Лариса Соболева - Дневник чужой жены Страница 22

Ты запретил мне водить автомобиль. Да как ты посмел! Ты дерьмо, самовлюбленное дерьмо. Да, я люблю скорость, а не езду на самосвале, как ты! Я чувствую ветер, хочу парить, взлетать к облакам. А ты пожалел импортную колымагу! Купи другую, раз я разбила ее. Ты скряга. Для тебя неважным было то, что я осталась цела, нет – пострадала груда железа! Ты считаешь себя моим хозяином? И ты решил, что, поставив штамп в паспорте, я стала принадлежать тебе, как твои перчатки? Ты можешь распоряжаться мной? Какой болван! Я тебе не барахло на распродаже! Сам-то ты ничего собой не представляешь, так, папин сынок. Ни одного решения принять не можешь без ведома папочки и мамочки. Ты лентяй, а еще меня попрекнул, что я сижу на твоей шее! Ты посмел меня попрекнуть! Да, я могу позволить себе ничего не делать, а ты нет. Если мои родители и накрали, то хоть не прикидываются святыми и не заставляют меня корпеть над бумажками. А твои представляются святошами и требуют, чтобы ты пахал, потому что им всегда будет мало денег. И тебе приходится батрачить и на себя и на них, в то время как я занимаюсь ногтями и теннисом. А тебе хотелось бы ездить в путешествия, балдеть у бассейнов на мировых курортах. В конце концов, ты мужчина, мясо должен добывать ты, а не я. Но главное не в твоих попреках, а в том, что ты из двух вещей предпочел железо на колесах, а не меня! Ты мне противен. Плевать я хотела на тебя и на твой устав. Ты дерьмо, и я презираю тебя, потому что ненависти ты недостоин.

Нина посмотрела на часы, затем посчитала, сколько листов осталось. Не смогла бросить их в стол и поехать в прокуратуру. Успеет к следователю.

Я не знаю, куда себя деть. Тоскливо. Однообразие – дом, ты, дорогой, банкеты, перерастающие в попойки, родители. Особенно твои родные, которые вечно меня терроризируют нравоучениями. Перестала соблазнять идиотов. Ты, дорогой, мне неинтересен, твои дела тоже. После нашей ссоры из-за колымаги, которую я разбила, ты попросил прощения, и я простила. На словах простила, на самом деле не могу отделаться от мысли, что ты меня оценил дешевле машины. Я наивно полагала, что человек бесценен, даже самый последний. Но я ошиблась, человек ничего не стоит. Спасибо, милый, за урок, учту. А простила тебя потому, что не знаю, к чему мне стремиться. Если б у меня была цель, я бы бежала от тебя, дорогой, без оглядки. Не выношу обывателей, а ты и твои родители – заскорузлые обыватели, фальшивые и лживые. Ты предложил мне поехать отдохнуть на Красное море, я отказалась. Во-первых, сто раз бывала за границей, мне она даром не нужна, во-вторых, не нуждаюсь в отдыхе, ведь я не работаю. Куда бы себя деть? Я устала морально…

Ура! Я вышла на новый вираж. Мне нравится снимать, это увлекательно. Пришла в голову хулиганская мысль. Ты вчера уехал на пару дней по делам. А я пригласила домой В. Мы пили шампанское, а потом пошли в нашу спальню. Сама идея – переспать с твоим давнишним приятелем в нашей спальне – меня взбудоражила. У него средние данные… (Описание данных Нина пропустила.) И вдруг меня словно ударило: а почему бы не снять наши «игры» на камеру? Я тихонько встала, приладила камеру так, чтобы она фиксировала все происходящее на кровати и была бы незаметной, затем разбудила В. Мы предались разврату. А потом, когда он, как последний вор, побежал к жене, я посмотрела кассету. Ужасно хохотала. Мне явилась коварная мысль: все свои похождения я буду снимать на камеру. И придумала, как этим воспользоваться. Раз ты, милый, не способен к новизне, я получу ее от других! Я теперь многое получу…

– Черт, на самом интересном месте закончилось!

Нина рванула в кабинет, где рабочие закончили клеить обои и стали красить окно, кинула листы в ящик стола и посмотрела на часы. О, давно пора ехать к следователю. Нина села в машину и перекрестилась…

Рыков встретил ее строго официально. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, они виделись всего один раз, он должностное лицо, обязанное провести допрос. Допрос! Ужасно звучит. Нина села напротив Анатолия Трофимовича, словно кол проглотила. Она приготовилась отбить любую атаку.

– Скажите, Нина, вы бывали когда-нибудь в доме Печерниных? – спросил он.

– Нет, – не задумываясь, ответила она.

– Как же, а мне известно, что именно вы помогали строить Глебу дом…

– Ну, помогала, – призналась она, не смутившись. – Только при мне он не был достроен. А почему вы спрашиваете?

– Потому что хочу кое-что уточнить. Например… – Он выдвинул ящик стола, затем положил перед Ниной… аметист! Клипса! А Нина вчера безуспешно ее искала. – Вам знакома эта вещь?

Еще бы! Внезапно Нину будто кто-то ударил: где взял клипсу следователь? Отпираться бесполезно, у нее только одни клипсы, все знакомые их хорошо знают.

– Конечно! – воскликнула она, от «счастья» и руками всплеснула. – Это моя сережка… то есть клипса. А вторая вот… – Нина достала из сумочки вторую клипсу, положила рядом с первой. – Это мое. Смотрите, одинаковые. (Только бы не перебрать радости по поводу находки.) Они у меня постоянно лежат в сумочке. Знаете, может возникнуть незапланированная встреча… тогда я их надеваю… Красивые, правда? А где вы нашли ее?

Рыков явно озадачился. Когда улика налицо, восторги неуместны, в данном случае все наоборот. Он сказал:

– Мы нашли вашу клипсу в доме Печерниных.

– Да? – немного удивилась Нина, не придавая значения словам следователя. О, если бы ее проверяли на детекторе лжи, она бы потерпела фиаско! – А что она там делала?

– Вот я и вызвал вас, чтобы узнать, что там делала ваша клипса.

Пора менять тактику. Нина задумалась, но ненадолго:

– А как вы узнали, что это моя клипса?

– Пока это секрет. Но то, что она принадлежит вам, подтвердили официантки вашего кафе. А еще в ней застрял волосок. Помните, во время нашей встречи я снял соринку с вашего плеча? (Нина кивнула.) А я забрал волосок. Экспертиза подтвердила, что волосок в клипсе и волосок с вашего плеча идентичны.

– Ну, конечно, это же мои клипсы и волосы!

Следователь сцепил пальцы в замок, уперся в них подбородком и затосковал. Видимо, девушка не понимает, что это такое – клипса, найденная в доме ее бывшего жениха рядом с трупами. А сидит она как ни в чем не бывало – ангел, да и только.

– Нина, вы понимаете, что это улика?

– Н-нет, не понимаю. Какая улика?

– Клипсу мы нашли в спальне, где было совершено два убийства.

– Ну и что? (Да, лучше прикинуться дурочкой.)

– А как она туда попала?

– Не знаю. (И это была правда.) Честное слово, не знаю. Я ее потеряла. Думала, уже не увижу… но как она попала в… куда?

– В спальню, где убили двоих человек, – терпеливо объяснил следователь.

– Ааа… – открыла Нина рот и вытаращила глаза, словно только сию минуту до нее дошло, где нашли клипсу. – У меня ее украли! А потом… какой ужас! Потом ее кто-то подбросил туда, да?

– Ну, я не знаю, подбросил или вы сами там потеряли…

– Как я могла потерять ее в спальне, если никогда там не была? – возмутилась Нина. – Ой, подождите, так вы думаете… вы на меня думаете?! Что это я?!

– Ну, а что бы вы думали на моем месте?

– Господи, это невозможно! – наконец перепугалась Нина, хотя перепугалась значительно раньше, как только увидела свою клипсу на столе следователя. Ее терзало предчувствие беды, когда она получила повестку, и беда нагрянула. Есть единственное спасение. – Да я целыми днями на виду у всех в кафе. Вы спросите, спросите…

– Спрашивал, – спокойно сказал Анатолий Трофимович. – Да, ваши люди подтвердили, что весь день в прошлый четверг вы находились в кафе до закрытия. Но как-то клипса попала в дом Печерниных? И как раз в ночь убийства.

– Я вам сказала свою версию! – огрызнулась Нина. И вообще, лучшая защита – нападение. – Ищите того человека, который украл у меня клипсу и подбросил в спальню. Думаю, это и будет убийца. Знаете ли, это странно! В городе сотни тысяч людей, а вы сразу меня нашли! Там написано, что эта вещь принадлежит мне?

– Не написано, – сказал он. – Но у нас есть сведения, что именно вы были в доме Печерниных в ночь убийства. Что вы там делали?

У Нины перед глазами пошли красные и черные круги. Сведения!!! У него есть сведения! Значит, еще кто-то знает, что она была в доме? А Глеб? Они же были там вдвоем. Почему Рыков не спрашивает о нем? Стоило немалых усилий взять себя в руки и продолжить все отрицать:

– А кто вам дал такие сведения? Этот человек был со мной в доме? Где он находился, если видел меня? Я хочу… эту… очную ставку с ним!

Нормально! Она поняла, что этот раунд выиграла – следователь опустил глаза, думал. О чем? Конечно, о том, что предоставить Нине свидетеля не может. Иначе свидетель уже торчал бы под дверью. Что-то тут не то, хитрит Анатолий Трофимович. Тем временем он дал ей последний шанс:

– Нина, расскажите мне все, что вам известно.

– Мне нечего рассказывать, – упрямо заявила она.