Галина Романова - Миллион причин умереть Страница 22

Татьяна молча оделась, старательно изгоняя из души горестно-приторное сожаление, и, накинув на плечи шубку, взялась за ручку двери.

– Ты трус, Толик... Какой же ты трус... – удалось ей все же вставить под занавес.

– Да?! А ты кто?! – Отбросив в сторону простыню, в которую до сего момента кутался, Толик подбоченился и, не слишком долго подбирая слова, ляпнул: – А ты – бессребреница! Ведь если верить тебе, то все это как было в папиной лапе, так в ней и останется. Кому ты нужна?! Кому?! Тебя и с деньгами-то не особо кто разбежится просватать, а так тем более.

– Ошибаешься, – сохраняя кажущееся спокойствие, возразила Татьяна. – В завещании есть оговорка, что, если я не захочу вступить в права наследования в день своего совершеннолетия, то после вступления в брак – сделать это просто обязана. Так что ты, возможно, многое теряешь.

– Ага! Может, и теряю, но я жить хочу! И жить не с тобой, поверь мне! Разве такое вообще возможно?! Господи, как ты смогла так одурачить меня?! Жить с тобой!!! – Он запрокинул голову и демонически расхохотался. – А потом пришить тебя со временем? Так же, как твой папуля твою мамочку? Нет уж! Хватит! Не верю ни единому твоему слову!!! От общения с тобой в течение такого невозможно длительного периода – целых двенадцати часов у меня уже крыша едет, а что будет, проживи я с тобой бок о бок несколько лет? Уходи, Танька! Уходи...

Тишина после того, как за ней захлопнулась дверь, воцарилась отнюдь не умиротворяющая.

Зловещая – вот, пожалуй, правильное и единственное определение той ауре, что оставила после своего ухода Татьяна. Толик привалился к запертой двери и попытался было вздохнуть с облегчением: ну вот, мол, молодчина. Первый раз решился на поступок, не испугался, не спасовал. Освободился-таки наконец и от ее присутствия, и от последствий, способных возникнуть из ниоткуда при достаточно близких отношениях с ней. Хотя, положа руку на сердце, не очень-то он верил в бредни, нашептанные ему Татьяной этой ночью, а там – чем черт не шутит... Что-то, да должно же было быть правдой. Пусть хотя бы то, что истинной наследницей всего семейного состояния является она...

Так, так, так...

От внезапной мысли, мелькнувшей молнией озарения, Толик аж присел.

Ну почему же он сразу-то!!! Вот болван! Форменный болван! Все же белыми нитками шито!

Девочке наскучило прозябать под папиным каблуком, она и заворочала локотками. А чтобы в образе мужа не получить прообраз папы в квадрате, она и остановила свой выбор на нем – на Кулешове Анатолии, со всей тщательностью своей сволочной бабской натуры рассчитав, что более покладистого и неохочего до бизнеса муженька ей вряд ли сыскать. Сделав ставку на его трусость, она налепетала тут бог весть что... Ладно, пусть не все вяжется в ее рассказе в том плане, что каждый ее претендент будет кандидатом в покойники, но все равно. Все поведанное ею – бред!..

– Лопух! – сказал Толик, улыбаясь своему отражению в зеркале. – Тебя только что поимели, как самого распоследнего лопуха!

Мерзопакостное трусливое предчувствие неприятностей постепенно начало отпускать, и, сделав себе огромнейших размеров сандвич с ветчиной и сыром, Толик засел у телевизора. Ложиться в постель и сделать попытку уснуть, когда время на часах движется к утру, показалось ему занятием бесполезным, вот и счел он за благо попутешествовать по ночным каналам местного кабельного телевидения.

Ребята, конечно, молодцы. Деньги из народа тянули не зря. Ящик вещал все, что твоей душе угодно. Тут тебе и спорт, и музыкалка, и художественный фильм, и даже для эротики нашли место.

Толик сидел в кресле, развалившись подобно огромному сытому коту, и едва ли не мурлыкал от наслаждения. Так ему вдруг понравилось его теперешнее состояние души.

Итак, что он имеет в настоящий момент?

Первое и самое приятное – это полное освобождение от всех обязательств в отношениях с Танькой. Пусть и богата, но слишком много интриг и головоломок в их внутрисемейных отношениях. Что дочка, что папа – одного поля ягоды. Пусть чахнут над своим златом, сколько душе угодно. Его убить, разумеется, никто не посмеет. Да и за что?! А что там они друг против друга затевают – не его печаль...

Второе, многообещающее и даже обнадеживающее, – это непричастность Ольги к убийствам. Да, несомненно, она темная лошадка. И в ее биографии больше темных пятен, чем звезд в Солнечной системе, но она – не убийца. Хотя кому-то очень сильно хотелось, чтобы окружающие думали именно так. Вспомнив Таньку-интриганку, Толик аж зубами заскрипел от злости. Все ведь перепортила и перебаламутила, стервозина. Везде встряла, лбами всех столкнула, а сама в стороне осталась...

А Оленька, пусть и не святая простота и невинность, но именно тот человек, которого он ждал все эти годы. Препятствия, что воздвигает судьба на его пути, должны еще пуще подстегнуть его, ведь без борьбы не бывает настоящей победы. О том, что Ольга ушла с работы вместе с Сергеем, Толик не вспоминал. Он убаюкивал себя самыми приятными размышлениями на предмет его намечающегося романа, неспешно расправляясь с сандвичем и с небывалым равнодушием наблюдая за пикантной сценой, развернувшейся на экране. Мысли вяло текли, уводя Толика куда-то за грань приятной полудремы, поэтому звонок, коротко тренькнувший в прихожей, он услышал не сразу. Вернее, услышал, но не воспринял. Ведь никогда гости не навещали его в половине пятого утра, такого не бывало. И вместо того чтобы встряхнуться, насторожиться, задуматься над тем, что несет с собой чей-то неурочный визит, он прошлепал босыми ступнями к входной двери, щелкнул замком и почти в тот же самый момент был сбит с ног сильным ударом огромных размеров кулака.

– Ну здорово, мудила! – почти весело поприветствовал его недавний знакомый Василий и, вваливаясь в тесноватую полутемную прихожую, сказал кому-то за своей спиной: – Здесь он, здесь! А где же ему быть-то еще? Тепленький, сонненький. Как будто бы нас поджидал...

Толик замотал головой, пытаясь прогнать оцепенение, но сильный удар в челюсть лишил его такой возможности. Изображение перед глазами расплывалось из-за выступивших слез. Челюсть нещадно ныла, а солоноватый привкус во рту свидетельствовал о том, что какой-то из зубов сильно пострадал.

Вошедших было трое вместе с оригиналом Васькой. Толик скорее угадал – кто двое остальных, прежде чем сумел сфокусировать взгляд на их размытых силуэтах.

– Вставай, сынок, разговор есть, – прокаркал Якин Святослав Иванович, по-хозяйски прошествовал в комнату и уже оттуда добавил чуть громче: – У нас не так уж много времени, так что ты давай там сопли побыстрее подбери.

Толик, опираясь о стену, кое-как поднялся. Вытер взмокшее лицо полой висевшей на вешалке куртки и, судорожно дернув головой в сторону зеркала, успел поймать свой затравленный взгляд.

«Это не жизнь, а просто дерьмо собачье!!! – едва не прорычал он вслух, вспомнив о событиях минувшей ночи и милом течении своих мыслей в последний час. – Только-только стоит поверить в хорошее, доброе, светлое, как является кто-нибудь и все топчет своими погаными сапожищами!!!»

К слову сказать, Толик сильно кривил душой против правды. Поганых сапог на вошедших не было. Дорогая добротная обувь. На Танькином отце так вообще ручной работы. Но все это отмечалось Толиком где-то на уровне подсознания. И почти следом за всем этим жуткое раздражение: ну и пусть дорогие ботинки! Ходили бы где-нибудь себе в другом месте, а не топтали его ковер!

Быстро, однако, Танька настучать успела на своего женишка. Видимо, слезы рекой пустила, раз не поленились в столь ранний час заявиться на разборки за дорогущее чадо. А она еще трепалась об убийстве. Не за этим же, в самом деле, они сюда приперлись!!!

Холод все же побежал по позвоночнику. Да еще как побежал! Ноги предательски подогнулись. Сердце заколотилось похлеще, чем у птицы, попавшей в сети. А вдруг Танька не врала?! А вдруг все то, что она говорила, – правда?! Что тогда?!

– Ты хоть понимаешь, что теперь тебе конец? – словно угадывая его мысли, поинтересовался все тот же весельчак Василий.

– П-п-понимаю, – еле разлепил Толик губы. – А за что?!

Его гости неспешно переглянулись и широко разулыбались. Видел бы кто при этом их глаза! Прочтя в них свой смертный приговор, Толик едва не разрыдался. Мелкими шажочками он прошествовал к разобранному дивану и обессиленно на него рухнул. Сил не оставалось ни на что. Попытаться закричать? Глупо. Сбежать – и того глупее. Оставалось сидеть и ждать, какими еще откровениями порадуют его незваные визитеры.

С последними те не спешили. Якин Святослав Иванович так вообще едва ли не задремал, а может, и задремал – поди пойми, что означает его расслабленная поза с откинутой на спинку кресла головой и полуприкрытыми глазами. Василий и Петро неспешно блуждали по комнате, внимательно все разглядывая и попеременно шумно втягивая носом воздух. Продолжалось подобное действо минут десять. Затем один из них (Толик не видел кто, так как спрятал свое лицо в ладонях) сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: