Наталья Александрова - Клинок князя Дракулы Страница 22

– А, это! – старик оживился. – Это оберег, защита от злых духов. Вепсы носили такие обереги на груди под одеждой или вешали перед входом в свое жилище. Они верили, что оберег защитит их от куржаков – злых духов, которые обитают на кладбище и по ночам нападают на людей, чтобы выпить их кровь. Как вы видите, крест, который вырезан на нем, – не совсем христианский. Это – древний солнечный символ, общий для всех угро-финских народов…

– То есть у венгров тоже такой был?

– В древности – вне всякого сомнения, – подтвердил старик. – Венгры называли этот крест «рука Бога», венгерское название очень трудное, воспроизвести его я не в состоянии…

Малашкин внимательно слушал его и разглядывал старый рисунок.

Он не сомневался, что уже видел точно такой же восьмиконечный крест, заключенный в круг, на двери того злополучного дома и на воротах, и еще где-то…

И это его очень беспокоило.

Следователь Малашкин был человеком очень здравомыслящим. Всю свою сознательную жизнь он верил только в то, что видел собственными глазами, а любую мистику считал порождением больного воображения. Но в том деле, которым ему сейчас пришлось заниматься, было слишком много такого, что не поддавалось объяснению.

– Да, вот еще что, – спохватился Малашкин, прежде чем уйти. – А что же было в этом злосчастном доме после войны?

– После войны? – Краевед снова углубился в свои бумаги и выдернул из папки очередной листок с таким радостным видом, с каким рыболов вытаскивает килограммового леща. – Вот оно! До девяносто четвертого года прошлого века в этом здании находился санаторий-профилакторий НИИОИ имени Инститориса.

– Кто это такой – Нииои Инститорис? – осведомился Малашкин. – Странное какое-то имя, да и фамилия ничуть не лучше.

– НИИОИ – это не имя, – возразил Сыч, – это аббревиатура, проще говоря – сокращение. Научно-исследовательский институт особых исследований. Профилакторий принадлежал этому институту и назывался именем Инститориса, а кто такой этот Инститорис – понятия не имею, – Сыч пожал плечами. – Может быть, какой-то финский революционер. Или деятель международного рабочего движения. Так вот, до девяносто четвертого года дом был на балансе этого института, надо думать, сотрудники института отдыхали там и поправляли здоровье, а потом его продали гражданину Венгрии Иштвану Дьерди.

– НИИОИ… – Малашкин записал название института в свой блокнот. – Ну-ну, узнаем, что это за такой особый институт…

Он поблагодарил краеведа и отправился восвояси.

После страшной расправы со Стефаном Данешти бояре притихли и молча сопроводили нового правителя в княжеские хоромы, где был уже приготовлен праздничный пир. Столы ломились от изысканных кушаний. Безмолвные слуги стояли вдоль стен, ожидая приказаний.

Владислав, однако, не притронулся к яствам. Пригубив чарку венгерского вина, он обвел присутствующих мрачным взглядом и проговорил:

– А что же я не вижу любезного брата своего Мирчо?

Бояре застыли в страхе: уже два месяца прошло с той ночи, когда семеро из них, сговорившись с воеводами и подкупив княжескую стражу, ворвались в опочивальню государя Мирчо и задушили его шелковым шнурком. Турецкий султан прислал на замену Мирчо его младшего брата Владислава, и вот теперь, по всему выходит, Влад собирается сурово покарать заговорщиков…

– Что же вы молчите, бояре? – Правитель поднялся, взялся за драгоценную рукоять своей сабли, взглянул на янычар, безмолвно стоявших возле входа в покой.

– Дозволь молвить, государь! – проговорил, низко поклонившись, самый старый из бояр, не замешанный в заговоре.

– Говори! – бросил ему правитель небрежно, как бросают кость голодной собаке.

– Твой высокородный брат, государь, скончался в день святого Трифона и похоронен по христианскому обряду.

– Вот как? – переспросил правитель. – По христианскому, говоришь? А я слышал, что его зарыли, как собаку!

– Разве можно, государь! – старик осенил себя крестным знамением. – Разве можно так обойтись с высокородным воеводой? Он похоронен, как положено доброму христианину!

– А коли так, покажи мне его могилу, старик!

Старый боярин, низко кланяясь, покинул зал. Правитель последовал за ним в окружении верных янычар. Позади семенили остальные бояре и приближенные, вполголоса переговариваясь.

Выйдя из хором, старый боярин проследовал к церкви. Здесь, на маленьком огороженном участке, были похоронены прежние правители Валахии.

– Вот могила твоего высокородного отца, а вот здесь похоронен твой доблестный брат…

Проговорив эти слова, боярин испуганно замолчал.

По старости лет он стал подслеповат и не сразу увидел, что каменный крест на могиле князя Мирчо Дракулешти покосился, а сам могильный холм выглядит так, будто его недавно разрыли, а затем поспешно закидали землей.

Бояре и придворные застыли в страхе. Молодой правитель окинул их грозным взглядом.

– Что это, старик? – произнес он, по-прежнему обращаясь только к старому боярину. – И ты говоришь, что мой брат похоронен, как подобает доброму христианину?

– Он был так похоронен! – воскликнул боярин, перекрестившись. – Не знаю, кто посмел осквернить его могилу!

– Я это скоро узнаю! – грозно проговорил Влад. – Но, прежде чем заняться этим, я похороню брата, как положено! Он не должен лежать возле самой ограды, как нищий, но рядом с самой церковью!

Повернувшись к янычарам, он что-то проговорил по-турецки.

Те бросились к могиле и принялись разрывать невысокий холм.

– Что ты делаешь, государь? – к молодому правителю подошел митрополит. – Разве можно тревожить христианскую могилу? Так поступают только язычники!

– Ее уже и так кто-то потревожил! Не путайся у меня под ногами, монах!

Митрополит отшатнулся, как от удара.

Янычары тем временем разрыли могилу.

Присутствующие, гонимые любопытством, шагнули вперед – и по толпе пробежал вздох ужаса.

Гроб правителя Мирчо был разломан. Сам покойник лежал поперек ямы, как будто собирался выбраться из нее. Но не это больше всего испугало бояр и придворных.

За два месяца, прошедших со дня похорон, тление не тронуло труп правителя. Мирчо был румян и свеж, как живой человек, он даже пополнел, и на его лице ярко-красные губы цвели, как маки на весеннем поле. Только волосы его отросли до самых плеч, и ногти на руках выросли и загнулись, как звериные когти.

– Вампир! – проговорил кто-то в толпе бояр, осенив себя крестным знамением.

– Вампир! – подхватили другие голоса. – Упырь! Вурдалак! Вот отчего в городе умирает так много людей!

Правитель меж тем приблизился к могиле брата, спрыгнул в яму и обнял труп.

– Брат мой, брат мой! – говорил он, не обращая внимания на перепуганных придворных. – Я вижу, что и в могиле ты не можешь успокоиться, потому что кровь твоя не отомщена, потому что убийцы твои все еще ходят по земле! Но недолго так будет, брат! За каждую каплю твоей крови они заплатят кувшином своей! Клянусь тебе, брат, я отплачу им сторицей!

Проговорив эти слова, он выбрался из ямы и приказал рыть новую могилу, возле самой паперти, и приготовить все, что положено для пышных похорон.

Тут к нему снова приблизился старый боярин, низко поклонился и проговорил:

– Я уже стар, я пережил десятерых правителей и не боюсь смерти. Но я хочу сберечь свою бессмертную душу. Дозволь сказать, государь!

– Ты и так много говорил сегодня, – мрачно ответил Влад. – Но ладно, говори!

– Ты видел, государь, что брат твой не упокоился в могиле. Ты видел, что тление не коснулось его. Ты видел, что волосы и ногти его отросли, а губы вымазаны свежей кровью. Должно быть, он вампир, вурдалак, который выходит по ночам из земли и пьет кровь живых, чтобы утолить свой вечный голод. Наши отцы в таких случаях забивали в грудь вампира осиновый кол, дабы он перестал беспокоить христиан, перестал выходить по ночам из могилы. Следует и тебе, государь, так же поступить с телом своего брата!

– Что?! – глаза правителя загорелись мрачным огнем, он схватил старика за плечи и встряхнул его, как мешок с костями. – Забить кол в грудь моего брата? Да как ты посмел такое сказать? Да как ты посмел такое даже помыслить? Тебе, тебе я забью кол за твои нечестивые речи! Ты и так прожил слишком долго, старик! Одно ты сказал верно – Мирчо не успокоился в могиле, и не успокоится до тех пор, пока жив хоть один из его убийц!

Он отбросил старика, повернулся к янычарам и приказал: