Лин Гамильтон - Мадьярская венера Страница 22

Читатели, возможно, еще не знают, а может, уже слышали, что эти дневники привели к одному из самых выдающихся открытий — фигурке венеры эпохи палеолита, известная теперь как Мадьярская венера. Я убежден, что именно благодаря этому Пайпера будут помнить.

А теперь я представляю вашему вниманию дневники выдающегося путешественника и пытливого ученого, Сирила Джеймса Пайпера».

Похоже, кое-что «шито белыми нитками». Хотя предисловие к книге и те объяснения, что Кароль дал мне во время обеда, полностью совпадали (ведь, в конце концов, это то, чем обычно занимается человек, когда пытается проследить историю объекта — ищет несоответствия), все-таки меня беспокоила одна небольшая странность и в предисловии, и в нашем разговоре за обедом. Почему дневники оказались в Будапеште, когда Пайпер, совершенно очевидно, вернулся в Англию, не только для того, чтобы представить свои находки, но, если Кароль прав, и остаться там? Неужели он вот так просто взял да и оставил свои дневники? Обычно так с дневниками не поступают. Если он все-таки взял их с собой, то каким образом они вернулись обратно, особенно учитывая те ужасные события, что захлестнули Венгрию в прошлом столетии?

И почему открытию венеры была посвящена лишь пара абзацев? Даже в предисловии об этом почти ничего не говорилось. Может, Кароль нашел ее уже после того, как книга была сдана в печать? Возможно. А может, он планировал написать еще одну книгу, теперь посвященную статуэтке? Тоже возможно. И все же, вопросы, вопросы…

И, в конце концов, не слишком ли много совпадений? Кароль случайно нашел доклад Пайпера, а потом так же случайно нашел дневники, а затем (Боже мой!) появляется венера. Как бы ужасно это ни звучало, вполне возможно, что все сложилось чересчур удачно, оба объяснения уж слишком совпадали. Было такое впечатление, что они были отрепетированы и не один раз. Возможно, Диана права. Что-то тут не так. Необходимо самой во всем покопаться. Я взяла телефон.

— Привет, Фрэнк, — произнесла я, как только нас соединила секретарша, голосок у нее был словно у пятилетнего ребенка. — Это Лара.

— Лара! — воскликнул он. — Здравствуй, — его голос звучал, так скажем, несколько неуверенно. И не удивительно, учитывая, что я приставала к нему с непристойностями, выражаясь довольно громко, что было неуместно в тот вечер в баре. Я едва могла поверить, что вытворяла подобное, да я при одной только мысли о подобном заливаюсь краской от смущения.

— Я звоню, чтобы извиниться за тот вечер. У меня не было этой возможности во время похорон. Не знаю, что нашло на меня. Обычно я так не напиваюсь, да и не веду себя так. Просто совсем недавно я порвала отношения, которые длились несколько лет. Видимо, я была немного не в себе. Тяжело все это, — добавила я. Теперь посмотрим, подействует ли эта явная, но лишь косвенно правдивая мольба о сострадании.

— Боже! — произнес он. — Это действительно очень нехорошо.

— Я надеялась, что ты позволишь пригласить тебя куда-нибудь в ужасно дорогое место на ленч, чтобы я смогла искупить свою вину, — предложила я.

Он рассмеялся.

— Конечно, я не против.

— Как насчет сегодня? — предложила я.

— Было бы замечательно. Погоди минутку, я проверю ежедневник. — Последовала небольшая пауза. — Идет! Когда и где?

— Бистро «990», в час дня?

— Годится, — согласился он. — То есть, я хотел сказать, что сойдет за извинение за тот вечер. Если только ты опять не начнешь приставать ко мне.

Стало ясно: за свою неосмотрительность мне придется расплачиваться еще очень долго.

— Обещаю, — заверила я. — Увидимся в час.

Я настояла на том, чтобы нам принесли бутылку отличного вина, и теперь потихоньку пила из своего бокала мелкими глотками в отличие от Фрэнка.

— Я читаю книгу Кароля, — сказала я. — Мне очень нравится. Полагаю, что она разойдется «на ура», учитывая всю эту шумиху вокруг венеры. Кстати, книга просто восхитительна! Иллюстрации, фотографии, обложка — все. Она действительно хорошо продумана.

— Спасибо. Я рад, — произнес он. — Первые продажи хорошие. Магазины начинают закупать ее, что тоже неплохо. Посмотрим, как будет обстоять дело с повторными заказами. Хотя у книги есть все: венера, которой двадцать пять тысяч лет, автор, которого обожают телекамеры и по которому просто с ума сходят женщины-репортеры, да еще и разгадка настоящей тайны. Сами по себе эти дневники почти ничего не стоят. Только, пожалуйста, не говори никому о том, что я сказал это, особенно Каролю, ладно? — попросил он, делая еще один большой глоток.

— Учитывая, какой компромат у тебя есть на меня, было бы очень глупо с моей стороны раскрывать твои секреты, — ответила я.

Он улыбнулся.

— Спасибо, что напомнила. Ящик этого вина, и ты будешь прощена окончательно и навсегда. Шучу! На самом деле, ты была очень даже ничего, а я был достойным холостяком. Только через много лет после колледжа я смог отдаться своим истинным, э-э-э, предпочтениям. Я был польщен. И даже хорошенько подумал над твоим предложением.

— Ты так добр. Должно быть, выпуск книги обошелся в приличную сумму. Такая качественная бумага, а какой дизайн!

— Угу. Я боялся, что о нас даже и не вспомнят, что Коттингем и Кароль обратятся в какое-нибудь большое издательство или в университет, но Кортни Коттингем вложила некоторую сумму, и это очень помогло. Кароль уговорил ее, этот сладкоречивый засранец. Этот парень и птицу уболтает.

— Он вчера звонил мне, — сказала я. — Ты что, дал ему мой номер?

Этот вопрос, конечно, не был частью моего расследования, но я должна была знать.

— Каким образом я мог сделать это? — удивился он. — Я даже не знаю его.

— Я очень удивилась, когда он позвонил, ведь вечером в Коттингеме было ясно, что он не помнит меня.

— Об этом ты в баре рассказывала. И не раз. Я напомнил ему про тебя, что вы встречались и все такое, когда разговаривал с ним на следующий день. Я рад, что он позвонил.

«Черт», — подумала я. Я не раз замечала, что иногда лучше оставаться в неведении. Я не очень-то поверила во всю эту историю про очки, но все же…

— Так Кароль вот так просто вошел к тебе в кабинет, а в портфеле с собой у него была рукопись?

— Почти угадала, — кивнул он. — Он не стал прибегать к помощи агентов и тому подобным ухищрениям. Он просто пытался продать ее по более выгодной цене. Тогда у него еще не было венеры, так что рукопись не представляла большого интереса. Существует достаточное количество книг и дневников о путешествиях викторианской эпохи. И если в них не описывается нечто особенное, например, что-то вроде гробницы фараона Тутанхамона, они не вызывают особого интереса. Если бы это был не Кароль, я бы не стал уделять ей много внимания. Я имею в виду то, что мы в «Калман и Хорст» стараемся публиковать книги, написанные канадцами, на темы, интересующие канадцев. Откровенно говоря, мы были близки к банкротству. Кароль мог заработать себе имя на книге, но книга сама по себе не представляла особой ценности. Но ты же знаешь, каким убедительным может быть Кароль. Он сказал, что сделает нечто такое, что поспособствует продажам, и, видит Бог, он это сделал. Без какой-либо посторонней помощи он помог нам выбраться из очень затруднительного положения.

— Разве тебе не удалось взглянуть на оригинал дневников? Это было бы очень интересно, по крайней мере, для такого человека, как я, обожающего всякий антиквариат и древности.

— Я не видел оригинал. Он где-то в сейфе у Кароля. Возможно, он подарит его музею. Думаю, он просто выжидает, пока не окупится та благотворительная квитанция для налоговой. Хотя я видел копии. Написаны от руки, конечно, да и наброски, о которых говорит Кароль, там же. Мне еще удалось взглянуть на отчет по докладу Пайпера в Лондонском клубе. Тоже копия. Оригинал все еще находится в музее Брэмли. Кароль пытается выяснить, не согласятся ли коллеги из Брэмли выслать дневники для Коттингема, либо для временной выставки, либо, что предпочтительней, для постоянной экспозиции. Если только ему не удастся убедить руководство продать их. Кстати, о Кароле, — продолжил он, — у меня сложилось стойкое впечатление в тот вечер в баре, что Доверкортские дивы вовсе не были очарованы им. Что стряслось-то?

— Без понятия, — пожала я плечами. Кто у кого информацию добывает, а? — Полагаю, он со многими из нас встречался, а потом бросил, так что вполне может быть, что обида до сих пор не прошла. Было бы странно, если бы остались какие-то другие чувства.

Если Фрэнк Калман надеялся получить от меня какую бы то ни было информацию, он сильно ошибался. Я здесь задавала вопросы. Очевидно, он был не в курсе, что связался с Молчаливой богиней.

— А что с Анной-то произошло? — вспомнила я. — Что означали все эти выкрики «Как ты мог!», ну и так далее? Что там вообще произошло?