Марина Серова - Последний шанс Страница 22

После звонка открыли нам не сразу, видно, рассматривали в глазок. Затем из-за двери послышался хриплый голос:

— Вовк, ты? Привез?

— Сказал ведь, привезу. Отпирай, не томи.

Зазвякали многочисленные запоры, и еще через полчаса нам было позволено проникнуть в квартиру. Мы обменялись с Плотником настороженными и оценивающими взглядами. С нашей последней встречи он мало изменился, похудел разве. То же обилие морщин на круглом скуластом лице, те же черные равнодушные глазки и седые клочки волос за ушами. Фланелевая клетчатая рубашка и синие джинсы придавали матерому уголовнику домашний и молодцеватый вид.

— Ну, здравствуй, Иванова, — прохрипел хозяин дома и выругался длинно и заковыристо.

— Я тоже не рада тебя видеть.

Геннадий Борисович собрался добавить к своему предыдущему высказыванию пару-тройку этажей, но закашлялся, почти как я, и передумал.

— Пошли на кухню, там теплее. Чаечку выпьем.

Мы обосновались в небольшой уютной кухоньке, отделанной в неярких бежевых тонах. Вован разлил нам душистый черный чай и был услан в зал — смотреть телевизор. Я опрометчиво отхлебнула из чашки и едва не выплюнула ядовито-горькую обжигающую жидкость. обратно. Затем опрометчиво проглотила и едва не вывернулась наизнанку. Пока я экспериментировала со свежезаваренным чифиром, хозяин выхлебал всю свою поллитровую бадью и уставился на меня. Я молчала, предоставляя ему право заговорить первым. Он молчал неизвестно почему.

Может, ждал, когда я допью? Тогда лучше общаться.

— Давно вернулся?

— В сентябре, — охотно отозвался Плотник. — Под амнистию попал, в честь юбилея Пушкина. Как раз тогда в больничке валялся. Я, мать, кашляю сильно.

Туберкулез, мелькнуло в голове, и меня затошнило с удвоенной силой. Мы опять замолчали, в упор пялясь друг на друга. У меня первой сдали нервы: сказался трудный день.

— Чем лечишься?

Мой непростой собеседник мгновенно оживился.

— Чаечком вот лечусь. И травки завариваю. Разные. Малинку, землянику. И еще корень женьшеня. Мертвых, говорят, поднимает.

Он умолк и перестал подавать какие-либо признаки жизни, даже шевелиться. Темы для разговора я исчерпала и замерла на стуле, стараясь соответствовать мужчине напротив. Тут же нестерпимо зачесались нос, правое ухо, живот, затылок и обе пятки. Ясно, откуда у Вовки дурная привычка постоянно чухаться. Я уже придумала великолепную шутку про пятнадцатый этаж, который задевают самолеты, но хозяин вдруг ожил, долго кашлял, потом удовлетворенно сплюнул в раковину и неторопливо захрипел:

— Вот что, мать. На днях от людей услышал, кто-то в нашем городе закупил немелкую партию пороха, взрывчатки то есть. Понимаешь, о чем я?

— Примерно. Но кому это понадобилось?

— В том-то и дело! В большой тайне торговались, через посредников.

Спросишь, зачем такое честному человеку, что ему скрывать от нас? Так я тебе отвечу. Не люди это.

Я, как зачарованная, не сводила взгляда с вещавшего с пеной у рта старого вора.

— Чечня это, вот что. На ветер пустить нас решили…

И он минут пять, пока вновь надрывно не заквохтал, покрывал ненавистных бандитов матом. Отдышавшись, продолжил изложение основной идеи уже с коррекцией стиля.

— Ты того, мать, должна найти этих… заказчиков, и поскорее. Мы не потерпим эту… сволочь в нашей России.

Он, видно, устав, застыл. Я открыла рот для парочки вопросов, но Плотник поднял на меня свои пустые страшные глаза, и возникать мне сразу расхотелось.

— Важное дело. Ты, как их найдешь, все документики в органы отдай, в соответствующую контору. Пусть примут меры. А заплатить я тебе заплачу.

Он порылся в кармане джинсов и аккуратно положил на скатерть несколько стодолларовых бумажек.

— Геннадий Борисович, — в моем голосе непроизвольно прозвучало уважение. — Мне хотя бы одну зацепку, имя перекупщика, где бывает, когда состоялась сделка.

Старый вор скривился, словно я просила его выпить за благополучие и семейное счастье всех тарасовских сотрудников милиции, потер подбородок ладонью, смахивая невидимые крошки, злобно глянул на меня и прохрипел:

— Ты, мать, того, меня не приплетай. Если что спросят, переводи стрелы на ментов, мол, от них данные. Я истово закивала, аж закашлялась для уверения в моей лояльности и солидарности. Плотник опустил тяжелые веки, стесняясь своего стукачества, пусть даже на благо Родины.

— Сделку обмывали две недели назад. Последний наш перекупщик кликуху носит Штурман и бабки обычно тратит в «Синице».

Ночной клуб со своим казино, бильярдом и рестораном «Синица в руках» пользовался заслуженной славой бандитского притона. Думаю, на сегодня он входит в план моих культурных развлечений. Быстро же, однако, я согласилась на очередной заказ, несущий мне новые, опасные и вредные для здоровья хлопоты.

Разгадка моей сговорчивости кроется не в сути самого дела, хотя политически неразборчивой меня тоже назвать трудно, а в нестандартной личности нанимателя.

Таким людям сложно отказать даже в пустяках, а борьба с чеченским терроризмом вовсе не пустяк, не замужество какое-нибудь. К тому же я была не уверена, удастся ли мне выйти из квартиры живой и невредимой, если я откажусь от предложения Плотника.

Я уже встала, собираясь откланяться, когда замерший наподобие китайского глиняного божка старик забеспокоился и заворочался на табурете.

— Иванова, ты пушку-то имеешь? На зверя ведь идешь…

Я пошарила в сумочке и предъявила слегка облупленную от частого употребления «лимонку». Поддавшись мимолетному порыву увидеть испуг на лице бывшего заклятого врага, я рванула чеку и, выждав секунд пять, зажгла огонек пламени. Плотник поначалу впал в привычное для него состояние окаменения, но, обнаружив вместо грозного оружия зажигалку, сморщился, как-то скукожился и тоненько, пронзительно захихикал. Примчался Вовка, помахивая узким лезвием, и очумело уставился на старшего товарища. Тот отсмеялся, стряхнул непрошеные слезинки и прокряхтел собравшемуся ретироваться Казанове:

— Малец, притащи-ка с антресолей пару фруктов.

Парнишка вернулся с пестреньким узелочком, в котором оказались две гранаты, по внешнему виду неотличимые от моей.

— Настоящие, не фуфло. Бери, пригодятся.

Я погрузила его «лимонки» в сумочку, оставив свою в качестве сувенира на кухонном столе. Вован безвозмездно вызвался довезти меня до ночного клуба.

Нет, все-таки он душка! И на что надеется? Что пятая попытка меня соблазнить окажется самой удачной? Не жалеет он себя, не жалеет!

С хозяином дома расстались сухо, без лишних эмоций. Лишь когда дверь за мной закрылась, я почувствовала, как меня отпустило напряжение. Проявление патриотизма у закоренелого правонарушителя радует и умиляет, но мы с ним по разные стороны баррикад, и в наших отношениях возможно лишь временное перемирие. Сегодня мы сидели за одним столом, а завтра опять, словно волк с зайцем, будем гоняться друг за другом.

Около ночного клуба свободного места для парковки не было — тесно, бок о бок, как на продажу, выстроились престижные элитные тачки. Мы остановились в темном переулочке метрах в трехстах от входа. Вовка заходить внутрь и светиться в моей компании отказался, предложив подождать меня в машине. Я так поняла, на случай побега и перестрелки. А может, надеялся напроситься на кофе по окончании операции. Эх, самоуверенная юность!

Я проникла в «Синицу», заплатив за вход в баксах, что не вызвало у кассира никаких лишних вопросов — здесь процветал либерализм и принималась любая валюта. Народу было полно, в зале закладывало уши от блатных аккордов песни Кучина и гула многих людских голосов. В центре на танцевальной площадке утомленно покачивалось несколько разновозрастных пар. Из другого зала, где расположились бильярд, игорные столы и рулетка, доносились то разочарованные, то восторженные вопли. Из отдельных кабинетов по углам слышались звон разбитой посуды и женский визг. Гуляли на всю катушку. Давно я не заглядывала в календарь. Может, нынче день работника теневой экономики, его и празднуют?

Я скромненько прислонилась к стойке бара, пытаясь сориентироваться в окружающем чаду и гвалте. Есть и пить ничего не хотела, и меня вполне устраивала занятость бармена пятью орущими и требующими немедленного обслуживания мордоворотами. План-минимум сводился к обнаружению каких-либо знакомых и выведыванию у них нужной информации. План покруче — к общению с персоналом. На самый крайний случай предполагалось выйти на середину и подать клич: люди добрые, кто тут оружием торгует? Сами мы не местные, помогите, кто чем может. И насобирать в шляпу от сердобольных мафиози «кольты», обрезы и минометы.

Знакомые, к сожалению, предпочитали посещению злачных мест домашний уют. И я уже наметила объект для психической атаки — хрупкого замотанного мальчика-официанта, но его ангелы-хранители не дали нашим путям пересечься. Из игорной комнаты гордо продефилировала Макаркина подруга Лариса под руку с огромным толстым боровом. Бритый налысо, в темных очках, с золотой серьгой в ухе, он производил сокрушительное впечатление. И, было заметно, не только на меня. Столик для пары освободили в считанные секунды, хотя ранее вакансий вроде бы не намечалось. Лариса бабочкой крутилась вокруг солидной угрюмой туши, похохатывала, закидывала длиннющие ноги одну на другую, отчего ее короткая кожаная юбка поднималась до подбородка, поглаживала коленки и наматывала пряди волос на палец. В общем, вела себя как круглая дура. Це крутой приятель молча погрузился в пожирание принесенной птицы, по размеру напоминающей индейку.