Аркадий Адамов - Стая Страница 22

Гусиная Лапа точно рассчитал время: во дворе уже никого не было. Осторожно, по одному спустились они в подвал, и по темноватому пыльному коридору Гусиная Лапа провел их в знакомый тупик. В груде ящиков там был проделан проход.

Когда все собрались и кое-как разместились в узком пространстве между глухой кирпичной стеной и ящиками, Гусиная Лапа, понизив голос, сказал:

— Перво-наперво — закон: об этом деле молчать до гроба. Если кто тявкнет — дознаюсь и хоть на краю света найду. Тогда уж вот,— он вытянул растопыренную ладонь со знаменитой татуировкой и медленно сжал в кулак толстые корявые пальцы так медленно и безжалостно, с такой силой, что Карцеву на миг показалось, будто страшные эти пальцы сжали чье-то живое горло.

— Поняли, жорики? — с угрозой спросил Гусиная Лапа и по напряженным, хмурым глазам парней убедился: поняли.—‘А теперь так,— продолжал он уже деловито и властно,— вот она, сердечная,— и похлопал рукой по стене.— Ее долбить будем. Тихо так долбить, с умом. Ни одна душа не услышит. Как чуток останется — все. Дальше мое дело, вы к нему касаться не будете.

При последних словах он уловил облегчение на лицах кое-кого из парней. А Карцев спросил настороженно:

— Чего там, за стенкой-то?

Гусиная Лапа загадочно усмехнулся.

— Увидите, жорики. Не пожалеете. И пить будем и гулять будем. Девкам такие подарочки поднесете — зацелуют. Деньжат будет — во.— И он провел рукой по горлу.— Навалом.

— Живем,— восхищенно хлопнул себя по коленям Розовый.— Я, понимаешь, давно столько их не держал.

И разом исчезло напряжение, на лицах засветилась жадная радость.

— Чем долбить-то?— спросил кто-то.

— Все есть, жорики. Все.— Гусиная Лапа вытащил из ближайшего ящика припасенные инструменты.— Пока двое долбят, остальные на стреме стоять будут, покажу где. И сам недалеко буду.

— Работа солидная,— сказал Розовый, пощупав стену,— за раз не управимся.

— За раз и не требуется,— ответил Гусиная Лапа.— Три-четыре ночки провозимся — и порядок.

Спустя некоторое время в подвале глухо и осторожно застучали молотки...

На следующий вечер собрались опять. Как и накануне, Гусиная Лапа привел их все тем же путаным путем, и опять никто не мог сообразить, где находится дом, в подвал которого они поодиночке спустились.

В стенке уже наметилась неглубокая, с рваными краями ниша. Рубить стало труднее. Руки быстро уставали, на пальцах появились кровавые ссадины, трудно было дышать от кирпичной пыли.

Работавший вместе с Карцевым Генка Фирсов по кличке Харя вдруг глухо вскрикнул и выронил молоток. Из разбитого пальца густо потекла кровь. Генка отчаянно замотал в воздухе рукой, потом прижал ее к животу и сквозь зубы процедил:

— К дьяволу это дело... Сдалось оно мне...

— Давай перевяжу,— сказал Карцев, вытаскивая носовой платок, и сочувственно добавил шепотом: — Пока не кончим, никуда не уйдешь, Харя. Что ты, не знаешь, что ли?

Генка обмотал палец платком и, отдышавшись, упрямо буркнул:

— Говорю — все, значит, все,— и, хмуро посмотрев на Карцева, добавил: — И тебе советую. Дело это знаешь чем пахнет?

Они, как всегда, солидно выпили перед тем, как прийти сюда. Пили прямо из бутылки по очереди, почти не закусывая. У Карцева еще шумело в голове, и он поминутно сплевывал густую, горькую слюну. Слова Генки доходили до него, как сквозь вату, и в ней словно застревал их опасный, угрожающий смысл. Карцев вяло махнул рукой.

— Ладно тебе.

— Не ладно,— упрямо мотнул рыжей головой Генка.— Раскумекаешь — поздно будет.

Он совсем не казался пьяным, но длинное лицо его было бледно.

В этот момент откуда-то из-за ящиков появился Розовый, он, видимо, все слышал. Сжав кулаки, он надвинулся на Генку, и без того маленькие глазки его на круглом лице зло сузились.

— Трухаешь, слизь? —с угрозой спросил он.

— Пошел ты знаешь куда?..

— Будешь долбить?

— Не буду.

— A-а, так значит?

Розовый занес кулак, но тут вмешался Карцев:

— Ты не очень, слышишь?

Розовый резко повернулся к нему, губы его уже дрожали от бешенства.

— А ты мало получил тогда, Профессор? Еще хочешь?..

Рука его скользнула в карман. «Нож»,— мелькнуло в голове у Карцева, и он, уже не думая, что делает, поднял над головой тяжелый молоток.

Видно, Розовый сообразил, что драться сейчас невыгодно, потому что быстро отступил в проход среди ящиков и, прежде чем убежать, прошипел:

— Поглядим еще. Живыми отсюда не выйдете...

Когда они остались одни, Генка хмуро спросил:

— Вдарил бы его молотком?

— Вдарил бы,— тяжело дыша, ответил Карцев,

И Генка просто сказал:

— Ну, спасибо, раз так.

Помолчали. Потом Карцев нерешительно сказал:

— Сейчас он Лапу приведет. Давай уж...— и поднял валявшееся на полу зубило.

— Не буду,— упрямо повторил Генка.

Карцев, согнувшись, вяло застучал молотком. Руки его дрожали, голова стала совсем тяжелой.

А через минуту за ящиками послышались тяжелые шаги и, загородив собой весь проход, появился Гусиная Лапа. В слабом свете фонарика, укрепленного на выступе стены, видно было, что мясистое лицо его было спокойно, он даже как-то сочувственно посмотрел на скрюченную Генкину фигуру в углу, потом сказал:

— Пошли, Харя.

Генка через силу поднялся, Гусиная Лапа посторонился и пропустил его вперед.

Карцев даже не посмотрел ему вслед, не обернулся. Тяжелый взгляд Гусиной Лапы словно пригибал его к полу. И он, холодея, все бил и бил молотком, боясь выронить его из онемевших пальцев.

Больше Карцев не видел рыжего Генку.

Когда они, много позже, молча выползали из подвала, перепачканные и измотанные, среди них не было Генки. Никто не спросил, где он, никто не упомянул о случившемся. Но Карцев чувствовал: все об этом знают и все думают о Генке. А потом, уже в каком-то другом дворе, Карцев заметил, что Гусиная Лапа подозвал к себе Розового. Вот тогда-то он и услышал обрывок странной фразы, сказанной Гусиной Лапой: «...подальше уедем...», и, неизвестно почему, озноб прошел у него по спине.

И тогда же, в тот вечер,— этого уже не слышал Карцев — Гусиная Лапа сказал Розовому:

— Шофер нужен, понял? Надежный. Пока тут возимся, найди.

— Ага. Постараюсь.

Прошло, однако, два дня, а Розовый все еще не нашел нужного парня.

Между тем со стеной было уже все кончено. Совсем тонкий слой кирпича отделял теперь подвал от магазина, такой тонкий, что днем Гусиная Лапа явственно слышал голоса там. Один удар — и проход свободен.

Поэтому в тот вечер Гусиная Лапа в последний раз предупредил Розового насчет шофера. Петр нервничал: надо было как можно быстрее кончать с магазином и «отрываться» из Москвы. Он понимал, чем грозит теперь каждый день промедления.

И вот, наконец, шофер нашелся: Розовый вспомнил о Пашке. Через каких-нибудь два дня не на шутку влюбленный Пашка дал Гале слово быть с машиной в условленном месте.

Когда об этом стало известно Гусиной Лапе, он довольно усмехнулся. То, что в машине очутится еще и Галя, его вполне устраивало. Насчет нее у него были особые планы.

Одним словом, все, казалось, складывалось удачно. Теперь надо было только дождаться намеченного дня, протянуть всего сорок восемь часов так, чтобы ничего не случилось.

Глава VII. БОЛЬШИЕ ХЛОПОТЫ И ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

На следующее утро после встречи с Розовым Виктор Панов раньше обычного вышел из дому и спустя полчаса оказался на большой шумной площади перед одним из вокзалов. Здесь торговала «тихая» Галя, о которой ему накануне так ничего и не удалось узнать.

Стараясь быть незамеченным, он остановился в суетливом потоке людей неподалеку от Галиной палатки и развернул свежую газету. С этого места девушка была ему хорошо видна. Высокая, белокурая, в кокетливом пестром платочке и серой шубке, с аккуратными нарукавниками, Галя быстро, с улыбкой и шутками отпускала товар, считала деньги. «Симпатичная девушка»,— подумал было Виктор. Но вскоре он подметил, как почти незаметно, но настороженно и остро приглядывалась она к псжупателям-мужчинам, и не только к молодым.

Потом Виктор перешел на другое место, поблидсе к палатке, и ему стали слышны обрывки разговоров. С некоторыми из покупателей Галя шутила смело, почти дерзко, но не обидно. Кое-кто даже задерживался у ее прилавка. Однако ни один из них не обратил на себя внимание Виктора, это были случайные люди, явно Гале незнакомые.

«Это, конечно, не тихая девушка,— сказал себе Виктор.— Совсем не тихая. Хотя заметной роли в группе, вероятно, не играет. Так, подружка Харламова, и больше ничего.— Он взглянул на часы.— Что ж, визуальное знакомство состоялось». Надо было спешить, чтобы не опоздать на оперативку у Бескудина. Туда вызван был и Федченко.

Виктор бросил последний взгляд на девушку, неторопливо сложил газету и направился к станции метро.