Всеволод Данилов - Банк Страница 22

Он постоял рядом с девушкой перед таращащимися на нее подчиненными.

– Да, мужики, – удрученно протянул он. – Джентльмены из вас… На SORRI, и то не наберется. Ну, место-то даме…

Первым подскочил Дерясин, за ним сияющий Клыня. Нашли стул, раздвинулись, и – странное дело: за тесным столом стало просторней. Даже Жукович нехотя свел поближе острые свои локти. И вовсе уж к потрясению Забелина, незаметно проверил узел галстука Подлесный.

– Итак, доклад Подлесного. Работаем сидя.

Подлесный раскрыл могучую, свиной кожи папку с потускневшим тиснением «Участнику совещания руководителей правоохранительных органов». Внутри увесистой папки стыдливо затерялся одинокий листик.

– Прям-таки Остап Бендер при учреждении «Рогов и копыт», – не удержался Жукович.

Недружественная реплика, впрочем, разбилась о невозмутимость докладчика.

– ВНИИ «Информтех» учрежден в пятьдесят восьмом году, – начал он. – Акционирован в девяносто шестом. На сегодня шестьдесят процентов акций у так называемого трудового коллектива, сорок процентов, как мы знаем, у государства. В настоящее время переданы в ведение Московского фонда имущества и выставляются на аукцион.

– То есть поставили на институтишке жирный крест, – прокомментировал для Юли ее сосед Дерясин. Он, как и другие, то и дело поглядывал на нового члена команды. Юля же, хоть и не отошла еще от ужасающего прокола, добросовестно делала быстрые пометки.

– Теперь отдельно по фигурантам. Ключевая фигура – член-корреспондент Академии наук некто Мельгунов Юрий Игнатьевич.

Забелин заметил, что при сочетании «некто член-корреспондент» по лицу Лагацкой пробежал знакомый ему лучик.

– Мельгунов на сегодня – генеральный директор. Он же, в нарушение законодательства, председатель совета директоров, он же – царь и бог. Совет директоров составлен в основном из членов ученого совета – есть у них такой орган. Это при Мельгунове вроде марионеточного правительства. Говорят, мировая величина, поэтому с ним даже в Минобороны вынуждены считаться, хотя характер паскудный.

– Насчет характера откуда информация? – поинтересовался Забелин.

– В основном из Минобороны. Много, говорят, настрадались.

– Впредь, давая характеристики, извольте пользоваться исключительно добросовестными источниками.

– Слушаюсь, – стараясь выглядеть бесстрастным, кивнул Подлесный. – Могу продолжать?.. Второй по значению человек – Александр Борисович Петраков, пятидесяти двух лет, финансовый директор. Ранее завлаб в институте, затем, по рекомендации Мельгунова, работал в министерстве. Мельгунов же его назад и выдернул в девяносто седьмом. В Министерстве характеризуется как крепкий исполнитель. Вся финансовая деятельность: кредиты, аренда – на нем. Мельгунов в это дело не влезает. Есть сведения, что институт набрал невозвратных долгов и назаключал какие-то липовые договора. Но чтобы это дело упрозрачить, нужно прокачать бухгалтерию. А туда пока доступа нет – всюду люди Петракова. Штат он сам ставил. Институт имеет счета в трех банках. Но основные обороты – через «Балчуг». Есть предварительная информация, что у самого Петракова там за последний год появились крупные вклады.

– Так кто ж из них двоих тогда ключевой? – поинтересовалась Лагацкая.

– Мельгунов, – уверенно ответил Подлесный. – Я уже говорил – это железный кулак. Потому, думаю, схема здесь такова: Петраков – это его «засвеченный» человечек, кошелек. А сам членкор, как человек умный, держится в тени и качает свой личный интерес через кассира – то есть через финансового директора. Думаю, если у Петракова вклады в «Балчуге», то у Мельгунова – не иначе как на Западе. Ну а то, что они в связке, это очевидно.

На этот раз согласно кивнул даже вечный его недруг Жукович.

Забелин припомнил глаза «подпольного миллионера», заблестевшие при виде поданной на стол семги.

– Какие еще накоплены тонкие наблюдения?

– В последние дни в институте идут какие-то подвижки. – Насмешливые, неясного происхождения реплики шефа слегка сбивали Подлесного. – Мельгунов, до того управление институтом возложивший на Петракова, неожиданно активизировался. Даже представил еще одного зама – некто Флоровский. Детально пока не знаю, но тоже бывший сотрудник. Вернулся из США. Лошадка темная.

– То есть засланный казачок? – окончательно развеселился Забелин.

– Не исключено, – отрезал Подлесный. – Я уже говорил, что вокруг института американцы крутились. Так что прокачать бы стоило. Да, и еще. Реестр акций институт ведет сам. Ответственная – некая Власова. По ней информацию еще не подобрали. Но самая неприятная для нас вводная, – не дождавшись на сей раз реакции Забелина, продолжил докладчик, – позиция Мельгунова и совета директоров. Здесь вероятно активное противодействие. Они, видите ли, патологически не доверяют российским финансовым организациям.

– По-вашему, это патология? – лукаво, под общее веселое оживление прошелестел женский голос. Сама Юля при этом оставалась с невозмутимым лицом.

– Я с позиций наших интересов.

– Другими словами, отдаваться не захотят, – перевел Дерясин.

– Ну что ж, аналитические навыки вы продемонстрировали. А вот с фактами пока негусто, – оценил трехдневные хлопоты подчиненного Забелин. – Но даже из этого видны вводные! Во-первых, нам будет жестко противостоять руководству института, имеющему рычаги влияния на сотрудников. В позиции этой, впрочем, есть для нас и приятное – институт, похоже, девственно чист, то есть все акции на месте. Хотя напрягает связка «Балчуга» и Петракова. Здесь возможны сюрпризы. Поэтому, Вячеслав Иванович, углубляйте информацию в кратчайшие сроки. Теперь ставлю задачи по направлениям. Кредитование!

– К концу недели получаем первый транш, – горделиво доложил Дерясин.

– Второе – аукцион по сорока процентам. Здесь – ответственный Жукович. Вторым номером – Клыня. Через неделю мне подробный сценарий по всем позициям…

– Да все понятно, Палыч. Не первый год замужем, – с обычной развязностью отреагировал Жукович. – Даже не держи в голове – отсосем мы эти акции. Да и где еще другие психи найдутся, чтоб полезть без шансов скупить контроль?

– Через неделю – письменный сценарий… Третье, и самое трудное, – подготовить общую концепцию операции. – Предвидя реакцию, Забелин сделал паузу. – Это вам, Юля, гостинчик.

Оглядел вытянувшиеся лица.

– Отдельно для тугоумков: всю получаемую информацию – Лагацкой. Всю! – Он жестко посмотрел на скривившегося Жуковича. – И еще раз о конфиденциальности – все протоколы совещаний в одном экземпляре и только за моей подписью. Это понятно?

– Чего не понять? – За те полчаса, что шло совещание, возбуждение с Яны спало, и она сделалась какой-то неулыбчивой. Только теперь Забелин сообразил, что с момента появления Лагацкой он, а похоже, и остальные как-то забыли о сидящей в стороне эффектной секретарше.

Изнемогший от долгой, изнуряющей зимы Китай-город дождался апреля. Обмотанная развевающимися шарфами, надышавшаяся весеннего воздуха молодежь торжествующе облепила место своих сходок – памятник героям Плевны, только что освобожденный от досок, которыми он был заколочен на зиму.

Поколебавшись, Забелин повернул в сторону Варварки – из кадров дважды напоминали, что пора формализовать изменившийся статус в банке – подписаться под приказом о понижении.

Но главное – под этим предлогом Забелин хотел прощупать источник утечки информации. Кто-то же сообщил Онлиевскому о начале скупки. Но еще важнее было понять, догадываются ли в банке об истинной договоренности между ним и Второвым. И прежде всего в главном сосредоточении информации – в кадрах.

В связи с последними событиями Забелин все чаще возвращался к занимающим его мыслям о потаенном могуществе кадрового аппарата. Этом термометре, безошибочно оценивающем, здоров ли ты, а если болен, то есть ли перспективы выздоровления. Этом сейсмографе, предугадывающем глубинные, пластовые подвижки. Грубы порой кадровики в общении, но – тонки их натуры. Над тобой еще ясно, ты, кажется, всевластен. И тот же начальник кадров при встрече бежит к тебе с вытянутой издалека рукой. Но вот мимо проскакивает тихонько его подчиненный, вместо привычного искательного взгляда вдруг – рысий рывок в сторону, и твоему секретарю нужную выписку приносят не тотчас, и указание твое выполняется не сразу, а как бы куда-то проваливается. И всякий имеющий аппаратные уши понимает – барометр ждет над тобой грозы. Бывает и напротив. На тебя хлещет, просто-таки заливает и нет спасения. И смышленые сослуживцы не торопятся первыми поздороваться, и ушлые, держащие нос по ветру хозяйственники, в предвидении близкого твоего падения, не меняют вовремя перегоревший кофейник, приносят сервиз не того качества, задерживают машину на профилактике. А кадровики у всех на глазах мчатся с зонтом на помощь, рискуя вроде бы навлечь на себя немилость руководства. И ты понимаешь – в этот раз тебя вынесет. Порой кажется, что перед тобой самонастраивающаяся система, подчиняющаяся единственно внутренней, недоступной посторонним логике. И сам этот аппарат создает и формирует то, что потом руководители принимают за собственные решения. Вот почему хотелось Забелину при встрече с Каплуном посмотреть, поверил ли тот в разрыв между ним и Второвым, – обмануть ожидания профессиональных лицемеров потрудней, чем механический детектор лжи.