Софи Ханна - Маленькое личико Страница 22

Обшарпанное трехэтажное здание клиники было зажато между жилыми домами в пешеходной зоне Спиллинга. Белые стены, облупленные черные рамы окон. Фасад пестрел глубокими трещинами и ржавыми пятнами. Однако в интерьер деньги явно вкладывали: их зарабатывали на людских недугах и расстройствах. Толстый болотно-зеленый ковер так мягок, что Саймон даже сквозь подметки чувствовал, как сжимается и пружинит ворс. Бежевые стены, лаконичная меблировка: светлое дерево, кремовые подушки. Дизайнер явно знал верный способ, как обеспечить посетителю душевную гармонию.

Но на Саймона он явно не действовал. Зато констебль вспомнил, что при каждой встрече костюм Элис был выдержан примерно в той же гамме: песочный, оливковый, кремовый. Теперь Саймон сидел в комнате, оформленной в стиле Элис. От этой мысли у него защемило сердце. С тех пор как Элис исчезла, он видел ее повсюду. Вездесущая Элис.

Неловко было признавать, но Саймон чувствовал себя брошенным. Как такое могло получиться, ведь они едва знакомы? Виделись всего четыре раза. Мысли Саймона занимала не реальная Элис Фэнкорт, а придуманный им образ. Следовало бы узнать Элис получше. Он хотел, но боялся, что тогда ему придется изгонять ее из своих мыслей.

Миновало больше суток с того момента, как Дэвид Фэнкорт заявил об исчезновении жены и дочери. Завели дело, и все утро Саймон просматривал видеозаписи с камер слежения. После обеда Чарли отрядила его опрашивать коллег Элис. Это была уловка – чтобы удержать его подальше от «Вязов» и Фэнкорта. И Саймон не злился на Чарли. Она вполне разумно решила, что другому детективу, который не считает Фэнкорта такой гнусью, легче будет его разговорить. И все равно Саймону казалось, что его оттеснили – отправили в тыл.

Он уже опросил всех, кроме терапевта по эмоциональному раскрепощению. Этот терапевт, мисс Брайони Моррис, принимала пациента, и пришлось ждать.

Об акупунктуре и рефлексологии Саймону слышать доводилось, и он принимал их почти всерьез. Но вот лечение эмоциональной раскрепощенностью казалось ему полнейшей ерундой. Само название вызывало презрение, досаду и даже слегка нервировало. Саймон всю жизнь старался обуздывать эмоции и не ждал ничего хорошего от встречи с женщиной, чья работа – побуждать человека к обратному.

В кабинете Элис не нашлось ничего такого, что могло бы подсказать, где ее искать, лишь куча книг и буклетов по гомеопатии, два плоских черных чемоданчика, набитых лекарствами с чудными названиями типа «пульсатилла» или «симисифуга», да коробка с порожними пузырьками темного стекла. В ящике стола обнаружилась брошюрка школы Сиджуика в глянцевой бордовой обложке с гербом и девизом по центру. Девиз был на латыни, так что Саймон его не понял. Возможно, он гласил: «Если у тебя нет кучи бабок, ты в жопе». К обложке приклеен желтый стикер, и на нем почерком Элис:

«Узнать насчет Ф. – когда внесли в список? Сколько ждать очереди?»

«Бедная козявка, – подумал Саймон. – И месяца не исполнилось, а ей уже приготовили чертов оксфордский диплом». От почерка Элис Саймон разволновался. Он провел по буквам кончиком пальца. Затем, скрипнув зубами, оторвал стикер, под которым оказалась цветная фотография трех оскаленных детишек в бирюзовой униформе – две девочки и мальчик. Вылитые отличники, прилежные и упитанные.

В следующем ящике лежала фотография в рамке: Элис, Дэвид, Вивьен и, очевидно, Феликс – судя по всему, в саду «Вязов». Вивьен расположилась на траве, обеими руками обняв Феликса, внук сидит у нее на коленях. По бокам стоят Дэвид и Элис. Вивьен и Дэвид улыбаются, Элис с Феликсом – нет. У них за спиной – река. Элис заметно беременна.

Еще одна фотография в толстой деревянной рамке стояла на почетном месте по центру стола. Симпатичная пара лет шестидесяти. Оба улыбаются с приоткрытыми ртами, будто шутят с фотографом. Покойные родители. У матери такие же большие ясные глаза, как у Элис. Тоска стиснула Саймону грудь.

Он видел Элис несколько дней назад, но этот смутный жар, что обугливал изнутри, почувствовал только сейчас. В чем причина? Только ли в том, что Элис исчезла?

Саймон понял, что в комнате кто-то есть. Над ним нависла высокая женщина с пропорциями и мускулатурой спортсменки. Рыжие волосы до плеч, очки без оправы, черное эластичное платье. Она как-то слишком уж бесцеремонно разглядывала Саймона.

– Детектив Уотерхаус? Я – Брайони Моррис. Извините, что задержала. Пойдемте со мной?

Пока они шли по коридору и поднимались на два лестничных пролета, Брайони дважды обернулась – не отстает ли Саймон. У нее был озабоченно-важный вид, словно она училка и ведет класс на прогулку. «Завышенная самооценка, – подумал Саймон, – подлинный бич современного общества».

– Вот мы и пришли.

Брайони занимала единственный кабинет в мансарде. Распахнув дверь, она кивком пригласила Саймона внутрь:

– Садитесь вон на тот диванчик.

В комнате пахло духами с ароматом фруктового салата, особенно – грейпфрута. На стене висели две большие картины – не во вкусе Саймона: яркий вихрящийся винегрет из цветов, строений, лошадей и каких-то бескостных людей, плывущих в космосе. Суставы персонажей были по большей части вывернуты.

Саймон несмело опустился на продавленный бежевый диван, что почти не пружинил, диванные подушки были с глубокими вмятинами, можно в них утонуть. Брайони села на жесткий стул с прямой спинкой, за точно такой же письменный стол, как у Элис. Знахарка была на пару дюймов выше Саймона, и детектив почувствовал себя загнанным в угол.

– Значит, вы пришли по поводу Элис и Флоренс. Мне Пола сказала.

Пола – это рефлексолог.

– Да, они пропали вчера под утро.

Никому из собеседников он не говорил, что, по словам Элис, пропавший из «Вязов» младенец – вовсе не Флоренс Фэнкорт. После заявления Элис о подмене ребенка Саймон настоятельно советовал опросить ее друзей и коллег, чтобы выяснить, насколько они ей доверяют. Не известно ли о ней чего-нибудь такого, что могло бы пролить свет на ее нынешнее странное поведение? Однако Чарли твердо распорядилась не тратить время впустую. «Я не собираюсь заниматься этим больше ни минуты, – объявила она. – Элис Фэнкорт подвержена депрессиям, она сидела на прозаке и недавно перенесла труднейшие, опаснейшие роды. Жаль ее, конечно, но послеродовыми депрессиями занимается другая контора». Видя, что не убедила Саймона, Чарли решила зайти с другого конца: «Ладно, тогда объясни, кому и зачем надо было менять детей? Каков мотив? Да, детей иногда крадут, но лишь те, у кого нет своих и не осталось надежды их завести».

Саймон понимал, что упоминать Мэнди из роддома бесполезно. Элис рассказала ему о соседке по палате и ее дружке, что собирался назвать новорожденную девочку Хлоей в честь другой своей дочери – живой и здоровой. Это ничего не доказывает, и именно так ему ответила бы Чарли. А еще она бы потребовала признаться, где и когда Элис рассказала ему про Мэнди.

Поэтому, сообщая Брайони Моррис, что Элис и Флоренс вчера под утро исчезли, Саймон чувствовал себя лгуном. Значит ли это, что в глубине души он верил Элис? Исчезли два человека, но была и другая, главная, изначальная загадка, что так пока и не разгадана.

Саймон привык полагаться на собственный разум, но его уверенность в себе сильно пошатнулась после вчерашнего рассказа Чарли. Он всегда доверял интуиции, ведь она подводила куда реже, чем люди. И вот тебе раз – он оказался в серьезной беде, сам того не заметив. Что же еще он проглядел?

– Ну, о чем вы хотите меня спросить? – заговорила Брайони Моррис. – Когда я видела Элис в последний раз? Это я могу сказать точно – девятого сентября. Думаю, в нашем центре я единственная, кто встречался с ней недавно.

– Вы правы. – Саймон сверился с блокнотом. – Больше никто не видел ее, после того как она ушла в декрет.

– У меня был выходной, и она заехала ко мне домой, в Комбингем. Да, я живу в этом жутком месте, в наказание за грехи.

Казалось, она вдруг смутилась, будто пожалев, что разоткровенничалась. Но Саймону было все равно, где она живет.

– Разве одинокая женщина может сейчас на свою зарплату купить нормальный дом, а не конуру в Спиллинге или Силсфорде, да хоть в Рондсли? Да никогда! А в Комбингеме у меня отдельный дом – четыре большие комнаты. Хотя со всех сторон наркоманские притоны…

– Зачем Элис приезжала? – прервал он ее нервную болтовню.

Пожалуй, Брайони Моррис не так уверена в себе, как ему сперва показалось.

– Вы знаете, чем я занимаюсь? Эмоциональным раскрепощением.

Саймон кивнул, и по коже вдруг побежали мурашки.

– Элис нужно было снять возбуждение. Назавтра в девять утра ее должны были стимулировать. Знаете, что это? Это когда…

– Знаю.

Саймону опять пришлось перебить ее, причем довольно резко.

– Значит, она пришла к вам на прием? Домой?

– Да, на сеанс терапии. Чтобы повысить уверенность в себе. Ей самой захотелось. То есть мы с ней, конечно, подруги, или, точнее, приятельницы. По-настоящему близких подруг у нее нет.