Мери Райнхарт - Альбом Страница 22

Он взял у меня перчатку и стал ее рассматривать. Затем без лишних слов направился в прачечную. Я села на ящик, а он на гладильный стол. Все жители Полумесяца гладят свое белье на гладильных столах. Я рассказала ему все, что знала. Когда закончила, он сделал то, что сделала моя мама: поднес перчатку к носу и стал обнюхивать.

— Гуталин, конечно, и еще что-то. Трудно поверить, но это так. Это оно.

— Что оно?

— Наше дело. Интересно… — он замолчал, улыбаясь. — Сегодня вечером вы дали Джиму первый шанс, который так был ему нужен. А теперь расскажите мне все еще раз.

Я рассказывала, а он сидел в неудобной позе на столе и внимательно слушал, не проронив ни слова. Когда я закончила, он кивнул мне, положил перчатку в карман и встал.

— Вы прекрасно поработали, мисс Лу. Интересно было бы узнать, где Маргарет Ланкастер нашла ее и почему от нее избавилась? Из-за добрых чувств или еще почему-то? У нас будет много работы. Очень трудно доказать невиновность Джима. Но для этого я здесь. И вы тоже, думаю.

— Я сделаю все, что смогу, — уверила я его. Голос мой дрожал. Вдруг я заплакала. Он подошел ко мне, похлопал по плечу, и я почувствовала, что от него все еще пахло горелым. Я улыбнулась. Он дотронулся до своих обгоревших бровей.

— Согласен, я не очень хорошо выгляжу. Вы можете мне не поверить, но я симпатичный парень. И рад, что сейчас темно, поскольку без бровей я, как дом без карниза.

Глупости, которые он говорил, помогли мне прийти в себя. А он именно этого добивался.

— Я здесь потому, что Джиму плохо. Мы с ним члены одного братства. Рукопожатие, клятва и все такое. Кстати, мы поклялись молчать об этом.

Это была моя вторая встреча с мистером Гербертом Рэнчестером Дином, которого Хелен называла Берти. Он был криминалистом и, работая вместе с полицией, смог в конце концов раскрыть это дело. Но я тогда не знала, чем он занимается, не знала о его лаборатории, которая, когда я там все же побывала, очень напомнила мне место, куда мама сдавала свои анализы.

О себе и о своей работе он рассказал мне тогда, когда после двух страшных недель ужаса и смертей во всех газетах страны была опубликована разгадка этого ужасного дела и царству страха пришел конец.

— Я не одинокий волк, — заметил он тогда, — и охочусь в стае. Дело в том, что без полиции я был бы беспомощным, хотя полицейские нуждаются во мне только время от времени. На них работает целая машина, а я вооружен знаниями. Занимаюсь мелочами, а в их поле зрения дело в целом.

У них есть люди, радио, телетайп, целая система законодательства. Я же работаю только с микроскопом. Но с этим делом мне повезло. Например, перчатки. Обычно такими вещами занимается полиция. Они должны их найти, а мое дело определить, что перчатки пахнут гуталином, если, конечно, они сами не догадаются об этом!

Но вернемся к перчаткам. Их должно быть две. Топор держат двумя руками. Но обе перчатки получил я, одну за другой. Это объясняло, как было совершено убийство, но не указывало на личность убийцы, — добавил он, загадочно улыбаясь.

Напомню, что тогда, в пятницу ночью, а это была вторая ночь после убийства миссис Ланкастер, я ничего об этом не знала. Не знала о том уважении, которым пользовался Дин у полицейских, как и о телеграмме, посланной ему Джимом, по которой он срочно прибыл к нам на самолете, преодолев пятьсот миль и затратив на это меньше пятисот минут. Но полиция наша, конечно, все о нем знала! И первый, с кем увиделся мистер Дин по прибытии, был комиссар полиции. Это было в пятницу вечером — после того, как он услышал рассказ Джима.

— Я бы хотел вначале освоиться, познакомиться с обстановкой, если вы не против, — сказал он комиссару. — Не говорите пока своим людям, что я приехал.

— Поступайте, как хотите, Дин. Это такое дело, что мы в нем запутались. Как в водовороте — или выплывем, или утонем. — Объяснив таким красочным образом свое положение, он поинтересовался, что намерен делать Дин.

— Буду работать дворецким у Веллингтонов. Все дело крутится вокруг Полумесяца, уверен в этом. Возможно, мне кое-что удастся узнать от слуг.

Но этот оптимизм не оправдался. Наши слуги могут болтать между собой, в этом нет сомнения. Но они не стали общаться с Гербертом Рэнчестером Дином, известным криминалистом, временно работавшим слугой и поваром-дворецким у Веллингтона.

Об этом я тоже ничего не знала, когда мистер Дин с перчаткой, аккуратно завернутой в газету, выскользнул на улицу из кухни, а я закрыла и заперла за ним дверь. И только когда поднялась на второй этаж, почувствовала себя не очень уверенно. Что я знала об этом человеке? Только то, что он, по его же словам, работает на Джима, и еще какие-то неясные воспоминания о том, что видела его на крыльце во время вечеринки у Веллингтонов. Было уже за полночь, но часов до двух я все ходила и ходила по своей комнате, неуверенная и расстроенная.

На часах было два, когда я наконец разделась, погасила свет и подошла к окну, чтобы поднять занавеску.

Усталость была так велика, что спать совсем не хотелось, и я несколько минут постояла у окна, глядя вниз. Подо мной было два сада, наш и Ланкстеров, и кусок лужайки, которую подстригал Эбен, когда мисс Эмили с криком выбежала из дома. Между двумя участками, напомню, ряд тополей, тоненьких и изящных. Вдруг я заметила, что там кто-то есть.

За стволом одного из тополей стоял мужчина. Затем, скрываясь то за одним деревом, то за другим, он стал пробираться к ничейной земле. Добравшись до нее, он перестал скрываться и быстро пошел в сторону ее задней части. Кто это был, как он выглядел, высокий или маленький, худой или полный, мне было не видно.

Я стояла у окна и удивлялась. Передо мной находился дом Ланкастеров, закрытый деревьями, за исключением боковой двери и крыши, которая возвышалась над ними. Было темно, только в спальне мистера Ланкастера, как всегда, горел ночник. Я посмотрела на крышу и увидела там такое, что мое удивление перешло в беспокойство.

На крыше был еще один человек. Он тихонько полз на коленях, опираясь о крышу руками. Время от времени останавливался и смотрел вверх на сток мансарды, располагающейся на третьем этаже. Вся эта сцена, освещенная луной, была настолько страшной, что некоторое время я не могла пошевелиться. Затем все же взяла себя в руки и побежала вниз, чтобы позвонить Ланкастерам по телефону.

К телефону подошла Эмили. Голос ее был сонным.

— Что случилось? Кто это?

— Это Луиза Холл, мисс Эмили.

— Господи, Луиза, что-то случилось? Я выпила снотворное и только что уснула.

— Послушайте, мисс Эмили, не бойтесь и не шумите. На вашей крыше какой-то человек.

— На крыше? Ты уверена? — спросила она довольно безразличным голосом.

— Да. Он, наверно, залез туда по стремянке. Разбудите кого-нибудь и попросите убрать лестницу. Тогда он не сможет спуститься, а я позвоню в полицию.

Она не сразу ответила мне, поскольку была в нерешительности, тем более что снотворное мешало ей думать.

— Не могу этому поверить, но скажу Маргарет.

Он даже не положила трубку. Что же там происходит? Потом услышала ее довольно тяжелые шаги в коридоре и поняла, что она идет к Маргарет.

Когда я снова подошла к окну, мужчины на крыше не было. Возможно, через открытое окно он услышал телефонный звонок. Теперь я в этом просто уверена. Во всяком случае, та часть крыши, которую я могла видеть, была пустой. А когда я вышла на улицу и нашла полицейского, который все еще дежурил у дома Ланкастеров, мы с ним не нашли никакой лестницы.

Полицейский был настроен скептически.

— Может быть, вам это приснилось, мисс?

— Приснилось? Да я еще не ложилась спать!

Он внимательно посмотрел на меня.

— Вы довольно поздно засиделись. Здесь так не принято. Такое спокойное место.

— Для вас, может быть, и спокойное. Для меня — нет.

Маргарет вышла на парадное крыльцо и подошла к нам. Она тоже сомневалась.

— Это невероятно, Луиза, — сказала она взволнованно. — Я взяла револьвер папы, и мы с Эмили пошли в комнату, где обычно стоит лестница. Она на месте. Ничего не тронуто.

Я стала объяснять полицейскому, что произошло. А главное, что это за комната. И у нас, и у Ланкастеров в доме на третьем этаже есть комната, куда можно пробраться через дверцу, проделанную в потолке. В этой комнатке мы держим лестницу для того, чтобы можно было забраться на крышу, если там нужно что-то починить или покрасить. Именно об этой лестнице говорила Маргарет. Она повела полицейского в эту комнату, а я отправилась домой. Через несколько минут я увидела полицейского на крыше, он внимательно ее разглядывал, но ничего подозрительного явно не нашел и исчез из виду.

Это было в пятницу ночью или, вернее, в субботу утром. Было половина третьего, когда я наконец забралась в постель и уснула, смертельно уставшая от всего происшедшего.