Виталий Скворец - Союз-Афган Страница 22

Сэм сразу понял, что Вагиз, ничего не делающий за дарма, пришел к нему по делу. Он, молча, взял забитый в папиросу «косяк» и прикурил его.

Помолчали.

Сделав несколько глубоких затяжек, Сэм передал папиросу Вагизу.

— Кого? — спросил Сэм.

— Да так, телку одну. — Сказал Вагиз, возвращая косяк.

— И сильно? — спросил Сэм, думая, что Вагиз хочет просто «проучить» кого-то.

— На совсем. — Отрубил Вагиз.

Помолчали.

— Чё, «замочить», что ли? — спросил Сэм.

— Да уж не погладить! — Разозлился Вагиз. И добавил:

— Ты бы не тупил! Ну, его нафиг! Скажи, сколько стоить будет, для «своих»…

— Пять штук. — Сказал Сэм, глубоко затягиваясь «забитой» папиросой.

— Ты что, братан, анаша, что ли в голову ударила? Откуда цены такие берёшь! — Воскликнул Вагиз, вскакивая с «корточек». И шипящим шёпотом добавил:

Там, ва-аще секундное дело, подошёл к «тёлке», долбанул кастетоном по тыкве и штукарь в кармане.

— За эту секунду, душа будет вечность в Аду гореть — рассмеялся Сэм. И добавил:

— За штукарь, могу пару зубов выбить и пару рёбер сломать…

Вагиза всегда пугали потустороние темы, особенно про Ад, шайтанов и всякой другой нечисти. Он примирительно сказал молодому убийце:

— Ладно тебе, братуха, что первый раз что ли? Говорю тебе, риска никакого, я тебе всё расскажу…

— Так если риска никакого, так иди сам отработай. Или, чё-ё? Очкуешь?.. — Насмешливо сказал Сэм.

Вагиз рассмеялся:

— А ты тогда зачем будешь нужен?..

Семён, вдруг ни с того ни с сего поменял тему разговора и сказал:

— Знаешь, Вагиз, вчера по телику сказали, что в Штатах за одного убитого журналиста по пять тысяч «зеленью» дают киллеру.

— Ну и что? — не понял тот, не видя связи между разговором и показанным «вчера по телику».

— Да ничего. Грохнул десяток журналюг вот тебе и полтинник «зеленью»… Чо-о… Нормальненько… — Сказал «закайфовавший» от анаши убийца. И протянул «косяк», собеседнику.

— Ну, у нас тут не Америка, — удивляясь размаху Сэма, сказал Вагиз, забирая папиросу и снова садясь на корточки возле Семёна.

— Вот и я говорю, что валить от сюда надо, — сказал Сэм, и опять перескакивая с темы, объявил:

— Три куска, братан, такая «делюга» стоить будет, понял? Троячок денюжков — рубликов… — И, пресекая хотевшего было поторговаться Вагиза, добавил:

— И то, только для тебя, по-свойски. Иначе нахрен мне такая делюга. И «колес» каких-нибудь подкинешь. «Циклодола» или «феназипама»…

Вагиз, понявший, что торговаться бесполезно, сразу перешёл к делу:

— Хорошо, «колёс» подкину, только не сегодня. А с остальным без проблем…

Сэм согласно кивнул головой и Вагиз, решивший, что пора убийцу посвятить в план, начал свой рассказ — инструкцию:

— Тогда слушай, братишка. Скоро у Цыгана будут «ханыч» варить, так если она на «кумарах» или на «голяках», а это так и есть, то она обязательно туда припрётся…

— Погоди, так что, прямо сегодня «отработать» надо?.. — Прервал Вагиза Сэм, который от анаши и «бормотухи» уже почувствовал «ленивый кайф»…

— Сегодня и сейчас Сэм. — Сказал Вагиз. И добавил:

— У Цыгана раствор «ханки» в четыре часа, где то варить будут. Она припрётся в это время, или чуть позже. И «замочить» её именно сейчас надо. Завтра, я тебе «бабла» и «колёс» не дам. Или чё?..

— Да ничё-ё! Другие вон, чёрти чё и то ни чё, а я чё-ё — насмешливо сказал Сэм и добавил:

— Мне похеру лично, сейчас так сейчас. Смотри с баблом не подведи, а то знаешь меня, я ждать не люблю…

…Эти простые, часто употребляемые в обычной жизни слова, из уст убийцы, заставили похолодеть сердце в груди заказчика….

Вагиз тогда ещё не знал, что заказанное им убийство, приведёт к смерти троих человек, включая его самого.

Он платил Сэму за одного человека.

За одну жизнь…

Нет, за одну смерть.

Николай

Николай ушел с места преступления. Он не забрал ни оружия, ни сумки с «куклой». По началу, он плохо чувствовал себя после нокаута и потери друга. Он вышел с территории летнего кинотеатра и не спеша побежал к многоэтажным домам, по не асфальтированной дороге. Дороге, петлявшей мимо металлических гаражей…

…Коля бежал дворами через спальные районы города, стараясь избегать широких улиц и освещённых перекрёстков. Бежал в военный городок Егора к нему в комнату. Бежал долго, самозабвенно, меняя темп «с полной выкладки» до ходьбы шагом…

Улицы большого города были пустынны, и десантник бежал тихо, словно кошка. В городе Ташкенте стояла тихая, тёплая ночь. Последний благодатный подарок природы, перед наступающими холодами…

Николай забежал в комнату Егора, и только очутившись внутри, понял, что дверь открыта. Он сразу кинулся к собранной раскладушке, чтобы забрать сумку и вынести наркотики.

— Выкину их к чёртовой матери, утоплю в речке — думал он.

Но сумка с наркотиками исчезла. Он недоумённо стоял посреди комнаты и озираясь вокруг, размышлял:

«— Дверь была открыта, Неужели барыги решили подстраховаться и, вычислив, где живёт Егор, навестили его в их отсутствие?

Но с другой стороны надо быть полным идиотом, чтобы залезть в общагу, к воинам Афганцам, которые живут дружно, чем могут, поддерживают друг друга. Ведь если здесь увидят, что кто-то чужой вскрывает комнату, то забьют прямо здесь и даже милицию не вызовут.»

И тут, Николай увидел, лежавшие на столе, ключи и сразу понял, кто именно причастен к краже наркотиков.

— Ведь я чувствовал, всё это время, что что-то не так! — Как-то равнодушно подумал он. Николай положил свои ключи рядом с ключами Тани и ушел из комнаты. Он пошел к себе в общежитие, искупался в душе, побрился, оделся в своё обмундирование и стал ждать автобуса на аэродром, откуда должен был с другими командировочными военнослужащими лететь в Афганистан. Он, почти не двигаясь, просидел несколько часов кряду. Не спал и не бодрствовал…

— Я с вами не прощаюсь, твари, ох, не прощаюсь! — сказал он, когда шасси ИЛ-76, на котором он улетал, оторвались от взлётки.

Слава

Слава подошел к двери Сашкиной квартиры и увидел в глазке двери свет, идущий из нутри.

«— Значит, не спит». — Подумал он и лихорадочно стал доставать из карманов брюк мятые рубли и трёшки.

«— Вот возьму у него «чеку», — думал он, — «и начну новую жизнь».

При этом вид у него был как у сумасшедшего, которым он по сути дела и являлся. Денег на дозу хватало с лихвой. Он робко постучал в дверь квартиры. Потом смелее. После, несмотря на позднюю ночь (или раннее утро?) решился позвонить в дверной звонок.

За дверью тишина.

Просительно-виноватое выражение лица, сменилось на нетерпеливо-недоумённое. Он взялся за ручку и дверь открылась. Слава быстро зашёл в квартиру и, быстро закрыв, за собой дверь прислушался. Слышалось тяжелое, прерывистое дыхание.

— Саша. — Позвал он не громко.

В ответ раздался жалобный стон. Славик, почему-то закрыл на задвижку дверь, и осторожно пошел вперёд. Через секунду он увидел раненного Санька. Он лежал на диване, бледный, как говорят в таких случаях — без единой кровинки в лице. Славику пришла на ум мысль, что это и есть начало его прекрасной новой жизни. Он сразу прошмыгнул мимо, лежащего без сознания Санька, и ринулся в спальню к комоду, где, как он знал, Санёк хранит наркоту. Быстро нашёл кулёк анаши, грамм на триста и шесть «доз» белого порошка, завёрнутого в фольгу.

«— Героин» — понял он. Несколько раз Санек «подогревал» его этим зельем. Ощущения от таких инъекций были классными. Он пошарил ещё и нашел две стопки денег. Одна стопочка — маленькая, около «штуки», а вторая, накопления на машину — около десяти тысяч. Деньгами напихал полные карманы джинсовых брюк. Славик сгреб героиновые «дозы» в карман рубашки. Пакет с анашой — просто взял в руки и пошел на выход…

Барыга Шурик

А в это время, барыга Шурик, умирал. В воспалённом ранением мозгу, проносились ужасные события его жизни. Именно они и предопределяли тяжесть обвинений Сашеньке, которые в скором времени будут предъявлены ему «на страшном суде». Десятки лиц — молодых девушек и парней предстали перед ним, в его обморочном кошмаре. Это были лица людей, которых он сам «посадил» на наркотики и тех, кого он «сдал ментам» в обмен на свою безопасность. Это были молодые лица людей, загубленных им во славу своей мечты.

Мечты — о безоблачно-ленивом СУЩЕСТВОВАНИИ, во Славу самого СЕБЯ.

Мечты о яркой жизни, освещаемой неоновой рекламой Бродвея.

Мечты о собственной трёхэтажной яхте, с борта которой ОН мог наблюдать бело-песчаную кромку берега с кокосовыми пальмами.

Мечты о грудасто-«буферастых» «тёлках», которые готовы и день и ночь ублажать любые ЕГО эротические фантазии.