Диана Кирсанова - Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы Страница 22

– Пожалуй… – сказал Волков. – Вы тоже можете идти, молодые люди, – обернулся он к Вальке и Арине. – Передавайте привет папе, Ариадна Максимовна.

Молодые люди черкнули свои подписи под не слишком длинным, всего в пару страниц, протоколом допроса (оказывается, седовласый следователь, на которого никто не обращал внимания, все это время бодро строчил) и покинули чертову квартиру. Вышли все втроем – Арина впереди, упрямо наклонив голову, Березнев вслед за ней, Валька замыкающим.

– Сколько времени? – спросила она, когда они вышли из подъезда.

– Двадцать минут двенадцатого, – ответил Аннин брат.

– Ой, мама! Я же не успею на метро!!!

– Я провожу… – успокоил Валька.

– Да что толку! Пока дождемся автобуса…

– Если хотите – до метро я могу вас подвезти, – вежливо, но равнодушно предложил Алексей. – Моя машина за углом.

– Ой, спасибо вам огромное!

Он кивнул и зашагал по поблескивающей в тусклом свете грязи, не особенно даже стараясь ступать где посуше – так был расстроен. И все же им пришлось обойти огромную лужу, которая отделяла его автомобиль от запорошенной строительной пылью стены соседнего дома.

Валька протянул Арине руку, желая помочь преодолеть препятствие, но она сделала вид, что не заметила, и сердито в два или три прыжка перепрыгнула лужу, выбирая места посуше.

Он обиделся: разве он был в чем-то виноват?

Мало того что Арька явилась во втором часу ночи, заставив родного отца сначала выглядывать в окна, а потом, когда окончательно стемнело, спуститься вниз. Мало того что добрых два часа он совершал незапланированный моцион от своего дома до метро и обратно, кидаясь навстречу каждой невысокой женской фигурке. Так она еще и появилась с неожиданной стороны! И не поздоровалась с отцом, и вообще никак не обозначила того, что видит его, возникшего перед ней в тусклом свете фонарей, освещавших трамвайные линии и серую крышу пустынной в эту ночную пору остановки.

Шла, опустив голову, зацепив большими пальцами ручки своего рюкзачка и нарочно шаркая обутыми в ботики ногами по асфальту – верный признак задумчивости и плохого настроения. Эту привычку Бардин знал за нею еще с детства. Если по дороге из детского сада он отказывался купить Арьке мороженое (в ту пору она была, как говорили врачи, «подвержена ангинам»), то дочь поднимала такой «шарк-шарк», что на нее начинали оглядываться прохожие.

– Арька!

Вскинув голову, она скользнула по Максу взглядом и отвернулась.

– Арина! Не делай, пожалуйста, вид, что ты меня не замечаешь. Что за поведение, в самом деле? Ты не ребенок.

Ему не нужно было даже придавать голосу строгости – он и в самом деле был очень зол.

Дочь остановилась и посмотрела на него исподлобья, закусив губу.

– Я жду тебя здесь уже третий час! Где ты была? Почему не предупредила, что задержишься? И зачем отключила телефон? Отвечай мне, слышишь?

– Слышу, – буркнула она наконец, и Макс втайне обрадовался: значит, все-таки они будут разговаривать.

– Ну?

– Пойдем домой. Это глупо – устраивать объяснения посреди улицы. И не повышай на меня голос, люди могут подумать, что я твоя брошенная любовница.

Она снова закусила губу, но на этот раз – несмотря на темноту, Макс это видел ясно, – чтобы сдержать улыбку: выпущенная шпилька явно доставила ей удовольствие. Бардин почувствовал нарастающее раздражение.

– Арька, прекрати это немедленно! И сейчас же отвечай мне! Сию минуту!

Дочь снова подняла на него глаза – и вдруг это «фирменное» Арькино выражение «ну-и-пусть-а-мне-наплевать!», которого Макс терпеть не мог, сползло с круглого лица, как дождевая вода с оконного стекла. У дочери мелко-мелко задрожал подбородок. Она моргнула, потом моргнула опять, затем сморщилась и вышла из круга фонарного света.

Сделала еще один шаг – и ткнулась лицом в рукав его куртки. «Какая маленькая», – подумалось Максу в очередной раз. Он знал ее уже добрых семнадцать лет, но никак не мог привыкнуть, что взрослая дочь едва достает ему до груди.

– Папка, – сказала она и всхлипнула. – Папка, мне так плохо, так плохо, если бы ты только знал, папка…

Макс осторожно высвободил руку и обнял ее. С испугом почувствовал, что девочка дрожит.

– Пойдем домой, – детским голосом сказала Арька ему в грудь. – Не спрашивай сейчас ни о чем, пожалуйста! Пойдем!

Макс погладил ее по голове. На мгновение стало нечем дышать. Волосы у нее были совсем как у матери.

Всю дорогу до дома она прижималась к отцу, как котенок, потерявший и вновь обретший любимого хозяина. Бардин крепко обнимал ее за плечи. Они шли молча – Макс решил удовлетворить ее просьбу и ни о чем сейчас не расспрашивать. С его глупой и доверчивой дочкой случилось что-то страшное, это было ясно. Но что?! Натренированное воображение отца-одиночки уже рисовало картины, от которых он просто холодел. «Ну хватит, хватит, – твердил он про себя стандартное заклинание всех на свете родителей. – Что бы ни случилось с девчонкой, все уже позади. Она жива, здорова, и это главное…» Но, еще не успев додумать эту фразу до конца, Макс уже давал себе железное обещание завтра же, то есть уже сегодня, найти и убить подонка, который обидел его Арьку!

Она продолжала всхлипывать у Макса под рукой. А один раз остановилась и по-детски потерлась щекой о его руку, оставив на ней мокрый след.

В первый раз в жизни у Максима заболело сердце.

Когда она вышла из ванной в душноватом облаке своего любимого шампуня, закутанная в его махровый халат, который волочился за ней по полу, Макс уж был готов к любым ее откровениям.

Все это время, орудуя на их большой кухне сковородкой и столовыми приборами, Бардин давал себе слово быть хладнокровным и спокойным, как подобает любящему, но мужественному отцу. Пусть девчонка сперва расскажет толком, что с ней произошло. Решение о том, что с этим делать, он будет принимать позже и один.

– Садись. Голодная?

– Да… – Макс видел, что нет, но Арька не хотела его обидеть. На поставленную перед ней тарелку с макаронами с соусом балоньез она посмотрела так, как будто не понимала, что это.

– На-ка. – Макс вложил в ее руку вилку. Пальцы машинально приняли ее, обхватив черенок так крепко, что побелели суставы. Порозовевшая после ванны, Арька смотрела на отца испуганными глазами, ждала начала трудного для нее разговора и боялась его.

– Ешь. – Он осторожно похлопал ее по спине.

Шмыгнув носом, она протянула руку и несколько раз ткнула вилкой в тарелку. Толстый рукав халата, из которого выступали бледные пальцы, распластался по столу, как большая нора.

В этом халате, в который можно было завернуть ее всю, Арька и сама смотрелась маленьким зверьком, на минутку высунувшим наружу детскую мордочку. Одно неосторожное слово – и он снова нырнет в свое убежище, затаится там и затихнет.

– Если не хочешь сейчас говорить, что с тобой случилось, не говори, – сказал Макс осторожно. – Я просто хочу тебе помочь.

– Я знаю.

– Ну, тогда я рад. Значит, я пока еще вызываю у тебя доверие.

– Папка! – Она посмотрела на Макса с упреком.

– Прости, – произнес он поспешно. – Я не хотел сказать ничего, что бы могло тебя…

– Папка!

Арька отбросила вилку, поставила локти на стол и положила подбородок на подставленные чашечкой ладони. Она сделала это, подчиняясь внутреннему порыву, но с какой-то неожиданной грацией, которой Макс раньше в ней не замечал.

Рукава халата сползли вниз, обнажив руки и сложившись на столешнице толстой мягкой гармошкой. Это тоже был ее жест – Макс опять увидел перед собой Марию, сидящую вот так, по-домашнему уютно, и белые стебли рук подпирали голову, казавшуюся вдетым в хрупкую оправу бриллиантом.

Он поймал себя на мысли, что совсем не знает, как вести себя с нею. Арина была его дочерью, и по всем параметрам зрелости – еще ребенком, но все-таки уже женщиной, и это последнее по необъяснимой причине Макс начинал чувствовать особенно сильно.

Арька смотрела в сторону, в ничем не примечательный угол между подоконником и холодильником. И молчала. Молчала, наверное, целую минуту.

– Я тебе все расскажу, прямо сейчас, все-все, до последнего словечка. Но только ты не перебивай меня, пожалуйста. И не обзывай, ладно? Я и сама знаю, что дура.

Немножко запнувшись на последнем слове, она повернула голову в его сторону. Глаза, так похожие на его собственные, глянули ему прямо в лицо.

И больше уже не отрывались.

…Когда она кончила говорить и последние звуки ее голоса затихли, чуть отразившись от кухонных стен, Максу даже и в голову не пришло назвать ее дурой.

Он просто онемел.

Арька подождала немного, шумно вздохнула, поерзала на табуретке и затихла. Было слышно, как капает вода из крана и в приоткрытую форточку ударяются сухие листья.

Дочь еще раз вздохнула и продолжила:

– …и надо что-то делать, иначе она погибнет. А это очень хорошая женщина, папа. Хотя это неважно. Она может быть хоть каким чудовищем, Бабой-ягой даже, это теперь все равно, потому что я должна, должна ее спасти! Потому что я, я сама все это затеяла, понимаешь? Если бы не я… И не моя дурацкая откровенность с Валькой… Ведь все началось после того звонка, которым мы вызвали Анну на свидание! Это же ясно! Конечно, мы не знали, что так получится, но сейчас это не имеет ровным счетом никакого значения, потому что надо исправлять все то, что мы натворили! Я… только я… Папка, только я не знаю, как это сделать!