Михаил Черненок - Тайна Старого колодца Страница 22

-- Зорькину видел?

-- Видел.

-- Ну и что, насчет туфель и косынки?

-- Косынка похожа, якорьки запомнил. Про туфли ничего не могу сказать. Шесть лет почти прошло. Может, те, что покупали, может, другие, не помню.

Антон поднялся из-за стола.

Резкин тоже встал, посмотрел на Антона просящим взглядом:

-- Не дави на Витьку, а? Он знает, что Проня на него грязь льет. Знаешь, как Витьке сейчас тошно? Разберись с ним по-человечески. Тут какая-то дикая случайность. Знаешь, как иногда по случайности можно влипнуть. На службе со мной был случай. Командир роты -- потешная такая фамилия Ныркин -- лишил меня на месяц увольнения. А я шалопаистый, как Витька говорит, был. Рванул в самоволку. Подвыпил с ребятами, подружку, елки с палками, решил сыскать. На Сахалине, скажу тебе, не густо их, а тут, смотрю, на ловца и зверь бежит. Пупырышечка такая каблучками цокает. Мозги девицам туманить я умел. Пристраиваюсь к ней: куры-гуси, конфеты-пряники, печки-лавочки. Улыбается. Ходим-прогуливаемся. Время за полночь. На грех попадается телефон-автомат, квартирный номер командира роты помню, и двушка в кармане есть. Минут десять протяжные гудки в трубке басили. Поднял все-таки командира из теплой постели, слышу: "Алло. Ныркин" -- "Привет. Дыркин", -- говорю и спокойненько вешаю трубку. "Вот так, милая, -- улыбаюсь пупырышечке, -- начальству надо мстить, культурно и остроумно". В часть вернулся -- как надо, опыт был. Все тики-так. А утром ни с того ни с сего командир требует к себе. Улыбается: "Как спалось, Дыркин?" Я -- куры-гуси, конфеты-пряники, я не я, и лошадь не моя. Смотрю -- взбеленился. Ох, и дал же он мне чертей! И не за то, что сон его нарушил,-- мужик с юмором оказался -- а за то, что выкручиваться начал. Неделю на губе просидел. А случайность вот какая: пупырышечка оказалась родной дочерью командира. Когда я номерок набирал, она рядом стояла, смикитила -- что к чему. Понял, какие шутки черт отмачивает, когда бог храповицкого задает? -- Резкин улыбнулся.-После этой случайности зарок дал: поймали с поличным, не крути, Юра! Вот сегодня шел к тебе с намерением сказать, что косынка не та. А потом подумал-подумал: тебя запутаю, сам запутаюсь и Витьке, может, вместо добра в сто раз хуже натворю.

-- Правильно сделал, что так решил.

-- Так ты поможешь Витьке выкарабкаться из беды?

-- Легкомысленных обещаний, Юра, я не даю,-- Антон помолчал.-- Но могу дать честное слово, что буду искать правду до конца. Заверяю тебя, никаких компромиссов не будет, только правда.

-- И на том спасибо,-- сказал Резкин.

Столбова Антон разыскал у колхозной мастерской. Тот колдовал у своего трактора. Увидев Антона, он вроде и обрадовался, и в то же время смутился. Протянув для рукопожатия ладонь, спохватился, что она испачкана маслом, и отвел в сторону. Антон пожал его локоть, как водится обычно, спросил, кивнув в сторону трактора:

-- Ремонтируешь?

-- Да нет. Мыслишка одна пришла, хочу под стогомет переоборудовать,--вытирая пучком сорванной травы промасленные ладони, ответил Столбов.--Маркел Маркелович до утра разрешил потехничить, надо управиться за ночь.

-- Мне, Виктор, необходимо серьезно с тобой поговорить. Найдется у тебя с полчасика времени?

Столбов бросил под ноги измятую в руках траву и достал из кармана комбинезона пачку "Беломора". Закуривая, искоса взглянул на Антона, видимо, догадавшись, о чем пойдет речь, проговорил:

-- Какой разговор может быть о времени. Я думал, в контору вызовешь, а ты сам пришел.-- И усмехнулся так, что Антон не понял, хорошо это, что сам к нему пришел, или плохо.

Взгляды их встретились. Спокойный, доброжелательный взгляд Антона и настороженный, серьезный -- Столбова.

-- Ты дарил Зорькиной туфли и голубую косынку с якорьками? -- спросил Антон.

На лице Столбова не появилось ни растерянности, ни удивления. Во всяком случае, Антон этого не заметил. Прежде чем ответить, Столбов огляделся, увидел неподалеку от трактора ящик из-под каких-то деталей, показал на него, предлагая сесть. Подошли, сели рядом. Столбов несколько раз медленно, будто выигрывал время, затянулся папиросой и только после этого ответил:

-- Дарил.

-- Где ты их взял?

-- Можно сказать, купил.

Антон, досадуя, что вторично не может найти к Столбову подхода, спросил:

-- У кого купил? Когда?

-- Когда -- помню. В шестьдесят шестом году, вскоре после засыпки колодца. А вот у кого? Если бы я знал -- у кого...-- невесело, но удивительно спокойно проговорил Столбов.

-- Туфли и косынку, что ты подарил Зорькиной, вез ей знакомый моряк, который не доехал до Ярского.

Первый раз на лице Столбова появилась растерянность, будто его внезапно оглушили. Он раздавил каблуком сапога окурок, тут же закурил новую папиросу и тихо сказал:

-- Всякие предположения в голове крутились, но такого не предполагал. Вот это влип...

Антон выжидательно молчал. Столбов курил, и трудно было понять, вспоминает он или о чем-то думает.

-- Вот это влип,-- повторил Столбов и посмотрел на Антона.-- Шесть лет почти прошло с тех пор. Через несколько дней, как колодец забросили, помог одному шоферу. Погода осенняя была, слякотная. Засадил он свой ЗИЛ в кювет по самую кабину. Если бы не я с груженым самосвалом -- в жизнь бы ему самому не выбраться. Часа полтора с ним возился. Выволок из грязи. Он угощать начал, сам крепко подтурахом был. Я за рулем никогда не пью, отказался. А он, как это по пьянке бывает, расчувствовался чуть не до слез, благодарить стал. Достает газетный сверток, сует: "Возьми, бабе отдашь, пусть носит. Своей купил, но не стоит этого. Пока здесь в командировке вкалываю, сельскому хозяйству помогаю, она закрутилась в городе". Я отказываюсь, он силком толкает: "Бери!" Ну, думаю, черт с тобой, протрезвишься -- сам назад попросишь. Правда, он тут же в долг червонец стал цыганить. У меня деньги были с собой, не жалко. Набралась десятка, отдал. Вот и все. С тех пор этого шофера ни разу не видел.

-- А до этого не приходилось с ним встречаться?

-- Нет.

-- Номер машины или хотя бы буквенный индекс не запомнил?

-- Черт бы там запоминал, в грязи по уши все было.

-- Хоть что-то во внешности шофера ты запомнил? _ Мордастый такой дядька, лет под сорок. Помню, бутылку С пивом зубами открывал. Первый раз такое видел, удивился, как он зубы себе не выворотил. -- Сейчас не удивляешься?

-- Сейчас у нас Сенька Щелчков, который Маркела Маркеловича на "газике" возит, таким манером с бутылками пивными расправляется.-- Столбов помолчал.-- Наверное, из приезжих тот шофер был. К нам же каждую осень со всей страны на уборку съезжаются помощники. Кто от души помогает, а иной кантуется, абы время провести.

-- Постарайся, Виктор, подробности вспомнить,-- Антон почти умоляюще посмотрел на Столбова: -- В таком деле иногда второстепенная деталь может все, как прожектором, осветить.

Столбов сплюнул на землю отжеванный кончик папиросного мундштука.

-- Так уговариваешь, как будто я враг себе. Еще тогда, как он всучил мне сверток, предчувствие было: не иначе -- ворованное. Затем прошло. Сто лет бы эти туфли с косынкой у меня провалялись, если б Марина их не увидела. Понравились они ей, померила и говорит: "Витьк, ты как на меня купил. Продай".-- "Бери так и носи на здоровье",-- ответил, а рассказывать, как они ко мне попали, не стал.-- Столбов вопросительно посмотрел на Антона.--Неужели Марининого моряка в колодце нашли?

-- Трудно сейчас сказать.

-- Я ведь знал, что он должен приехать...

-- От кого?

-- Сначала Слышка рассказал. В деревне все почему-то тогда считали, что я влюбился в Марину. Потом сама Марина говорила, что морячок к ней вот-вот приедет.

-- О колодце нового ничего не вспомнил?

-- Что о нем вспомнишь нового? Вот разве... бадья обычно у колодца на земле стояла, а в тот раз, утром, оказалась в колодце. Вода зачерпнута была, и кот в ней. То ли прыгнул и загремел с бадьей в колодец, то ли его туда кто швырнул. И голова у кота вроде разбита была, ну да я к нему особо и не приглядывался.

-- Как ты бадью достал, если она в колодце была?

-- От нее веревка к стояку была привязана, чтоб от колодца бадью никуда не утаскивали,-- Столбов опять закурил.-- И еще в ту ночь у меня из кабины самосвала утащили разводной ключ. Я грешил на Проню Тодырева. У него такая замашка есть -- прибрать, что плохо лежит. Только, похоже, не брал он. До сих пор не знаю, куда ключ сгинул. А Проня сейчас по деревне вякает: Столбов, мол, этим ключом "ухайдакал" человека. До меня же разговоры доносятся.

-- А сам Проня не мог этого сделать?

-- Нет,-- ответил не задумываясь Столбов.

-- Трусливый?

Столбов подумал, пожевал папиросу.

-- Я не сказал бы, что трусливый. По пьяной лавочке Проня и за кирпич может схватиться, и за ножик. Вот милиции он боится и пьяный, и трезвый. С детства у него эта боязнь,-- Столбов улыбнулся.-- В войну, как знаешь, мужиков в Ярском почти не было, одни женщины. И работали, и с ребятней управлялись. Хорошо было с теми, какие нормальными росли, а некоторые же шпана шпаной. Проня, говорят, из таких. Замаялась мать с ним. А жил в то время в Ярском участковый милиционер, Николай Иванович. Кончилось у тетки Дарьи терпенье, пришла она к нему, христом-богом просит: "Всыпь Проньке ремня, сама уже с байбаком справиться не могу". Участковый почесал затылок. "Противозаконное это дело,-- говорит.-- Вот разве по случаю военного положения показательный трибунал устроить..." Собрал в контору всю деревенскую шпану, привел Проню, штаны с него долой и милицейским ремнем влил горячих, сколько мать попросила. С тех пор, говорят, деревенская шпана тише воды, ниже травы стала, а Проня до сих пор милиции, как огня, боится.