Наталья Никольская - Под стук колес Страница 22

– Почему вокзал?

– Да Полина говорила, что он пропал после того, как сходил на вокзал, сумочку купил. Думаю, что здесь будет трудно преступников найти. Знаешь, сколько таких, кто выцепляет паренька при деньгах?

– А с Антиповым что?

– Тоже пока неизвестно. Но думаю, что мотивы те же. Ограбление.

– Мне надо подумать, – протянула я.

– Хорошо, думай, – ответил Жора. – Звоните, если что надумаете.

Я повесила трубку и погрузилась в размышления. Логика в Жориных рассуждениях, бесспорно, была. И скорее всего, все обстояло именно так, как он предполагает. И это значит, что преступников можно искать до второго пришествия. Если только не поможет какая-либо случайность. Единственное, что меня смущало, так это то, зачем понадобилось убивать Старцева и Антипова? Ведь Жора просто уверен в их смерти. Кинуть-то можно и просто так. Очень технично и аккуратно. Без шуму и пыли, как говорится.

Ладно, не стану я этим забивать голову. Займусь опять Мариной. Я решила сама поговорить с проводниками новороссийского поезда насчет нее. Пусть расскажут, с кем она встречалась в этот период. Я вспомнила слова Светы Мишиной, Марининой подруги, о том, что примерно полгода назад Марина стала «какая-то не такая». Проводницы с новороссийского поезда могут знать, с кем она в то время общалась.

Только вот в какой бригаде она работала? И с кем? Ладно, на месте разберусь.

Я быстро позавтракала и побежала на улицу. Села в троллейбус и поехала на вокзал. Прошла сразу в депо. Там мне сказали, что поезд на Новороссийск как раз скоро отправляется. И вся бригада, естественно, там. Так что бегите, девушка, скорее обратно, на первую платформу. На вопрос, не в этой ли бригаде работала Марина Левкина, мне ответили, что, извините, но вот этого мы не знаем. И вообще не уверены, захотят ли проводники с вами беседовать. Им, сами понимаете, не до вас.

Я поблагодарила и помчалась по шпалам обратно. Вот черт, не могла сразу заглянуть на перрон! Теперь тащись в такую даль. Добежав до поезда, я услышала голос дикторши, объявившей, что поезд Тарасов – Новороссийск отправляется с первого пути.

Раздумывать было некогда. Я сиганула в первый попавшийся вагон, утешая себя тем, что проеду немного, поговорю со всеми и выйду на следующей станции. Доеду потом домой на автобусе.

Я прошла по коридору и столкнулась с молодой блондинкой в проводницкой форме, которая ошеломленно уставилась на меня. Неужели я так плохо выгляжу? Совсем уж, что ли, страшная стала?

– Скажите, пожалуйста, – кинулась я к ней, прижав к стенке вагона, – вы не знали такую Марину Левкину? Она работала полгода назад на этом поезде?

– Нет, – ответила девушка. – Полгода назад меня здесь не было.

– А вы не знаете, в чьей бригаде она работала?

– Нет, – ответила девушка, бочком пытаясь пройти. – Мне работать нужно, извините.

Я поспешила в следующий вагон. Хотелось бы обойти весь состав до следующей станции, чтобы не зависнуть здесь надолго.

Там со мной просто не стали разговаривать. Когда я переходила дальше, то услышала, что за мной кто-то идет. Я придержала дверь и прошла в тамбур следующего вагона.

– Ты что здесь все вынюхиваешь, сука? – раздался за моей спиной зловещий голос. – По-хорошему не понимаешь? Ладно, будем по-плохому!

Я почувствовала, как сильные руки схватили меня, вывернули мою правую руку, после чего я ощутила тонкую боль от укола иглой и отключилась.

Очнулась я в какой-то конуре, где было темно и мрачно. И очень жарко. В голове шумело, все части тела были словно выкручены несколько раз. Ужасно хотелось пить. Сама я была словно с сильного похмелья.

Руки и ноги не связаны, рот не заткнут. И дверь вроде не заперта. Что за чудеса? Куда я попала? Может, сдернуть отсюда можно?

Выйдя на залитый солнцем двор, я увидела сидящего на маленькой скамеечке мужчину лет сорока, черноволосого и смуглого. В нем явно была примесь восточной крови. Так, охрана. А я-то размечталась убежать!

– Очнулась, красавица? – с ухмылкой спросил мужчина. – Вот будешь знать теперь, как не в свои дела соваться. Думаешь очень много? Здесь тебе некогда думать будет. Здесь работать надо!

– Где я? – спросила я с трудом. Язык что-то плохо слушался меня.

– Где, где! Не в Караганде, это точно! А там, где пожарче! – и он захохотал, сочтя, видимо, себя очень остроумным.

– Послушайте! – не выдержала я. – Немедленно скажите, где я нахожусь. Вы не имеете никакого права меня держать здесь насильно. Я даже не знаю, кто вы! И вообще… я хочу домой.

– Это у тебя нет никаких прав, поняла? – сузив черные маслянистые глаза, ставшие моментально злыми и жестокими, ответил мужчина. – Ты рабыня. У тебя ни документов, ни прав, ничего. Ты здесь с голоду без меня подохнешь. Так что советую не пытаться убегать – хуже будет. Работать будешь, тебя за это кормить станут. Будешь вести себя хорошо – повысим. Поняла?

– Я ничего не хочу понимать! – закричала я, а в голове стучало одно: не плакать, только не расплакаться перед этой сволочью!

– Тебя никто и не спрашивает, чего ты хочешь, ясно? Все, пошла! На работу, живо! Выспалась уже!

Я не двинулась с места. Мужчина подскочил, выхватив из-за спины тонкий хлыст и взмахнув им. Взвизгнув, хлыст опустился мне на плечо. На загорелой коже тут же проступила багровая полоса.

Я не вскрикнула и не заплакала. Просто посмотрела на рану и подумала: вот это я запомню. И отомщу тебе жестоко. Так, что моя теперешняя боль покажется тебе просто наслаждением.

Потом повернулась и пошла, подталкиваемая в спину мужиком с хлыстом.

Он привел меня на какое-то огромное поле. Там находилось довольно много народу. В основном, молодые люди. И мужчины, и женщины. Все были одеты в какое-то выгоревшее на солнце рванье. На головах панамки или просто какие-то намотанные тряпки. Тела загорелые до черноты. Все они были русские. Изможденные, высохшие, с мутными глазами.

Люди были оснащены какими-то маленькими ножичками, которыми они разрезали коробочки на растениях, заселявших поле. Присматривал за всеми чернявый мужчина без возраста. Ему можно было дать и тридцать лет и все пятьдесят. В руках у него был автомат. Само поле было обнесено колючей проволокой.

«Как в концлагере»! – подумала я, и почувствовала, как по жилам словно растекается ледяная жидкость, несмотря на палящее солнце.

– Вставай сюда! – приказал приведший меня мужчина, указав на один из рядков.

Я встала рядом с невысоким парнем с тупым, бессмысленным взглядом, сосредоточенно делающим надрезы на коробочках. Мужчина вложил мне в руку такой же маленький ножик.

«Может, всадить ему прямо в сердце»? – мелькнула у меня мысль, но я тут же отбросила ее: ножичек был слишком коротким, до сердца не достанет. И потом, чего я этим добьюсь? Стоит только ударить этого ножом, как второй, с автоматом, тут же прошьет меня.

Глядя на измученных, отупевших людей, я поняла, что никто из них мне не поможет. И свалят мое бедное тело куда-нибудь в канаву, засыплют землей, и никто не вспомнит о русоволосой женщине, затесавшейся из-за дури собственной в их ряды… И только Полина будет безуспешно названивать мне и ломать голову, куда я подевалась. Да дети поспрашивают-поспрашивают, где мама, а потом забудут…

При мысли о детях и о Полине мне снова захотелось заплакать, но я сдержалась. Хотя стоило мне это очень больших усилий.

– Пошевеливайся! – прикрикнул на меня мужчина с хлыстом. – Присматривай за ней, – приказал он тому, что с автоматом. Тот кивнул. – Девка, говорят, прыткая больно.

«Кто говорит»? – подумала я. – И почему прыткая? Откуда они знают меня? Неужели я прыткая"?

Но ломать над этим голову было некогда, и я торопливо принялась надрезать коробочки и выдавливать из них какие-то капли. Как я узнала потом, эти капли должны были затвердеть, после чего их и собирали. Это был опиум.

Посматривая на окружающих, я убедилась, что никто между собой не разговаривает. Даже не пытается.

Где же я нахожусь? Нельзя смиряться со своим положением, иначе отупею, стану одной из этого стада, утрачу способность соображать! Надо думать, постоянно придумывать, как убежать отсюда. Потом будет поздно. Боже, какая я дура! Даже не сказала никому, куда собираюсь. Ни Полина, ни Жора, ни Кирилл не будут знать, где меня искать. Все, пропала Ольга.

Судя по тому, что солнце палит больно уж сильно, это какое-то южное место. Средняя Азия, что ли? Да здесь же наверняка сплошные аулы, никакой администрации, помощи искать не у кого. А вдруг здесь еще и воюют? Убежишь, а тебя какой-нибудь боевик примет за шпионку и пристрелит? Да, веселенькие перспективы!

К обеду мои руки были покрыты порезами. Сноровки у меня еще не было, и ножичек частенько попадал не по коробочке, а по пальцам. И очень хотелось пить. Постоянно.