Алексей Макеев - Чистосердечное убийство Страница 22

Уже из машины Гуров снова и снова набирал номера мобильного и проводного телефонов. Все тот же равнодушный голос твердил про, возможно, выключенный аппарат и зону сети. Все так же уныло звучали длинные гудки. Напряжение нарастало, и Гуров уже не сомневался в том, что с девчонкой случилась беда.

Он набрал номер Рогозина и взбеленился, когда подполковник стал шепотом объяснять, что находится на совещании у начальника управления. Рогозин каким-то образом извинился там, в кабинете руководства, и выскочил в коридор.

Теперь он говорил в полный голос:

— Может, ничего не случилось? Вдруг она и в самом деле выключила телефон случайно? Или батарея села, а Ольга в этот момент в магазине или в ванной?..

— Надеюсь, что не с перерезанным горлом! — рявкнул Гуров. — Вы соображаете, о чем говорите? Да еще в такой ситуации! Час времени вам на установление места нахождения аппарата Ольги Ершовой. Запросите распечатку ее звонков за последние пять суток. Домой к ней я еду сам.

Гуров набрал номер Седова, велел ему отправляться к Ершовым и обязательно быть в полицейской форме. В Боброво они приехали почти одновременно, минут через сорок. Гуров приказал водителю Мише Спирину сидеть в машине и поглядывать по сторонам на предмет появления подозрительных людей. Он не уточнил, кого именно имел в виду, потому что и сам толком этого не знал. Может, кто-то по балконам станет спускаться? Вдруг появится тип с явными признаками нервозности и с наколками на руках?

Они взбежали на третий этаж и остановились у квартиры Ершовых. Гуров несколько раз нажал кнопку звонка и приложил ухо к двери. В квартире не раздавалось ни звука. Он вытащил носовой платок и попробовал подергать ручку. Дверь была заперта.

Седов молча позвонил соседям. Эта дверь открылась почти сразу. В коридор пахнуло свежими щами, котлетами и какой-то сдобой. А еще из квартиры донеслись детские голоса и музыка. Идиллия, семейное счастье!.. На пороге появилась приятная пухлая женщина лет сорока в переднике и платке, сбившемся на сторону.

— Ой, полиция! — Женщина совсем не испугалась, только лицо у нее собралось в грустные складки. — Вы к Ершовым?

— Да, мы ищем Ольгу, — сказал Гуров, подошел к женщине и спросил: — Вы ее сегодня видели?

— А вы откуда, господа хорошие? Отец-то…

— Мы все это знаем! — заявил Гуров и протянул соседке Ольги удостоверение. — Это капитан Седов из областного управления, а я из Москвы. Да, мы по делу майора Ершова. Нам очень нужна Оля!

— Товарищи, я ничем не могу вам помочь, — заволновалась соседка. — Она ведь двое суток уже не приходила. Я подумала, что Оля в Самару уехала, у нее ведь учеба.

— Откуда вы знаете про двое суток?

— Так они мне всегда ключи оставляют. И сейчас так было. Это еще отец ее завел. Он-то со своими участковыми делами и на сутки пропасть может, и больше, особенно когда дежурство у него или какие-то там происшествия. Мало ли, вдруг батарею прорвет или кран потечет, а открыть некому. Оля боится таскать с собой по общежитиям в Самаре ключи от квартиры. Она у меня их берет. А я всегда дома, куда мне с тремя спиногрызами-то деваться! Может, что-то случилось?..

— Простите, вас как зовут? — спросил Гуров.

— Анна Ивановна.

— Видите ли, Анна Ивановна, мы тоже волнуемся за нее. Может, она уехала в Самару или у подруги решила заночевать. Мы обязательно будем ее искать. Возьмите мою визитную карточку. Я вам сейчас номер мобильного напишу. Пожалуйста, позвоните, если Оля вернется. Мне или вот капитану Седову. А лучше попросите ее связаться со мной.

— Да, конечно, — заявила встревоженная женщина. — Только я думаю, что подруг-то у нее тут особенно нет. Рассказывала Оля, что никого из одноклассниц не осталось в городе.

— Если вспомните про какую-то ее подругу, тоже позвоните, — попросил Гуров, уже спускаясь по лестнице.

К приезду Льва Ивановича и Седова Рогозин собрал дежурную смену, работавшую в тот день, когда Оля Ершова явилась в кабинет к Гурову. Круглолицый майор напряженно думал и чесал мизинцем темечко. Его помощник с лейтенантскими погонами глядел на майора и пытался описать тот вечер. Коренастый прапорщик с короткой стрижкой только поддакивал и соглашался. Постепенно майор и прапорщик включились в восстановление ситуации. Они спорили, дополняли слова друг друга.

Наконец удалось установить, что Ольга вышла через дверь, которая вела к лестнице. Прапорщик помнил, что она была одна, хотя он и разговаривал со знакомым сержантом. Да, виноват. На посту нельзя отвлекаться, но он уверен, что никого с ней не было.

— Точно, в такси она села! — вдруг уверенно заявил прапорщик. — Так и было. Теперь я вспомнил. Этот дружбан мой как раз дверь открыл, чтобы выйти на улицу. Я видел, как машина остановилась. Потом он своей тушей обзор загородил. За этим я видел, что она уже в машине. Дверкой так хлоп!

— Девушка сама села? — спросил Гуров. — Около машины точно никого больше не было?

— Вот не могу сказать. Да и народ обычно мимо нас ходит, пешеходный переход прямо напротив нашего входа.

— Марка и цвет машины? — хмуро спросил Седов.

— Оранжевая… хотя нет. Точно, желтая «Лада Калина».

— Почему вы так уверены?

— Я вспомнил Путина. Он в Забайкалье по трассе ездил на такой же. Номер, конечно, было не видно, да я и не стал бы запоминать его. С чего бы? На крыше такая штука стеклянная, а на ней шашечки. Она там магнитом крепится.

Гуров поднялся в кабинет Рогозина и рассказал ему о случившемся. Подполковник согласился, что из попытки объявить Ольгу в розыск ничего не выйдет. Хотя бы потому, что заявление о пропаже человека могут подать только ближайшие родственники. Допустим Гуров, Седов или тот же Рогозин сейчас выйдут на местное начальство с рапортом, в котором укажут на возможность похищения девушки. Нет, ничего толкового эта попытка не даст.

— Первая же проверка и опрос дежурной смены покажет, что Ершову в машину никто насильно не сажал, — угрюмо констатировал Рогозин. — А уж если мы убедились, что кто-то извне умышленно влияет на ход следствия по факту гибели Бурмистрова, то такой рапорт просто засунут куда подальше. Да и мы засветимся со своим интересом к расследованию.

— Вы правы, — согласился Гуров. — Тут не рапортами надо размахивать. Значит, так, Алексей! Ты сейчас садишься в моем кабинете и начинаешь обзванивать все службы такси, сколько их есть в городе. Это первое. Второе. Ты должен опросить всех таксистов, которые сажали в машину девушку или молодую женщину в этом квартале. Третье, но это уже на всякий случай. Выясни, вызывал ли кто-то по телефону такси к зданию городского управления.

Теперь сыщику нужно было поговорить с майором Ершовым. Гуров снова воспользовался тем, что Рогозин имел право подписывать исходящие документы и запросы по линии своей службы. Через час Лев Иванович снова был в изоляторе, в комнате для допросов.

Когда Ершова ввели, Гуров по его глазам понял, что майор сильно взволнован. Это предчувствие или он что-то знает?

— Что вы такой нервный? — спросил Лев Иванович, когда тот уселся на стул и сжал руки на коленях.

— А я не должен быть нервным? — осведомился Ершов глухим голосом. — Мне улыбаться надо? Вы зачастили ко мне, а ничего хорошего я в этом не вижу. Особенно если учесть, что в прошлый раз мы объяснились. Опять уговаривать будете? Бесполезно! Мне дочь дороже собственной жизни. Все.

«Судя по стиснутым зубам и напрягшимся желвакам на скулах, Ершов и в самом деле решил замолчать и не отвечать на вопросы. Жаль мужика, — подумал Гуров. — Он даже не знает еще, насколько все плохо».

— Нет, Ершов, — возразил полковник. — Не тот сейчас случай, когда вам можно играть в молчанку и вешать на себя чужие грехи. И как раз из-за вашей дочери.

— Что с ней? — Ершов вздрогнул, сразу догадавшись, что этот человек пришел к нему не с добрыми вестями.

Глаза у него сделались очень большими, просто огромными.

— Что?

— Плохо. У меня есть основания полагать, что ее похитили.

— Вот!.. — бесконечно усталым голосом сказал Ершов, опуская голову. — Это и случилось. Я же говорил вам, что она — залог всего. Что ее не пощадят, если я открою рот. Зачем вы все это делаете? Вам-то какая разница, кого посадят? Бурмистрова уже не вернешь.

— Для меня очень большая разница, — жестко ответил Гуров. — Просто огромная! Так возможное отличается от невозможного. Сидеть должен тот, кто убил. И тот, кто велел это сделать. Невиновный человек не может угодить за решетку! Дети не обязаны страдать из-за грязных игр взрослых. Скажите, разве это не повод, чтобы вмешаться во все то, что тут происходит? Вы, майор полиции, мне говорите такие вещи!

— Я отец! — закричал Ершов, глядя в глаза Гурову. — Понимаешь?

— А что, отцы перестают быть офицерами полиции? Они не борются с преступностью? И не надо на меня так смотреть, я вас жалеть не буду. Надо было решение принимать сразу, прямо там, у ангаров, когда кто-то стрелял в Бурмистрова. Вы из слабости купились на угрозу! От вас требовались срочные действия, а вы медлили, думали о дочери. Плохо, конечно, не это, а то, что вы дали преступникам возможность запугать вас, угрожать вам. Им не было бы смысла мстить ей, если бы вы там с оружием в руках защищали закон, пусть даже погибли бы, но честным человеком! А я теперь должен спасать вашу дочь, вытаскивать вас из этого дерьма, в которое вы сами себя втоптали. И он еще на меня глазами сверкает!