось, а я, признаться, за всё время и не подумала отыскать…

– Городской архив в управе, записи Лаврентьева можно поискать там, – предположил Сидор. – Старик был неплохим врачом, аккуратным.

– По виду больницы такого не скажешь, – неодобрительно проворчала Антонина.

– Он уж год как умер, за год и растащили.

Растащил. Оба прекрасно знали, кто приложил к этому руку, прихватив то, что плохо лежало.

После стычки над пострадавшим мальчишкой у Бересклет с фельдшером Артёмом Томским установился вооружённый нейтралитет. Не без участия Сидора, конечно, который с глазу на глаз поговорил с парнем. Тот привык уповать на заступничество градоначальника, который по ряду причин чувствовал ответственность за непутёвого родственника. Но надо быть дураком, чтобы не осознавать: в серьёзном конфликте с Березиным заступничество не поможет, а Ларин хоть и готов был похлопотать, но по мелочи.

О прошлом уездного исправника ходило множество слухов, как лестных, так и не очень, но в последние мало кто верил. Держался он совсем не как опальный, перед городскими начальниками не лебезил, а они его или опасались, или просто ценили за стойкость. И горожане тоже вскоре прониклись уважением за принципиальность и честность.

Томский прекрасно понимал, что исправник может сильно усложнить его жизнь, поэтому согласился пойти на мировую: его без нужды никто не трогает, но если вдруг понадобится – норов не показывает, а делает что велено. Ну и добытые лекарства, когда те приедут, пальцем не трогает, но тут Сидор ему не особо-то верил, поэтому уже заранее знал, что в больницу их не повезёт, оставит дома. Всё равно Томскому они без надобности, и до появления нового врача в них только Антонина и разберётся.

Они ещё немного обсудили расследование. Бересклет уже выполнила основную свою работу, дальше могла бы помочь, только если найдутся эти несчастные бактерии или какие-то другие полезные для дела предметы. Но Сидор был не против любопытства спутницы: что ни говори, а две головы лучше, чем одна, у него же опыт сыщика не столь велик, как хотелось бы.

Пока не имелось даже мало-мальски связной версии произошедшего. Неясно, за что убили Оленева, когда отравили окорок, кто это сделал и где взял столь необычную отраву. Неясно даже, хотели ли убить именно его и его ли одного? Всё же Харина соврала, и бог знает о чём ещё умолчала. Она вполне могла знать о приглашённых заранее, и если больше никого не было, кроме двоих умерших… Мало ли что эти двое сотворили, что женщина вдруг их возненавидела и пожелала изменить сложившийся порядок вещей? Может, Бересклет права на её счёт, нередки ведь случаи, когда человек очень долго терпит что-то дурное, но через месяцы и даже годы чаша терпения вдруг переполняется, а тут и способ хороший подвернулся.

Пока из этой версии сильно выбивалась одна, но принципиально важная деталь: уж избавиться от остатков окорока Харина могла. Придумать столь необычный план, выбросить шприц и яд, но пожалеть кусок отравленного мяса? Даже надейся она избегнуть разоблачения, всё равно непонятно, для чего его сохранять? Да она могла вообще