Аркадий Адамов - Петля (Инспектор Лосев - 2) Страница 22

Но идти прямо в это "строение" и спрашивать Федьку тоже нельзя. Сперва следует хоть бегло осмотреть этот огромный темный двор. Мало ли что может произойти, и предварительное изучение "места действия" стало у нас законом.

Мы медленно обходим двор, приглядываемся, прислушиваемся, запоминаем. Двор хотя и большой, но совсем не просторный, и так и эдак расположились в нем большие и малые сараи и сарайчики, то и дело образуя темные закоулки и тупики. Да и сами "строения" разбросаны по двору без всякого порядка. Одно из них оказывается двухэтажным, каменным, а остальные деревянные, в один этаж. Из некоторых окон струятся в темный двор золотистые полоски света и слышатся голоса. К каждому домику прилепились еще какие-то пристройки, крылечки с навесом.

Вскоре мы устанавливаем, что двор имеет несколько выходов на соседние улицы и в окружающие дворы.

Теперь, пожалуй, настало время направиться и к "строению No 3", где живет Федор Мухин. Знакомство с местной топографией можно считать законченным. Ноги у нас уже отсырели от шлепанья в темноте по глубокой грязи и мокрому снегу, и сами мы изрядно продрогли.

В этот момент из-за какого-то сарая появляется невысокая, темная фигура в расстегнутом пальто и ушанке набекрень. Судя по пружинистым, быстрым движениям, человек весьма молод. Об этом можно судить и по задиристому, нагловатому тону, каким он нас окликает:

- Эй, парни! Чего тут вынюхиваете, гады?

- Чего лаешься? - отвечает Гриша миролюбиво. - По-человечески не умеешь?

- Ха! Культурный какой, - презрительно усмехается парень. - Кого, спрашиваю, ищете?

- Да Федька нужен...

- Это который?

- А у вас их тут сколько?

- Хватает. Вот я, к примеру, тоже Федька.

- Ты? Мелковат ты для Федьки, - смеется Гриша. - Нам бы побольше нужен.

- Ах, побольше... - загадочно произносит парень. - Есть у нас такой.

- Не знаешь, часом, где он? - в свою очередь спрашивает Гриша. - Дело у нас к нему. К Федьке Мухину, конечно.

Я молча стою за спиной у Гриши и безуспешно стараюсь разглядеть встретившегося нам парня. В первый момент он чуть выставился под косой луч света из недалекого окна, но тут же поспешно отступил в тень. Подозрительно это. Учуял что-то опасное в нас? Боится, что его узнают?

- Ну да. К Мухину, - повторяет парень. - Понятно. Только его дома нет. Гулять ушел. Сам видел.

Врет он нахально и почти в открытую.

- Вот те раз, - досадливо говорит Гриша. - Крах фирмы. Где ж он может быть, не знаешь?

- А какое у вас дело-то? - любопытствует парень.

Гриша небрежно машет рукой:

- Железнодорожное дело. Погрузка-разгрузка.

- А-а... - Парень с минуту медлит, что-то про себя соображая, потом добродушно сообщает: - У Полины он сейчас, кажись. Гуляет там.

- И отпускает его жинка-то?

- Ха! А чего она сделает? - Парень решительно запахивает пальто и поправляет шапку на голове. - Вот так, мужики. Топайте до Полины. Она во-он в том доме живет, - он указывает на один из дальних домиков во дворе. - А я побег. Замерз тут с вами.

Он поворачивается и кидается куда-то в темноту, исчезнув за ближайшим сараем.

А мы чуть не на ощупь начинаем пробираться к домику, где живет неизвестная нам Полина.

Уверенности, что мы там застанем Федьку, у меня нет, и парень, сообщивший нам об этом, никакого доверия не вызывает. Но проверить на всякий случай надо. Мало ли что. Да и с Полиной этой тоже познакомиться интересно. Почему-то именно ее назвал тот парень.

Из двух затянутых занавесками окон до нас доносится лихой перебор гитары и нестройный, азартный хор голосов. Знатная, однако, там гулянка. Возможно, что Федька ею и соблазнился.

Недалеко от крыльца мы с Гришей останавливаемся, прячемся за угол ближайшего сарайчика и совещаемся, как поступить дальше.

- Заходить туда не очень-то с руки, - озабоченно говорит Гриша.

- Посмотрим, кто откроет, - предлагаю я. - И вызовем Федьку на крыльцо. Ты давай спрячься. Я один. А то двое всегда настораживают.

- Ну, правильно, - соглашается Гриша. - Только вызову я. А то ты по силуэту опасней выглядишь.

Я соглашаюсь, усмехаясь про себя Гришиному витиеватому выражению. Но в принципе он прав. Такая каланча, как я, может вызвать опасение, а Гриша невысокий, щуплый, его можно не опасаться.

Итак, я остаюсь за углом сарая, а Гриша поднимается на крыльцо и не сильно стучит, скромно, деликатно, словно заранее извиняясь за беспокойство. Раз стучит, потом, переждав, стучит снова, все так же деликатно. После второго стука за дверью слышится возня, и немолодой женский голос сердито спрашивает:

- Ну, кто там? Кого еще принесло?

- Мне Полину, пожалуйста, - вежливо говорит Гриша.

Почему Полину? Надо же вызывать Федора! Значит, Гриша решил сделать это через Полину? Решил, наверное, что за дверью соседка, которая может не знать всех гостей. Тем не менее я чувствую смутное беспокойство от Гришиной инициативы. Ведь условились мы не так.

В это время за дверью снова слышится какая-то возня, звякает замок, и дверь открывается.

На пороге, в тусклом свете горящей в прихожей лампочки, я различаю невысокую женскую фигуру в пальто, накинутом на плечи.

- Это вы меня звали? - доносится до меня возбужденный женский голос. Ну, и что вам надо? Вы скорее, там гости у меня.

- Федю мне надо. У вас он, говорят.

- У меня? Ха, ха, ха! Кто это вам сказал?

Но Гриша не успевает ответить. На крыльцо выскакивает какой-то высокий, всклокоченный парень и, загородив собой Полину, с угрозой кричит:

- Я те дам Федьку! И он у меня еще заработает. А ну катись, пока не врезал. Да я вот...

Он порывается соскочить с крыльца, и я уже весь напрягаюсь, предвидя неминуемую драку, когда Полина повисает на руке у парня и жеманно говорит:

- Ну, Валечка, ну, перестань. Никакой Федька мне не нужен. Ты мне нужен! Ты. Ну пойдем, пойдем... - Она увлекает парня за собой и холодно бросает через плечо Грише: - Так что никакого Федьки здесь нет и не было. Ясно вам?

Дверь с треском захлопывается.

В наступившей непроглядной темноте я не различаю даже Гришу, стоящего в нескольких шагах от меня.

Постепенно, однако, глаза привыкают, и я начинаю кое-что видеть. Гриша подходит ко мне.

- Соврал нам тот парень-то, - зло говорит он.

- Соврал или ошибся, кто его знает.

- Нет, именно соврал, - убежденно возражает Гриша. - Зачем только ему это понадобилось, не пойму пока.

- Ладно. Пойдем теперь к Федьке домой, - говорю я. - Час целый мы тут с тобой потеряли.

- Ну, может, и не совсем потеряли, - ворчит Гриша.

Ежась от пронизывающего ветра и окончательно продрогшие, мы добираемся наконец до "строения No 3". Огибаем его, находим крыльцо и, поднявшись по скрипучим ступенькам, с трудом разбираем корявую надпись белыми буквами на железном почтовом ящике: "Мухины". Значит, все верно. И мы стучим.

Тут мы ситуацию приблизительно знаем: жена, старуха мать, дети. Больше в доме никого не должно быть. Точнее, в этой половине дома, а во второй живет другая семья, и у нее отдельный вход.

На стук нам никто не открывает. И мы стучим снова, уже сильнее и требовательнее. Звонка мы в темноте так и не нашли.

- Ну, чего расстучались-то? - раздается за дверью суровый старушечий голос. - Чай, не в казенку стучитесь, а в дом к людям. Чтоб вам кулаки обломать, ироды! Кого надо, спрашиваю?

- Федора, - громко говорит Гриша. - Откройте, мамаша.

- Ну да. Конечно. Каждому открой. Нет его!

- Все равно откройте, мамаша. Нам с вами поговорить надо.

- Это кто же вы такие будете, чтоб со мной разговаривать?

Старуха упорно не желает открывать дверь. Но у Гриши ангельское терпение.

- С работы мы, - говорит он миролюбиво. - Из комитета.

- Какого еще комитета?.. - ворчит старуха.

Но, видимо, эта солидная рекомендация на нее действует. За дверью гремит засов, щелкает один замок, потом второй, и дверь наконец приоткрывается.

На пороге стоит низенькая толстая старуха в драной меховой жилетке, из-под темного платка выбиваются седые волосы, круглое лицо удивительно тугое и гладкое, сливой висит красный склеротичный нос.

- Тише галдите-то, - сердито предупреждает она. - Дитев только-только уложили.

- Ладно, ладно, не разбудим, - успокоительно отвечает Гриша. - Сами вот вы только...

- А ты не указывай. Я, чай, у себя дома, - обрывает его старуха.

Мы оказываемся в маленькой, тесной передней. Я чуть не задеваю головой низкий, потемневший от времени, дощатый потолок. В нос бьет какой-то горько-кислый запах, не то квашеной капусты, не то соленых грибов.

Старуха указывает нам на маленькую кособокую дверку в тонкой, словно фанерной стене. Когда я эту дверку толкаю, вся стена заметно содрогается.

Мы заходим в полутемную, обшарпанную комнату с грязными обоями, с прогоревшим матерчатым абажуром, свисающим с потолка над колченогим, покрытым старой клеенкой столом. У стен стоят три или четыре таких же стула и бугристая, с пружинным матрацем допотопная тахта, истертая и засаленная.